В постели с незнакомцем (СИ) - Лель Агата - Страница 32

- Почему он молчал раньше? – сквозь зубы процедила Вера. Её трясло. Открывшийся факт перевернул всё с ног на голову.

- Боялся, не хотел, чтобы его впутывали в эту историю. Боялся Олега, расспросов милиции, наказания. Не хотел, чтобы кто-то знал, что именно он там делал. Он долго скрывал это от всех, а потом выпил, и язык развязался, рассказал, что всё видел и слышал. Только тогда он говорил совсем другое, нежели сегодня.

- Что он говорил? - по слогам выдавила Вера.

- Что ты сама соблазнила Олега, позволила себя лапать и только потом с чего-то вдруг заорала, изображая из себя жертву.

- А что он сказал сегодня?

- А сегодня он сказал, что Олег взял тебя силой, и что ты сопротивлялась. Сизый уже далеко не сыкотный подросток, да и брата давно нет, ему больше нет смысла скрывать, - он снова замолчал.

По стеклу тихо стучали капли дождя, Вера глубоко дышала, переваривая услышанное.

- Зачем тебе это было нужно? Зачем ты его разыскал?

- Я хотел знать правду.

- Ты не верил мне на слово?

- Он был моим братом! – повысил голос Назар, и в его словах было столько непролитой боли, что Вера непроизвольно вновь ощутила себя виноватой.

Он пятнадцать лет жил с мыслью, что она подставила его брата и вдруг выяснил, что то, во что он свято верил долгие годы - рассыпалось на глазах. Это родной брат – насильник, а девушка, которая, как он считал, разрушила его жизнь – ни в чём не виновата. Она жертва.

Обняв руками колени, Вера смотрела в чёрную пустоту за окном.

Если он хотел выяснить, как всё было на самом деле, значит, ему не всё равно, верно? Он приехал к ней ночью, значит, она ему небезразлична…

А может, он следил за ней весь вечер? Сначала подложил фотографии в ящик, дождался её приезда с работы, проследил до больницы, потом обратно...

Тёплая ладонь легла на её плечо, скользнула по щеке, дрожащим губам.

- Давай ложиться, - мягко потянул её за собой, окутывая руками.

Вера прильнула спиной к его широкой груди. Ледяная монета на старом шнурке прожигала кожу. Вечное напоминание о том дне... Её боль. И его.

Неужели это всё-таки он подкинул фотографии? Или это кто-то другой, желающий ей зла?

Но у неё нет врагов: единственный человек, который относился к ней с открытой неприязнью - сейчас в могиле, и если не Золоторёва, то кто?

Кто носит маску?

- Может, я выйду где-нибудь здесь? Мне кажется, не нужно, что бы кто-то увидел нас вместе.

- А кто может нас увидеть? Дом пуст, - Назар сбавил скорость и завернул в лесную чащу, минуя плотные ряды однотипных сосен.

Сегодня они проснулись очень рано и долго занимались любовью. Не безумным сексом, а именно любовью – неторопливо познавали друг друга, утопая в новых ощущениях.

Вера влюбилась. Страстно, горячо, безудержно. Она хотела раствориться в нём полностью, впитать каждой клеточкой его клетки, хотела забраться ему под кожу, врасти в его тело, стать им, частью его. Любовь на грани помешательства: она сходила с ума без него и так же лишалась рассудка рядом.

"Астон Мартин" остановился возле ворот; вдоль забора сероватыми кучками высился плохо убранный снег, дорожка покрылась ледяной коркой.

Не дожидаясь, пока он откроет ей дверь, Вера выбралась на улицу и накинула капюшон.

- Идём, - проронил он и, засунув руки в карманы пальто, зашагал к дому. Вера засеменила следом, бросая взгляды на его широкую спину.

Что держит его здесь, в этом мрачном месте? Жена? А если она проживёт ещё пять, десять лет, он так и останется узником обязательств? А как же она, Вера? Или они годами будут просто любовниками?

- Вчера здесь был Крестовский, - бросила она, аккуратно перешагивая заледеневшие кочки.

- Знаю.

Коротко, лаконично. В этом весь Туманов. Но взгляд, которым он её одарил, был совсем другим. В нём больше не было холода.

Вера всё-таки споткнулась, и он поймал её, не давая упасть. Обхватил талию руками, притягивая ближе. Его губы алели, пробуждая непристойные воспоминания; на бледных щеках пробилась густая щетина, глаза цвета расплавленной стали раздевали её догола, лицо же по обыкновению оставалось беспристрастным.

Боже, какой же он красивый.

Не выдержал – наклонился, впиваясь рваным поцелуем, будто выкрадывая последнее мгновение близости до того, как они снова станут для всех временно чужими.

Не отрываясь от его губ, Вера вскинула глаза наверх: в окне второго этажа стояла ошарашенная Анечка.

Как же неудобно получилось...

Вера взбивала блендером овощную смесь для Ларисы и думала о горничной.

Какие выводы теперь сделает эта фантазёрка? Хотя какие тут можно сделать выводы – он поцеловал её в губы, всё так очевидно… Жене его Аня, конечно, не расскажет, да и к Крестовскому вряд ли побежит, но сам факт того, что кто-то теперь знает, Веру смущал. Всё-таки он женат...

Кинула взгляд на Ларису - сегодня она выглядела особенно безмятежно. Анжела постаралась на славу: аккуратно причесала женщину, надела нарядное платье. Даже нанесла на скулы немного румян. Но она по-прежнему оставалась лишь куклой, оболочкой некогда живого человека.

Сколько она ещё протянет? В таком состоянии люди могут жить десятки лет - были в медицинской практике такие прецеденты. Хороший уход и дорогие препараты творят чудеса.

Конечно, если кто-то вдруг раскроет настежь окно, то бедняжка тут же схватит воспаление лёгких, а в её состоянии это практически сто процентов летальный исход…

Или если вдруг в пище попадётся плохо перемолотый кусочек, она непременно подавится и тут же умрёт… Каждый день может стать для неё последним.

Вера насыпала в контейнер кусочки резанной моркови и включила блендер на максимум. Тщательно перемолола овощи, залила содержимое в зонд.

Лариса была для неё сейчас единственной помехой. Для них обоих. Пока она жива - Назар связан. Вера уже поняла, что он не оставит безнадёжную женщину, из чувства благодарности ли, страха, вины… Но вины за что? Он же не причастен к несчастному случаю, произошедшему в горах.

Или всё-таки причастен?

Мысли путались, мешая сосредоточиться на чём-то одном, стерильная трубка выпала из рук. Вера нахмурилась, вспоминая, принимала ли она сегодня препарат.

- Лариса, обед, - сказала вслух, наклоняя спинку кресла. Интенсивно взболтала смесь, внимательно проверяя, не остались ли крупные кусочки.

Какой бы помехой Лариса для них не была, она будет жить столько, сколько ей отведено. Увы, она не виновата, что кто-то полюбил её мужа, и уж точно не заслуживает преждевременной смерти.

Застывший взгляд женщины не выражал абсолютно ничего, а искусственно нарисованный румянец ещё сильнее оттенял бледность пергаментной кожи. Если бы Вера не знала, что у дочери Крестовского апаллический синдром, она бы решила, что женщина мертва.

Кольнула неприятная догадка. 

- Лариса… - прошептала чуть слышно и потрогала её ладонь – холодная, как лёд. Прислонила два пальца к вене на шее, выискивая биение пульса. Пульса не было.

Лариса была мертва.

 И снова кладбище, снова грязные комья на таком же грязном снегу. Шикарный гроб из красного дерева медленно опустился в раскуроченную пасть земли.

Шёл дождь со снегом, продрогшие провожающие в последний путь почтительно склонили головы, разыгрывая скорбь. Вера видела фальш на их лицах, такую отвратительно неприкрытую. Искренне огорчены были, наверное, только три человека: Ира, Анжела и Крестовский. И если первых опечалил факт, что они потеряли прибыльное место работы, то на лице Петра Васильевича отражалась неподдельная боль. Он не рыдал, не бился в истерике: он просто стоял, опираясь на трость, смотря лишенным жизни глазами в разрытую могилу. Последнее пристанище его единственной дочери.

Вера стрельнула взглядом вправо: Назар стоял поодаль, и она не могла прочитать по его лицу, что же именно он сейчас чувствует. Не облегчение, не скорбь, скорее острую печаль. Она хотела бы встать рядом, взять его за руку, поддержать, но стояла непростительно далеко, ловя на себе недобрые взгляды Анечки.