Дни войны (СИ) - "Гайя-А" - Страница 32

— Брат, поспеши, — обратился Эйга к Летящему, распахивая дверь, — и выдохни, наконец: потому что ты в Элдойре. Ты — дома.

Мир замедлил вращение, вечер поменял вкус, и, шагая через высокий резной порог дома цветов, Летящий в слова брата поверил.

— Видишь, — почти шепотом жарко говорил Эйга в ухо младшему брату, — это знаменитый мастер меча, и вот Рино — не смотри, заметит. А вот ту видишь? Сахна зовут. Бросила меч, ушла в ойяр. Сегодня будет танцевать с саблями. Ты должен это видеть.

— А это кто? — одними глазами показал Летящий на двух девушек, одетых нарядно, но неброско. Особенно по сравнению с йарни.

— Вольные воительницы. Та, что слева, кажется, с Запада. Может, из Нэреина. А черненькая наша, из асуров Атрейны. Не помню ее имени, но помню, что после двенадцатой по счету улыбки можешь ждать от нее поцелуя.

— Любвеобильный характер? — кто-то подлез под руку, и Летящий увидел еще одного асура рядом.

— Нет, так редко улыбается! — и Эйга, довольный своей шутке, захохотал.

Оказалось, в домах цветов не принято долго оставаться в одной и той же компании. Как замечал Летящий, гости то и дело перемещались от столика к столику, и, пока не началось главное представление, развлекались беседами и новыми знакомствами.

— Познакомьтесь, братья, это Финист Элдар, — Эйганор, как старший, взял на себя представление Летящего, — присаживайся, это мои друзья…

— Добро пожаловать.

— Как добрался? Разместился?

Летящий никогда не терял чувство собственного достоинства. Но сейчас ему отчего-то было слегка неловко. Где-то в глубине души он ощущал превосходство окружавших его старших воинов, и боролся с ним.

Они уже имели до десяти лет звания, и следующим надеялись видеть почетное прозвище «мастер». У большинства в руках были дорогие, длинные трубки, инкрустированные матовыми камнями и ценными породами дерева. Все благоухали ладаном и чайным маслом, были хорошо причесаны, явно умели отдыхать, и быстро переключаться от отдыха к войне, и обратно.

— Сахна будет выступать, — кивнул один из представленных Летящему воинов, и вокруг начал стихать гул голосов и смеха. В центр освещенной площадки для танцев вышла девушка.

Даже если бы Летящий не знал, что она училась в Школе Воинов, он бы догадался. То, как она держала сабли, выдавало годы упорных тренировок, которые, несомненно, принесли результат. И одновременно Сахна была удивительно красива. Причесанная слегка небрежно, и нарочно одетая без идеальной завершенности, она отличалась от остальных ойяр. Когда же зазвучали тонкие голоса лютен, а после и глухой ритм барабанов, Сахна начала двигаться.

Пожалуй, ни до, ни после Летящий не мог сказать, что какой-либо танец его настолько поражал. Исчез дом цветов, восхищенные зрители, отдалились стены, провалился во тьме сам Элдойр. Взлетели непокорные ореховые волосы, блеснули мятежные глаза танцовщицы. Украшенные, сабли поднимались и опускались, скользили между пальцев девушки, дополняя ее изящные движения, приседания, поклоны. И в танце Сахны не было ни капли самолюбования. Чувствовалась лишь необузданная, неукротимая мощь оружия и мастерство владения им.

Когда Сахна, под победный завершающий рев барабанов, опустилась на пол, выставив обе сабли перед собой в прощальном жесте, Летящий обнаружил себя, сидящим с широко открытым ртом, уронившим на колени пиалу с чаем.

— Впечатляет, — хлопнул его по плечу Эйга, и мир вокруг начал вращаться в привычном направлении, о чем Летящий пожалел.

Сахна же удалилась к ожидавшим ее благородным воинам из Мелтагрота, которые сидели в другом конце зала. Оттуда доносился ее звонкий смех и замечания, свидетельствующие о редком уме.

— Потрясающе, — оценил Летящий зрелище, оглядываясь на собеседников, — после такого я не смогу смотреть ни на что больше.

— Брат, мастерство древности рождает искусство, — вставил поговорку один из них, выпуская дым колечком, — в древние времена предки украшали поля сражений, как для праздника, и умели умирать красиво.

Летящий воевал всего лишь год, но уже усомнился в том, что понятия «война» и «красота» могут как-то пересекаться.

— Ты поймешь, — засмеялся Эйга, — когда приходит осознание, что это — на всю жизнь, поневоле начнешь искать поэзию. По крайней мере, сидя здесь — для чего мы, собственно, и собираемся.

— Брат Финист Элдар, смотри, тебя приглашают те сестры. Почтишь их приветствием?

В другой ситуации Летящий никогда бы не стал подсаживаться и тем более знакомиться с девушками без сопровождения, но перед ним были воительницы, да и друзья их явно не чувствовали особого смущения. Двое играли в драконьи нарды, еще один дремал на коленях куртизанки, а девушки приветливо усадили Летящего между собой, и добрых полтора часа развлекали самыми приятными разговорами.

Когда Летящий обнаружил, что в ложе остался лишь он и старшая из девушек, свет уже был приглушен, народу в зале значительно поубавилось, и вместо песен звучала тихая ненавязчивая музыка.

— Сестра позволит? — потянулся он за чашей с финиками через колени воительницы.

— Если брат представится еще раз; я забыла его имя.

— Воин Элдар, — под нос себе пробубнил юноша. Асурийка хихикнула.

— Не так много в Поднебесье осталось мест, где в ответ на это имя не получишь нож в глаз, не так ли? — она рассмеялась, не открывая рта, выпустила дым из трубки на Летящего, — и как тебе благословенный белый город? крепкие стены, высокие башни? Стяги нашей победы?

Как хорошо, думал Летящий, не сводя глаз с ее лица, и все-таки краснея, что сказанное и услышанное на Сиреневой остается здесь навсегда.

— Я не многое рассмотрел. Приехал в Элдойр впервые лишь вчера, — спокойно нашел он нужный тон в ответ на ее насмешку, — я не из Атрейны.

— А откуда?

— Из восточного Черноземья.

Она помолчала, опустив взор.

— Я не знала, — тише и мягче пропела она, снова улыбаясь своей безучастной улыбкой, — что ж, это многое объясняет.

— Для меня любые стены высоки, а стяги прекрасны, так ты хочешь сказать? — перехватил инициативу острой беседы Летящий, и подвинулся чуть ближе, — говори. Я не против.

— Так странно, — она также сделала незаметное движение к нему, потеснив для этого кувшин с вином, — мы говорим на одном языке, мы похожи внешне. А ведь ты — оттуда. Оттуда! — она едва уловимо, одним движением бровей и глаз, обозначила взгляд на веселящихся в соседней «ладье» кочевников.

— Да. Черноземье.

— Там красиво?

— Очень, — Летящий сам не мог поверить, что говорит это, и, по мере произнесения слов, он ощущал неназванную, но вполне живую и болезненную тоску, — на востоке степи. Красивее всего на закате, и весной, когда все цветет. Вокруг стоит аромат огромных цветов в два раза выше меня, красных, малиновых, огненно-рыжих. Пасутся степные коровы, а туры дерутся за них, мыча и бодаясь. В конце апреля выводятся первые бабочки, с пестрыми крыльями, и по вечерам они умирают на зажженных фонарях…

«Набрался от Остроглазого его манер. Как пошло — привлекать девушку рассказами о красотах природы!». Но асурийка слушала с живым интересом.

— Огромное Черноземье, — уже увереннее вздохнул асур, закуривая, — кажется, дорога там никогда не кончается. Шатры, палатки, навесы среди ровной, как зеркало, степи. Летом бывает очень жарко, от солнца надо хорошо прятаться, и беречь глаза. Женщины носят на себе длинные покрывала до земли, под которыми прячут маленьких детей и все, что наши обычно носят в сумках. Мужчины, сражаясь, красят лица ярко-голубой и желтой краской. На верстовых столбах — черепа животных и тотемы племен.