Болтливой избы хозяйка 2 (СИ) - Шкот НатАша - Страница 87

— В чем?

— Ко мне сегодня приходила бывшая невеста…

— Катенька, что ли??? — Степка вновь подскочила.

— А ты ее откуда знаешь?

— Знаю! — ответила недовольно, — знакомы! И даже не раз виделись. Сначала она приходила выдернуть мне волосы из-за Гора. А потом… — она на миг замолкла, подумав, что последнее пожалуй лучше не говорить, но раз сказала «а», в пору говорить и «б», — она пришла с приворотом в дом твоего отца. И чуть не случилась беда.

— Вот черт! — Никита врезал кулаком по постели, — она… сделала тебе больно?

— Что? Нет! — хмыкнула Степка, вспомнив ту встречу, — скорее я ей.

— Боевая, да?

— Бывает, — ответила уклончиво, — так что она хотела?

— Теперь даже не знаю. Говорила любит, помириться предлагала.

— Хм, быстро она что-то. Мечется между мужиками, — Степка была зла и едва сдерживала обидные слова в адрес соперницы, — и что ты?

— Я давно не люблю Катерину, — пожал плечами, — но выставить ее было трудно, тут помог твой Фич.

— Как же, позволь узнать?

— Вцепился ей когтями… в пятую точку, — прыснул со смеха Никита, однако умолчал, что пятая точка в тот момент была без одежды. Ни к чему невесту расстраивать.

— Вот это по-нашему! — Степка расхохоталась, — пожалуй, дам ему двойную порцию сметанки! Фич пофиксил траблу! А-ха-ха-ха!

_____

Пофиксил траблу — фразочка программистов, означающая, что проблема устранена (ошибка исправлена)

«Не любить — горе, а влюбиться — вдвое»

— Вот мы поговорили, можно и… — настроение воздушника изменилось порывистым ветром, Степка и пикнуть не успела, как оказалась лежащей на спине, придавленная к постельке гибким мужским телом. Испуганно моргнула и зависла, в глаза янтарные поглядев. И припомнилось, как однажды, в его кабинете, она точно так же потерялась, когда он что-то непонятное сотворил, а у нее оргазм едва сам собою не приключился. Правда тогда она считала, что Никита простой человек, никаким сверхсилами не обладающий.

— Что… ты… делаешь? — пролепетала заплетающимся языком и жадно облизала вмиг пересохшие губы.

— Хочу подробности про меч и ножны… — коварно прищурившись, потребовал жених, — я прав, нам запрещен полноценный контакт, а поиграть немного можно?

— Ни-кит… — Степка прикрыла глаза и громко охнула, когда низ живота объяло жаром. Изумленно распахнула веки и сжала руками простынь, совсем как мэр накануне, — что ты…

— Ответь мне, Лучик, ну же… Тебе ведь можно… получать удовольствие? — вторая волна жара нахлынула резко, Степка едва не закричала. «Что же он делает, ведь даже не прикасается?!»

— Л-лучик? — вместо ответа пробормотала она.

— Лучик! — согласился Никита, — рыжий, теплый лучик солнышка. Такой я тебя вижу. Но не увиливай от ответа! Дава-а-а-а-й, скажи-и-и-и… — потребовал, послав между ног очередной поток горячего воздуха.

— Да… — выдохнула Степка, все-таки застонав, — что ты… — и задохнулась очередными ощущениями.

— Ш-ш-ш… ты ведь не думала, что я оставлю свою женщину неудовлетворенной? — его шепот на ухо заставлял ерзать и облизывать губы, — после такого потрясного массажа я твой должник…

— М-м-м, — промычала, не найдясь с ответом, да и слова потеряли смысл.

Никита приподнялся на локтях и подул ей на шею. И тело отозвалось предательской дрожью, заставив до боли закусить губы.

— Нет уж, дай их мне, — твердый мужской рот полонил женский, горячий язык зализал место укуса, — медовая, сладкая, моя…

Степка уже не ведала, от чего горит сильнее: от слов ласковых, поцелуев, или того, что он вытворял, не касаясь и пальцем. Воздух в спаленке изменился, накалился, ей казалось, что она в баньке. Тело покрылось испариной, дышать получалось через раз, давясь вздохами.

Воздушник отстранился и подул ниже. Прохладное наслаждение по изгоряченному телу. И она выгибается, мечется по кровати, а он губами трогает ключицы, впадинку у горла и медленно движется ниже. Стоны, всхлипы, скрип кровати, обезумевшие потоки воздуха, окатывающие то жаром, то холодом.

— Какая же ты… — шепчет он, впиваясь наконец в сосок. И на мгновение глохнет от крика, — какая же ты… настоящая… страстная… женщина… такая женщина… моя женщина! — он уже и сам не свой, то ласково дует, то впивается губами, оставляя засосы на влажной от испарины коже.

Степка хочет ответить, открывает рот, но из него вырываются хриплые стоны, ведь тело не корится хозяйке более. Змей извивается, словно хочет отстранится, спасись от этой муки, но не выдерживает… Снова подставляется под ласки.

Не насытившись дивным вкусом грудок, мужчина все же отрывается и дует на животик. И это уже почти-почти смерть, почти экстаз… И губы что-то шепчут, о чем-то молят, но теряются в вихре, кружащем на постелью…

Жадный, мокрый рот слепо следует за потоками воздуха. Губы ловят пупок. Животик дрожит. Степка близка, так близка, а он все никак не переступит последний рубеж, продолжает мучать.

— Можно я… — шепчет, уже касаясь губами курчавого бугорка, — узнаю, насколько ты горячая… там? — но разве она в силах ответить, или хотя бы понять о чем он спрашивает?

Поэтому, когда палец проникает неглубоко внутрь, она заходится чередой стонов, словно приступом астмы, а он шипит сквозь зубы. Ноги непроизвольно раздвигаются, женское средоточие жаждет самых последних, самых откровенных ласк.

Палец внутри медлит, оглаживает стеночки, исследует. А пальцы второй руки раздвигают складочки, обнажая скрытое, самое чувствительное местечко. Через сжатые губы Никита выдыхает чистой страстью, посылая сотни, нет тысячи потоков на ничем не прикрытую, беззащитную сладость.

Слагалица рыдала, кричала, охрипла… Дрожала, изламывалась в стремлении продлить ощущения, или умереть уже, наконец. От того, что оказалась не готовой быть порабощенной этой силой…

Пришла в себя в тесных объятиях, зацелованная, растерянная, запыхавшаяся и мокрая, как после душа.

— Лучик мой, что ж ты не сказала, что девственница?

— Ч-что?

— Ты дев-ствен-ница, — повторил Никита по слогам, вглядываясь глаза невесты. Степка несколько раз моргнула, вникая в смысл вопроса и не вынеся силы взгляда, спрятала лицо у него на груди.

— Я… не думала… — ответила не сразу.

— Как это? — кажется Никита никогда прежде так не удивлялся, — не понял?

— Ну… то есть, были опасения, конечно, просто… Блин, Никита, это сложно!

— Наверняка! — фыркнул воздушник, сжимая объятия и поцеловав ее макушку, — а все-таки?

На самом деле это было фактом очевидным. Судя из заверений Николая, что у них ничего не было во время совместного проживания. А Степка так и не припомнила ни единого интимного момента. Просто их «брак» в целом оказался дикостью, что о сохранившейся девственности она не задумывалась. Как-то и без того было о чем переживать. Но это ведь не так и важно, подумаешь.

Но почему Митя ничего не сказал? Вот это вопрос, который на самом деле поразил женщину. Ведь ему это явно было известно, кто как не он изучил ее тело во всех подробностях? Но ведь и не спросишь… Иначе придется рассказывать, как сама об этом узнала.

— Лучик? Ты чего притихла? Это тайна? — продолжал допытываться мужчина.

— В общем, нет, какая тайна? — вздохнула Степка и пояснила, — ты же слышал, что сказал Николай на дне рождения. Не было у нас с ним ничего. Видимо я под каким-то… не знаю, гипнозом находилась? В то время когда считала свой брак с ним нормальным. Даже уверилась в собственном бесплодии, — она пожала плечами. Нелегко было рассказывать об этой части своей жизни, в которой, как оказалось, принимала косвенное участие. Нелегко и странно… словно чей-то рассказ пересказывала.

— Хм, — задумался Никита, умолкнув на пару минут, — интересно зачем ему это было надо? Ладно захотел втесаться в наши ряды для получения Дара Слагалицы, пусть. А девственность твою для чего хранить? Вот представь… У тебя под боком молодая красивая женщина, а ты вековой негодяй… и ты будешь от нее нос воротить? Почему бы не попользоваться на всю катушку?