Улица Америки (СИ) - Лейтон Виктория - Страница 43

В одной из таких компаний служил и Алекс. Он, правда, уверял меня, что руководство неукоснительно блюдет законы, но я знала, как филигранно организаторы подобных компаний умеют их обходить. Впрочем, я не осуждала его – каждый выкручивается, как может, да и мне ли вешать ярлыки?

До базы мы, к счастью, добрались без приключений. Она почти не отличалась от тех двух, где я была прежде: заграждение, увешанное по периметру камерами и инфракрасными датчиками движения; двухэтажные казармы из песчаника, выбеленные беспощадным африканским солнцем и множество мелких построек разного назначения. По углам территории вздымались наблюдательные вышки, где дежурные на которых сменяли друг друга каждые три часа.

Мы направились к казармам. С каждым шагом мое волнение усиливалось в геометрической прогрессии, сердце отчаянно колотилось, а в горле пересохло. Я чувствовала себя как тогда, когда в первый раз приехала на «Эль Комачи» без приглашения. Казалось бы, ну чего бояться теперь? Алекс знает о моем приезде, мы обо всем договорились, но почему тогда на душе так нехорошо и тревожно?

Мы зашли внутрь. Вокруг было полно людей, все были заняты своими делами, и никто не обращал на нас внимания.

— У нас здесь часто журналисты бывают, — сказал мой провожатый, — а о вас я, кстати, слышал, — он посмотрел на меня и улыбнулся. — И статьи у вас классные. Повезло Алексу с сестрой.

Я улыбнулась в ответ, дежурно поблагодарила, мне не было никакого дела до его похвалы. Он неумело заигрывал со мной, и это больше раздражало, чем льстило.

Сбоку открылись двери, и вышел Алекс.

— Тэсса! — он тотчас увидел меня и махнул рукой. — Привет!

Я подошла к нему, и мы обнялись. От Алекса пахло пòтом, песком и кофе.

— Как долетела? Пойдем, провожу тебя в твою комнату, ты, наверняка, устала с дороги.

Мне тоже не особо нравилось торчать посреди вестибюля, на глазах у всех и кроме того… Я бросила короткий взгляд на его правую руку, где теперь блестело обручальное кольцо. Это прозвучит дико, но в тот момент я не испытала ни шока, ни злости, ни каких-либо других сильных чувств. Наверное, это конец всего, подумала я. Конец эпохи. Конец нас. А, может, начало чего-то нового.

Мы зашли в отведенную мне комнату, Алекс закрыл дверь, и на несколько секунд повисла тишина.

— Поздравляю, — я снова посмотрела на его руку, пытаясь ощутить ярость или обиду, выдавливая их сиз себя, как остатки зубной пасты из тюбика, но не чувствовала ничего.

— Спасибо, — Алекс был явно удивлен, и это обстоятельство вдруг показалось мне крайне забавным. — Надо было сказать тебе раньше. Но, понимаешь, все так внезапно случилось… Инге забеременела, а она христианка, и ни за что не стала бы делать аборт. Так что у меня не было выбора.

— Выбор есть всегда, — я пожала плечами и подошла к окну. Солнце садилось, и над пустыней раскинулся кровавый закат. — Ты сделал свой.

Я повернулась к нему. Алекс стоял посреди комнаты и смотрел на меня – растерянный, виноватый. Наверное, он ждал, что я устрою скандал и, пожалуй, даже хотел этого: так ему было бы проще, потому что именно к этому он готовился и подбирал слова, пытаясь предугадать мои.

— Я думал, тебя это взбесит.

— Я тоже так думала.

Единственное, что действительно раздражало и вгоняло в недоумение – почему Инге? Я напрягла память, восстанавливая ее лицо. Круглое, с бесцветными ресницами и бровями, блекло-серые глаза и не слишком хорошая кожа. У Алекса, определенно, дурной вкус.

— Одного не пойму: как тебя угораздило?

Алекс закашлялся. Достал из кармана пачку сигарет, вытащил одну и закурил.

— Она сказала, что пару раз забыла выпить противозачаточные.

Я не удержала смешок. Может, при рождении Инге и пропустила очередь за внешностью, но зато пристроилась туда, где раздавали мозги.

— Я не хотел жениться на ней и сейчас не хочу, но еще больше я не хочу, чтобы мой ребенок рос без отца.

Об этом твердила мне интуиция? Этого я подсознательно боялась? Прислушавшись к внутренним ощущениям, я поняла, что с момента взлета мало что изменилось. Только теперь к предчувствию прибавилось недоумение: я смотрела на Алекса и не могла понять, чем все таки зацепила его эта бесцветная, простая, как ситцевые трусы, девица.

— Тебе не стоит оправдываться.

Обычно такое спокойствие сопровождается ощущением нереальности, по крайней мере, в книгах и фильмах герои чувствуют себя именно так, но со мной ничего подобного не происходило. Я воспринимала действительность ясно, как никогда.

Алекс вздохнул и опустился на кровать. Пружины жалобно скрипнули.

— Черт… — он потер лоб, — должен сказать, я представлял это иначе.

— Тебе жаль, что я не устроила сцену?

— Немного, — честно признался он и посмотрел на меня снизу вверх.

— У меня сейчас такое странное ощущение, — я села рядом, — как будто мы пришли к тому, к чему должны были. Понимаешь, о чем я?

Ни Шеффилд, ни Инге на самом деле не были причиной. И даже не наша семья. Причиной были мы. Никто из нас не был готов пожертвовать комфортом, променять устоявшуюся жизнь на новую и неопределенную. Но при этом мы не были трусами и легко выходили из зоны комфорта. Ровно, как Алекс, очертя голову, бросился в омут войны, я с легкостью последовала туда же. Но не за ним – за своей целью. Мы не боялись плыть против течения, но лишь в том случае, если на том берегу было то, что нам нужно. Эта, казалось бы, прописная истина ударила меня словно молния: мы никогда не любили друг друга. Между нами было притяжение, нас подстегивала сама идея запретности наших отношений, мы были нежны друг с другом, но… это не было той любовью, ради которой сворачивают горы и разрушают стены.

— И все же я рад, что ты здесь, — Алекс накрыл мою руку своей.

И все же, я соврала бы себе, сказав, что отпустить его оказалось легко. За эти несколько лет Алекс стал важной частью моей жизни, и признать, что теперь он принадлежит кому-то другому… Я злилась, но не потому, что он захотел построить нормальные отношения, нет, меня бесило то, что это оказалась Инге.

Оставшись одна, я встала перед зеркалом и долго вглядывалась в отражение, пытаясь понять, в чем эта бледная квашня оказалась лучше. О, нет, я не считала себя фееричной красавицей, но объективно понимала, что Инге проигрывает мне. «Но она хотя бы не спит с мужиками ради карьеры», услужливо напомнил внутренний голос.

Поздним вечером мы сидели на балконе административного здания и пили вино. Алекс опять умудрился проявить чудеса находчивости и раздобыл коллекционную бутылку «Шато Бриньон», и я даже не стала спрашивать, во сколько и как ему это обошлось.

— Выходит, это прощальный ужин? — Алекс крепко затянулся сигаретой и выдохнул дым в ночное небо.

— Боюсь даже предположить. Обычно, когда так говорят, то ни о каком конце речи не идет.

— А сам-то о чем думал? Ты собирался порвать со мной, не так ли?

— Не знаю, — Алекс крутил сигарету в пальцах и задумчиво наблюдал, как она медленно тлеет. — И да, и нет. Вряд ли бы у нас получилось что-то серьезное, но я не уверен, что хочу отпустить тебя.

— Это эгоизм. У меня так же, на самом деле. Мне не нравится Инге, и меня бесит, что ты выбрал ее. Кстати, когда у вас была свадьба?

— Два месяца назад. Прямо перед моим отъездом. Она еще не хотела меня отпускать.

Я вспомнила ту истерику, которую закатила ему в Праге. Интересно, эта бессловесная курица поступила так же? Но спрашивать я не стала.

«Прощальный ужин» в тот вечер закончился прощальной ночью, хоть и было понятно, что ни о каком прощании речи не идет. Мы просто совершили еще одну глупость, продолжая ломать дрова и загоняя себя все дальше в тупик. Но, засыпая в его объятиях и прижимаясь обнаженным телом к его телу, я не думала об этом. Мне просто было хорошо. Впервые за долгое время.

Через три дня мы поехали «в поля». Мне уже не терпелось заняться делом, мысли одолевали, заполняли голову, вытесняя все остальное, и я знала, что лучший способ избавиться от этого мерзкого ощущения – занять себя делом. И не просто делом, а таким, чтобы кровь стучала в висках, а сердце выпрыгивало из груди; чтобы мышцы напрягались, как гитарные струны, а все мысли и чувства сосредотачивались на одном – не облажаться. Кажется, такое состояние называют адреналиновой наркоманией. За пару недель до отъезда Джесс потащила меня в кино на «Повелителя Бури», в основном, конечно, из-за красавчика Джереми Реннера, но уже минут через двадцать мы обе втянулись в сюжет. Чокнутый герой Реннера, сапер-подрывник, работающий в Ираке, получал чистый, незамутненный кайф, играя со смертью, и на протяжении всего фильма я видела в нем Алекса.