Стальная метель - Бахшиев Юсуп - Страница 20

— Я посмотрю, — сказал Равжа и повернул к оврагу. — Ждите здесь.

Фриян хотел что-то сказать, но промолчал, только усмехнулся в отросшую бороду.

Равжа доехал до оврага, постоял, проехал немного вдоль него, потом поворотил обратно. Он странно горбился — будто вёз тяжеленный мешок за плечами.

Когда, подъехав, он поднял голову, Ний вспомнил забытое, откуда-то из прежней жизни, выражение: «перевёрнутое лицо».

— Что там? — спросил Фриян.

— Там… господин… — похоже, Равжа забыл, как обращаться к начальнику. — Там мёртвые. Весь овраг полон мёртвыми. Воины. Наши.

В парсунге от страшного оврага обнаружилось и поле сражения, припорошённое снегом. Много убитых осталось здесь, ещё больше лошадей, сколько-то верблюдов. Валялись щиты и копья, разбитые колесницы, станины непонятных орудий. Рядом со станинами Фриян постоял в задумчивости, ничего не сказал, поехал дальше. Всё это расстилалось и вправо, и влево, и вперёд — насколько видел глаз. Ничего нельзя было понять о ходе сражения: кто где стоял, откуда шёл враг…

Потом нашли большой алый растерзанный, растоптанный шатёр — и рядом с ним знамя.

Фриян спешился, знамя поднял — бережно, как раненого. Долго на него смотрел. Огляделся — будто только сейчас очнулся и увидел окружающее.

— Это Саручан, — сказал он. — Младший сын царя…

И снова стал озираться, будто надеялся найти его — ещё живого.

— Забирайте знамя, диперан, — сказал Ний. — Нам надо убираться отсюда. Что-то мне тревожно.

— Уходить надобно, — поддержал его колдун. — Лошадки наши сильно испуганные. Как будто волков чуют.

Какое-то время Фриян стоял неподвижно, потом аккуратно отрезал полотнище от древка, свернул его и сунул за пазуху.

— Теперь нам тем более надо попасть в Цареград, — сказал он. — Как можно скорее.

— Нам бы выйти на дорогу, — сказал Ний. — Там хоть что-то поймём. Может быть…

Через час они вышли на дорогу, обозначенную каменными столбами. Сама дорога не была видна под снегом — разве что сильно присматриваться. По ней уже давно никто не ездил…

К сумеркам доехали до большого, дворов в сто, длинного придорожного села и постоялого двора при нём. Местами над крышами домов поднимались дымки от печей, доносился собачий лай. Люди там были…

— А не объехать ли нам кругом? — задумчиво сказал колдун. — Что-то неладное там… ну, или горе большое. Вот не могу сказать, не различаются они у меня…

— Прямо, — сказал Фриян. — Равжа, езжай первым, если что плохое — успей просигналить.

— Понял, начальник, — кивнул Равжа, проверил лук — не отсырела ли тетива, потрогал стрелы. Извлёк до половины и снова вернул в ножны кривой персидский шамшир — давний свой трофей и тайную гордость. Тронул коленями лошадиные бока и быстрой рысцой направился к селу.

Ний смотрел, как он приближается к строениям, останавливается, стоит долго, скрывается за домами… через дюжину лепт появляется снова, призывно машет рукой.

— Всё нормально с ним? — спросил напряжённо Фриян.

— Да, — сказал Ний. — Похоже, что с ним всё нормально. Как с остальным… скоро узнаем.

В каждом доме плакали по покойнику, а где и по двум. Непонятно чей летучий отряд пронёсся по селу; рубили мечами и пускали стрелы. Но укрывшихся и спрятавшихся не выискивали — как налетели, так и исчезли. Никто не мог сказать, чьи это были воины…

Смотритель постоялого двора, безбородый и лысый, с бабьим лицом и оплывшим телом, молча растопил баню; кухарка готовила нехитрую придорожную снедь. Пока баня грелась, Равжа раздобыл где-то вина. Позвали смотрителя — помянуть мёртвых. Тот сел на край скамьи, долго вертел чашу в руках. Потом молча выпил со всеми. Сказал:

— Как хорошо, что мои уже умерли… Жена, дети — все. Один я почему-то остался. Но мне себя не жалко. За землю страшно. Зло поднялось и бродит…

— Как давно проходила армия Саручана? — спросил Фриян.

— С полмесяца как… или больше. Они несколько дней шли, по частям. Когда двести человек пройдёт, когда пятьсот. Хорошо шли, злого не делали, бесчинств не чинили. Я человек царёв, было бы что — сразу бы депешу отправил…

— Останавливались здесь?

— Нет, дальше лагерем стали. Мимо нас быстро прошли, торопились. А вы, я вижу, тоже человек не простой, правильно же?

— Правильно, — сказал Фриян. — Вот, посмотри…

Он протянул ему левую руку с диперанским оручем.

Смотритель долго, прищурясь, всматривался в письмена.

— Да, господин поручный, вижу, вижу… Что ж вы сразу не сказали, я бы велел палату протопить.

— Не стоит. И не говори никому, что мы тут были. Лошади для эстафеты есть?

— Есть-то есть, да только скверные они. Не знаю, что и делать. Будто кто порчу навёл…

— Пойду посмотрю, — Пуня встал. — Пока баня топится да ужин преет. В порчах я толк понимаю… Проводишь?

Они со смотрителем вышли, через пару лепт смотритель вернулся.

— Он что, колдун? — тихо спросил, присаживаясь.

— Колдун, — подтвердил Фриян. — И не последний.

— А наша бабка померла летом, наследников не оставила. Я уже депешу посылал, да без толку. А лошади как притравленные — дурные на голову и едят плохо.

— А среди людей такого не было? — спросил Фриян.

— Было, — сказал смотритель. — Человек семь по осени чем-то прихватило: бредили да есть не могли. Но отпоили их понемногу, все живые… были. Теперь уже не все.

— А чем отпаивали?

— Да по простому — вино в рот лили, молоко, яичную болтушку. Постепенно в ум вошли.

— Ясно… — Фриян кивнул Равже, тот снова всем налил вина. — Запиши, — сказал он Менелаю.

Менелай кивнул и полез в мешок; потом спохватился:

— Тушь же замёрзла.

— А я дам, — сказал смотритель. — Не тушь, а дубовые чернила. Подойдут же?

— Всё подойдёт, — сказал Менелай. — Всё, что оставляет след.

Скоро он разложил на полстола свои записи и, часто макая перо в склянку, стал быстро покрывать чистые ещё места пергамента бисерными буковками.

— А пергамента нет? — спросил он смотрителя.

— Пергамента нет, — сказал тот. — Цересская бумага есть — полдюжины листков. Только она сырости боится.

— Дадите? — с надеждой спросил Менелай. — Я заплачу.

— Царёвым людям положено даром выдавать, — сказал смотритель. — Дам, конечно. Только, говорю, сырости она боится, расползается. В дороге тяжело с ней будет.

— Сохраню, — сказал Менелай. — Есть у меня футляр с притёртой крышкой…

— Ну и что ты думаешь про всё это? — потягивая вино, спросил Фриян Ния.

— Пока я могу думать только про одно — как мне поскорее вернуться… Я понимаю, о чём ты спрашиваешь. И я не знаю, что ответить. Да, Черномор где-то очень далеко, но вполне возможно, что он расплескал свой яд по всей Ойкумене. Да, кто-то — не он — воззвал к самым древним богам, которые вообще чужды всему человеческому… Пойми, я действительно простой купец, я много где был и много чего видел, но я не учёный, не философ, у меня ум иначе устроен. А это область, где нужен особый ум и особые знания — их у меня нет. Возможно, когда Ягмара оживит отца, мы что-то узнаем… если он не вернётся к жизни младенцем. И вот что: Акболат говорил, что таких, как он, есть в царстве ещё несколько человек. Он не назвал имён… но, я думаю, царь должен их знать. Встретишься — задай ему этот вопрос. Живы ли ещё те, кто судит богов?

— Судит богов… — повторил Фриян медленно, словно пробуя слова на вкус.

— Да, так он называл себя… Они живут среди людей, тайно, но всё же служат царю. Возможно, только он их знает по именам. Впрочем, даже в этом я не уверен… но попробуй.

Фриян молча кивнул.

— Что касается поля боя… Это не поле боя. Их я видел. Ты наверняка тоже. Это поле побоища. Я не знаю точно, что там могло произойти, но… Ты видел хоть кого-то из врагов? Словно все просто взбесились и поубивали друг друга… И ещё мне почему-то кажется, что те, кто в овраге, — их туда привели живыми. И там уже убили. Но они с оружием. Как такое могло быть?

— Не знаю, — сказал Фриян. — Да, наверное, ты прав… но тогда это много страшнее того, что мы видели на севере… Что скажешь ты, воин?