Стальная метель - Бахшиев Юсуп - Страница 19

Потом я понял, что ошибся.

По дороге, ведущей к храму, прогнали толпу связанных пленных — наверняка не только воинов, потому что среди них были и седые старики, многие в богатых одеждах. За ними прошли человек десять-двенадцать, укутанных в тёмные плащи с большими капюшонами. Я видел их раньше, они держались поодаль от основного лагеря и ходили только с большой охраной. Говорили, что это тёмные жрецы из какого-то финикийского города в Африке. Никто не знал, какому богу они служат.

Хотя пожары в окрестных домах уже догорали, их света хватало на то, чтобы увидеть, как жрецы и сопровождавшие их стражи привязывают пленников к деревьям. Потом стражи покинули сад и тоже влились в оцепление. Всем воинам приказано было стоять к саду спиной и ни в коем случае не оборачиваться, что бы там ни происходило.

Хотел бы и я так стоять… но следовало постоянно ходить и проверять воинов, и поэтому я волей-неволей кое-что видел. Остальные — только слышали.

Сначала донеслось пение на неизвестном языке. Я не видел, чтобы жрецы или их охрана вносили в сад музыкальные инструменты, но отчётливо слышал барабаны и некое подобие труб. Пение становилось всё громче, а барабаны били чаще. Начали раздаваться крики — сначала испуга, а потом мук. И ещё какой-то звук появился и усилился: посвист, шорох, шипение. Иногда он становился громче пения и барабанов.

Лишь один раз и лишь на миг я увидел, как между деревьями скользит исполинская змея со светящимися глазами и замирает перед привязанным человеком, и тот начинает кричать…

Так продолжалось до утра. Когда всё стихло и мне позволили увести своих воинов, я видел, что все эти бесстрашные пираты и разбойники бледны, потны и дрожат от ужаса.

Нам позволили спать столько, сколько мы хотим, и выпить вина столько, сколько сможем.

Потом рассказывали, что в саду распяли на деревьях две тысячи, нет, три тысячи, нет, десять тысяч молодых мужчин. Я скажу, что видел сам: их было около двух сотен, их не распяли, а привязали к деревьям, и умерли они от ужаса.

Многих из жителей Тира продали в рабство. Я сам купил три сотни и пополнил своё войско.

Царь Азимилк так и остался царём, но стал платить подати Александру. Тир больше не властвовал над восточной частью Срединного моря, и почти весь оставшийся флот перешёл к Александру — к большой и злой радости других финикийских городов, особенно Сидона. Большую часть золота тирийские купцы вывезли ещё весной в Карфаген. Все эти купцы, за исключением тех, кто успел укрыться в подвалах и развалинах, были принесены в жертву неведомому богу в саду вокруг царского дворца и храма Геракла.

Одного из жрецов, совершавших жертвоприношение, Александр приставил к моему отряду. Его звали Ахерб.

Это всё, что я могу рассказать про то, как пал великий город Тир.

Ты испытывал меня много месяцев. Моя душа была допрошена моим сердцем, которое нашло, что эти мои слова на Земле были правдивы. Вот я перед тобой, Владыка Богов. Я достиг Озера Двух Истин, рассветая, как живой Бог, и сияя, как Эннеада, которая пребывает на небе. Я существую как один из вас; возвышен мой путь в Хераха. Я вижу Звезду Осириса; храню Первозданный Хаос. Я не повёрнут назад, я вижу Владыку Дуата. Я обоняю пищу Эннеады, я сижу с ними. Жрец ритуала призывает для меня саркофаг; я слышу список приношений. Я вступаю на барку Нешмет беспрепятственно, моя душа с её кормчим. Привет тебе, правящий над мёртвыми, о мой Осирис, обитающий в Тинитском номе. Ты дашь мне пройти в мире на Запад. Владыки Тайной земли принимают меня и трижды хвалят меня в мире. Они дают мне место позади Старшего в Совете. Кормилица принимает меня днём и ночью. Я поднимаюсь перед Ун-Нефером. Я сопровождаю Хора в Ра-Сетау и Осириса в Мендес. Я принимаю любую форму, какую пожелаю в любом месте, каком бы мой Ка ни захотел. Тот, кто знает этот свиток на Земле или помещает его написанным в гроб, выходит днём в любой форме, какой пожелает, и возвращается на свое место беспрепятственно. Данное ему — хлеб и пиво и куски мяса с алтаря Осириса. Он входит в мире на Поля Иалу. Знающему этот приказ того, кто в Мендесе, — ячмень и пшеница будут даны там, поэтому он будет преуспевающим, каким он был на Земле. Он удовлетворит свое желание подобно этой Эннеаде, этим Девяти богам, находящимся в Дуате…

Глава шестая

ПОЛЕ МЁРТВЫХ

Путь, на который Ний отводил месяц, осилили за двадцать два дня. Всё-таки рукавичка, позволявшая сберегать время и силы на обустройстве ночёвки, оказалась ценнейшим приобретением. Да и Колобок ухитрялся находить самую короткую и лёгкую дорогу…

Он стал уже опытным проводником, убегал далеко, зная, что след его на снегу остаётся надолго, а когда петлял и возвращался, делал ясные пометки, куда надо идти. Так что двигались без вынужденных остановок, никогда не возвращались и не блуждали.

Шли по безлюдным местам, хотя Ний догадывался, что под снегом вокруг расстилаются возделываемые поля. На это указывали то межевые вешки, то высокие скирды соломы, то голые остовы хозяйственных строений — весной их забросают лапником или рогозом, и будет крыша… Сами деревни изредка угадывались вдали по дымкам. Странная дорога, думал Ний, очень странная, обычно же дорога приводит к жилью. Потом он догадался — это был похоронный путь, ведущий в таины, и таины эти были уже позади, потому что где-то впереди и скоро должна быть Царская дорога. Ехать по похоронному пути ему было зябко, и он решил не делиться своей догадкой со спутниками — и так все устали до невозможности, ещё начать беспокоиться из-за чужих покойников…

Но себя он поймал на том, что ночами стал пристальнее прислушиваться к шорохам.

Погода держалась ровная, с лёгким морозцем, почти без ветров. Ний, конечно, не имел под рукой календаря, но счёт дней в уме вёл и знал, что уже должна бы начаться весна. На это же намекал и ставший довольно длинным день. Фриян же говорил — и Ний с ним не спорил, — что для здешних мест такое — редкость и что и под лето случаются окрест бураны, убивающие даже опытных караванщиков; но пока везло.

Ний не очень любил, когда везёт слишком уж долго. Он предпочёл бы переждать пару буранов и метелей. А так — обязательно случится что-то совсем плохое.

Оно и случилось.

Как раз поравнялись с каменной башней. Она была не очень высока, где-то в пять-шесть человеческих ростов. Вокруг неё винтом шли выщербленные ступени, а на самом верху имелась площадка для разжигания огня. Менелай сказал, что такие башни возводили вдоль старой караванной тропы и что Царская дорога должна проходить совсем близко, в нескольких парсунгах южнее. Вокруг, сколько мог видеть глаз, не было не то что деревца, но и куста. Так и есть, сказал Менелай, за сотни лет спалили всё, что могло гореть, — потому-то и стали мостить дорогу и ставить путевые столбы. Дорога прямее, чем тропа, оттого они не совпадают…

Пока стояли и разговаривали, появился Колобок. Он нёсся так, что за ним вихрилась снежная пыль. В паре шагов от Ния он отчаянно подпрыгнул — тот едва успел его поймать — и полез Нию за пазуху. Ний прижал его к себе; Колобок дрожал и бился.

— Что-то есть впереди, — глядя на них, медленно сказал Фриян. — Что-то есть… Поехали.

— Может, обойдём? — предложил Менелай.

— Был бы обход, Колобок бы нас по нему и повёл, — сказал Ний. — Не лучше ли переждать?

Фриян долго смотрел вдаль.

— А что говорит твоя дальнозоркая шапка? — спросил он Ния, не оборачиваясь.

— Ничего не вижу, — сказал Ний. — Степь. Слева, похоже, овраг. Совершенно пусто.

— Что-то здесь страшное творилось, — сказал молчавший доселе колдун Пуня, — а сейчас вроде как ничего нет. Вроде как ушло оно отсюда… так мне чуется…

— Тогда вперёд, — сказал Фриян. — Разберёмся…

Они тронулись медленно и осмотрительно, временами останавливались, вслушивались. Ничего не шевелилось в этом белом безмолвии…

След Колобка тянулся прямой и ровный — туда и обратно. Только там, где начинался овраг, он запетлял. Дальше Колобок не пошёл, а бросился назад.