Темные желания (СИ) - Савицкая Анастасия Олеговна - Страница 38

— Просто он каждую ночь снится мне, — заплакала она, сев на пол. — Каждую ночь я вижу его лицо.

— И что ты видишь в своём сне? Что он говорит тебе? — спросила я.

— Не важно, но я не хочу просыпаться.

Чтобы вдохновить женщину, требуется делать то, что она внутренне желает. Чтобы вдохновить мужчину — интересно проживать свою жизнь и благоприятно влиять на жизни других людей. Энергия и амбиции влияют на людей, и они всегда следуют за своими увлечениями. По словам Долорес, Джейс заставлял ее чувствовать себя красивой, и она на самом деле стала красивой. Он не просто говорил ей это, но и смотрел и прикасался к ней так, что у нее не было поводов усомниться в этом хотя бы на секунду. Замечал любые изменения во внешнем виде, и даже в улыбке. Так странно. Раньше я всегда пыталась нравиться Майклу. Я следила за своим внешним видом и не позволяла увидеть ему меня в спортивных штанах. Но лишь со временем ты начинаешь понимать, что на самом деле внешний вид совсем не гарантия симпатии, счастья и тем более любви. Долорес знала, что совершенно не важно, в спортивных штанах она или в вечернем платье. Он просто любил ее, и все, что было связано с ней в тот момент. Когда она появлялась, все было прекрасным.

Она чувствовала, что и она, и ее сердце в безопасности, и мне всегда было интересно, как это. Как это — признаться кому-то, что, несмотря на свою слабость, ты чувствуешь защищенность. Я поняла, что не важно, насколько мужчина привлекателен, веселый или сколько денег зарабатывает. Если женщина рядом с ним не может спокойно спать ночью, то когда-нибудь все, что вы построили, развалится к чертям.

И конечно, в каждых отношениях есть проблемы. Но когда появляется недоверие, не поможет ни чтение мыслей, ни умение видеть желание по глазам о новой выставке, ни даже умение решать все проблемы. Все заключается в мелочах до тех пор, пока есть доверие.

Перед тем как уйти, я решила поговорить с Майклом. Он имел право знать, и я так же отчаянно хотела защитить его, как и других. Может, даже больше, если быть совсем откровенной. Мы оба были ранены, и хоть я и не знала, что произошло с ним, но каким-то странным образом мы оба излечивали друг друга.

— Майкл, — вошла я в гостиную. — Можно тебя на минуту?

— Да, — направился он ко мне, и мы вышли на балкон, закрыв за собой дверь.

— Знаешь, отчасти я рада, что не общаюсь с некоторыми людьми, и я говорила, что вернулся Джейс.

— Эс…

— Нужно, чтобы ты уехал и увез ее, — почувствовала я невыносимой холод. — Пожалуйста, просто увези нашу дочь.

Я сжала руки в кулаки, и Майкл прижал меня к себе за плечи, смотря в глаза. Я не знаю, увидел ли он правду, но как только я оказалась в его объятьях — заплакала. Действительно зарыдала, держась за него, как за воздух. Я устала все время воевать и выживать. Я бы хотела жить обычной жизнью, воспитывать дочь и иметь обычную работу, которая не отбирала бы у меня собственную жизнь.

— Пожалуйста, Майкл, — взяла я в ладони его лицо. — Увези её, иначе я просто не смогу никому помочь, защищая вас.

— Почему он это делает? — снова прижал он меня к себе. — Ты говорила с ним?

— Да, говорила, и да, у меня есть догадки. Но дело в том, что модели поведения никогда не бывают одинаковыми, как и мотивы.

— Ты не думала, что у вас есть предатель?

— Нет, — отклонилась я. — Но знаешь, работая в ФБР, я поняла, что они лучшие в мире лгуны.

— Нужно отправить нашего ребенка подальше и сделать то, что нужно.

— Нет, Майкл. Нужно, чтобы ты также уехал.

— Нет, Эс, — взялся он за поручни балкона. — Я никогда не оставлю тебя.

— Учитывая выдержку, умение выживать и стрелять, из нашей семьи я могу доверять лишь Адаму и Брайану. Но дело в том, — повернулась я, смотря на город. — Что их жены сейчас беременны. Следовательно, я могу верить лишь себе.

— У нас тоже есть дочь, — повысил он голос. — Я не могу….

— Можешь, — перебила я его. — Можешь и сделаешь. Потому что так будет лучше, и ты это знаешь.

— Эс…

— Пообещай мне кое-что, — взглянула я на него буквально на мгновение. — Пообещай, ладно?

— Что ты хочешь?

— Если со мной что-нибудь случится…

— Блять…

— Если со мной что-нибудь случится, — продолжила я, заметив боль в его глазах. — Говори ей, что я любила ее. Я любила ее больше всего на свете. И не делай такое лицо, — провела я ладонью по его щеке. — Это моя работа, и люди умирают каждый день. Я не хочу, чтобы она знала об этой моей стороне, и хочу, чтобы она росла с женщиной. Хорошей женщиной, и пусть она будет в безопасности.

— Черт, — выругался он, стукнув кулаком по перилам. — У тебя вообще есть моральные ценности?

— Нет. Я же отдаю свою дочь.

— О твоем материнском инстинкте я не спрашиваю, — схватил он меня за руку. — Мне интересно, ценила ли ты хоть что-то в этом мире, кроме своей роботы и эго, обретенного на ней?

— Я не помню, Майкл, — забрала я руку. — Я уже не помню, какой была. Рядом с тобой я отдыхала душевно и разрешала себе быть просто женщиной. Но это неправильно. Я привыкла к работе, и она не сможет без меня.

— Такого не будет, — услышала я голос Брайана. — Если ты хочешь, чтобы Эмили отпустила меня, уехав из этой страны, она не оставит тебя без нашей защиты.

— Брайан, ты знаешь, я ни за что…

— Знает, — добавил Адам. — И мы можем сделать все это вместе.

— Долорес, детишки, — хмыкнула я. — Пусть она ненавидит лишь меня.

— Ты его посадишь, Эс, — смотрел на меня Майкл. — Она не будет ненавидеть тебя.

— Ты забыл одну деталь, Майкл. Я не умею сажать, и, если мне придется нажать на курок и убить того, кого больше всего на свете любит Долорес, я сделаю это. И пусть она будет ненавидеть меня, но я сделаю все ради ее защиты.

— В этом вся ты, Эс, — обнял меня за плечи Адам. — Твоя любовь, как и ненависть, всегда в десятикратном размере возвращается. И все, что связано с тобой, всегда чересчур.

Майкл ударил кулаком об бетонную стену, и я знала, что говорить ему что-либо бессмысленно. Будь я на его месте, я бы реагировала так же, и это всегда трудно принять, если вообще возможно. Я не хочу умирать и совру, если скажу, что не боюсь смерти, но в конце концов я просто хочу быть готовой.

— Держи себя в руках, — сказал Брайан.

— Не говори мне, что делать, — не сдерживал Майкл свою злость. — Я всю жизнь пытался не быть, как ты. И все равно оказался в заднице. Ты стреляешь, как серийный убийца, — теперь говорил он мне. — Вычисляешь и смотришь на трупы, как на картины Боттичелли, зато покормить ребенка не в состоянии, — на последнем слове его голос сорвался.

Брайан и Адам осуждали его. И хоть я знала, что он прав, слышать это все ровно было больно. Раньше я подшучивала, что женщина во время беременности передает свой мозг ребенку, а остатки уходят во время родов с плацентой. Потом, чтобы его восстановить, она начинает поедать мозг мужа, и если мужик умный, то за год они оба восстановятся, а если нет, то семья развалится.

Я сделала два шага вперед, чтобы оказаться к Майклу впритык.

— Во мне много недостатков, — ответила я слишком спокойно. — Но ты не смеешь мне говорить о нелюбви к моей дочери. Да, мы вынуждены отдать ее на какое-то время, но только чтобы защитить. Я всегда делаю все, чтобы защитить своих родных. Я знаю ее на 9 месяцев больше, чем знаешь ты. Я даже знаю другой вкус во рту, который появлялся во время беременности от ее злости, — показала я кавычки в воздухе. — Так что ещё раз…

— Эс, прости…

— Мне нахер не нужны твои извинения, — перебила я его в свою очередь. — Все, чего я хочу, это чтобы теперь ты пробыл ей родителем на 9 месяцев больше, чем я, и мы квиты.

Вскоре мы с Майклом и Эстель ушли, попрощавшись перед этим со всеми. Я держала Эстель на руках, сильно прижимая к себе. Только теперь у меня было, что беречь, и я так боялась уйти, так и не увидев ее взросления. Так боялась, что не увижу первый класс и выпускной. Так далеко заглядываю, что аж смешно. Я ведь могу даже не услышать «я люблю тебя», учитывая, что отпускаю ее. Я настолько хотела заплакать, что с трудом сдерживалась, держа свою слабость и отчаянье при себе. Я знала, что моя дочь будет плакать без нас. Знала, что будет искать нас взглядом, и я буду держать ее вещи, не стирая их, чтобы те сохранили запах, присущий только ей. Мое сердце словно держали в ладонях и сжимали, не чувствуя ко мне жалости.