Я страдаю по тирану (СИ) - Веммер Анна - Страница 48

— Ненавижу, — соглашается парень. — Но если ты отбросишь коньки, то я стану первым подозреваемым. А у меня на жизнь большие планы.

— Архипов велел за мной приглядывать?

— Он не давал прямого указания, — уклончиво отвечает Макс.

— И что это значит?

Вместо ответа парень принимается заваривать чай во френч-прессе. У него так ловко все это выходит, что даже диву даешься: я-то думала, это дитя технологий и шампунь заказывает с доставкой на дом через какой-нибудь сервис "Яндекс. Баня".

— Садись, ешь.

Приходится послушаться. Макс явно не планирует общаться, пока не пообедает. Он с аппетитом молотит салат прямо из контейнера, закусывая огромной булкой с сыром. Я осторожно беру кусочек "Камамбера" и медленно жую в надежде, что желудок позволит хоть что-то съесть.

Так странно. Никогда бы не подумала, что мы с Максом можем вот так сидеть и обедать. Хотя после той пьянки мы вообще должны побрататься и на крови поклясться, что больше ни-ни.

— Зачем ты приехал?

— Посмотреть, жива ли ты тут еще. С твоим везением станется уронить в ванну фен или застрять в форточке при попытке ее помыть.

— А если серьезно?

Макс долго молчит. То ли пытается справиться с большим куском хлеба, то ли с большой и сложной мыслью.

— Знаешь, когда ты пришла, из невыносимого начальника Архипов превратился в выносимого. А когда ушла, у него поехала крыша. Поэтому сейчас я буду думать, как вертать все взад.

— Ну с этим у тебя большой опыт, — не могу удержаться.

— Бесишь ты меня, Данкова. Но жить хочется больше. Поэтому вперед — ищи самое свое симпатичное платье и будем разрабатывать план.

— Макс, — я вздыхаю, — мне правда жаль, что весь офис страдает, но я не вернусь. Я не хочу возвращаться.

— Врешь.

— Нет. Я не хочу возвращаться на старое место. Влад прав, это не моя роль. Знаешь, девочки всегда грезят о любви, многие мечтают о любви с миллионером, но вряд ли кто-то из них хочет быть… любовницей за деньги. Я не пойду, не вернусь и не буду играть в "Красотку". До Джулии Робертс мне далеко.

— Да… — Макс задумчиво смотрит. — И правда — красиво. Пафосно, красиво и ни на грамм не правдоподобно.

— Что?

— Ничего, Данкова! Хрень несешь, выкладывай ее себе в инстаграм, поняла? Там такое любят. А сейчас собирайся. На помощь в планировании на тебя не рассчитывать, это я уже понял. Побудешь группой поддержки, на заднем плане попляшешь с помпонами.

Я грустно улыбаюсь. Приятно, что есть хоть кто-то, кому интересно, как у меня дела. Не думала, что этим кем-то будет Макс, но все же…

— Прости, — качаю головой. — Я не поеду. Макс, пойми меня, я не могу так унижаться. Приехать к нему и просить снова… о чем? Мы ведь не ссорились. Влад был честен. Спасибо, что пытаешься помочь, но я справлюсь. У меня нет депрессии или каких-то суицидальных мыслей, мне просто грустно. Все будет хорошо.

Когда-нибудь — обязательно. А сейчас мне очень плохо, приход Макса всколыхнул улегшиеся было воспоминания. Я понимаю, что если останусь здесь сидеть, то разрыдаюсь, как маленькая обиженная девочка. Поэтому поднимаюсь и иду в гостиную, сажусь на диван. Надеюсь, что Макс все поймет и уйдет, а потом я напишу ему смс и извинюсь. И жизнь снова потечет так, как и должна.

Но Макс не уходит. Я слышу его шаги в коридоре, а потом он опускается рядом на диван. Поддавшись порыву, я прижимаюсь к теплому боку, а дальше от меня уже ничего не зависит: слезы катятся градом, нос перестает дышать в одно мгновение, и я всхлипываю, как самая последняя идиотка.

— Вот поэтому я и не люблю женщин. Вы всегда чуть что рыдаете.

Я одновременно и плачу и смеюсь, а Макс чешет меня, как блохастого кота на улице. Честное слово, мне кажется, что сейчас он достанет из кармана куртки сосиску и протянет ее мне! Но так хорошо от этого проявления ласки, до ужаса приятно и тепло.

— Макс, а ты… — Я осекаюсь. — Ой, нет, об этом спрашивать нельзя.

Он смотрит, подозрительно сощурившись и, кажется, понимает, что я хотела спросить.

— Ну что? Мне же интересно! Как там у вас… в смысле… ладно, забудь.

— Однажды, возможно, когда ты перестанешь меня бесить, я тебе и расскажу.

— Вредина.

— Да нет, Данкова. Я не вредина. Я твоя фея.

— Голубая? — уточняю я.

Макс больно щипается, я смеюсь, и мы возимся на диване, как сцепившиеся котята в картонной коробке. Так же внезапно, как и высыхают слезы, меня накрывает тошнотой.

Долго не могу прийти в себя в ванной, меня выворачивает наизнанку, а желудок болезненно сжимается в спазме. Голова кружится так сильно, что когда я выхожу выпить стакан воды, едва не роняю кружку на пол.

— Тебе плохо? Ты не беременна?

— Нет, — качаю я головой. — Желудок болит. Ты сможешь найти мне врача?

— Все, Данкова, хватит. Мы едем к шефу.

— Макс, я же сказала твердое "нет"! Если не хочешь помочь, то…

Он не дает договорить: нагибается и подхватывает меня, закидывая на плечо.

— Ты что творишь?! — ору я. — Меня сейчас тебе за шиворот стошнит!

— Да, в сказке про Золушку явно опустили многие подробности. Не помню, чтобы Золушка блевала фее за шиворот.

— Поставь, откуда взял! Макс! Так нельзя!

Несмотря на довольно хрупкий вид — у него все же не такое спортивное сложение, как у Влада — хватка просто железная. Я не могу дернуться, а попытки поцарапать ему задницу не приводят ни к какому результату. К тому же елозить у него на плече просто страшно. Если уронит, мне понадобится не гастроэнтеролог, а травматолог. Ну или патологоанатом, полы-то в подъезде бетонные.

— Макс! Пусти! — кричу, требую, но ему пофиг, он каким-то чудом умудряется крепко меня держать и одновременно запирать дверь.

Из квартиры напротив высовывается пожилая любопытная соседка. Глаза ее откругляются от ужаса:

— Помогите! — кричит она. — Насилуют!

Такого Макс стерпеть не может. Он так резко разворачивается к бабушке с активной гражданской позицией, что моя голова оказывается в опасном положении.

— Ма-а-акс! — визжу я. — Две-е-ерь!

— Чего сразу насилуют?! — возмущается парень. — Я вообще-то гей!

— Дурак ты, — комментирую я.

— Хос-с-споди помилуй! — в ужасе крестится бабулька. — Нечистый!

Макс цепенеет, не то от ужаса, не то от обиды. К гомофобии он привык, но нечистью его еще не обзывали.

— Да иди уже или туда или сюда! — стону я снизу. — Башка болит!

Так, со мной на плече, Макс спускается к машине.

— Извините его, он просто пошутил! — кричу я бабушке в отчаянно надежде, что к вечеру нас не объявят в федеральный розыск по наводке бдительной старушки.

В машине я равнодушно смотрю в окно, даже ругаться не хочется, но с каждой минутой сердце бьется все сильнее. Я в ужасе перед встречей с Архиповым. Боюсь его равнодушия, боюсь насмешки. Зачем Макс меня туда везет? На миг в подъезде я вдруг стала прежней бойкой Лесей, готовой вступать в противостояние с кем угодно, но сейчас чувствую, что нервы на пределе. И меня снова тошнит.

Макс прет, как танк, тащит меня прямо с парковки к лифту и мы приезжаем к знакомому холлу, откуда по длинному светлому коридору можно попасть в приемную и кабинет Архипова.

У меня ледяные пальцы.

Макс почти силой впихивает меня в приемную, а затем и в кабинет Влада. А потом со словами "Сейчас врача вызову" закрывает за мной двери.

Я замираю, как кролик перед удавом.

Зачем врача? Кому врача?

Хотя мне бы не помешал, кажется, сердце сейчас остановится. Я и не думала, что увижу его снова.

— Олененок? — Он поднимает голову.

Мне рвет на части сердце. От взгляда. От голоса. От ласкового и обеспокоенного «Олененок». Если беспокоится сейчас, зачем сделал так больно?

— Привет. Извини, что помешала, я… это Макс привел, а я не привыкла просить и вообще ты сказал, что все кончено, но мне больше не к кому идти.

Хмурится.

— Что такое?

Я сажусь на диван и меня вдруг начинает колотить озноб.