Девушка из Дубровника - Жилло Анна - Страница 56

— Да.

— Ну слава богу. Вообще-то я хотел заказать тебе пржолицу — далматский стейк. Но в последний момент как стукнуло в голову. Что удивить тебя надо не едой, а чем-то другим. Ну, например, тем, что я запомнил, что ты заказала в тот раз. Так?

Я молча кивнула.

— А Бран смеялся, что я передумал, потому что пржолица битком набита чесноком. Мол, целоваться будет не в кайф.

Он наклонился и поцеловал меня.

— А что не так с горой и с фуникулером? — спросила я, когда мы перестали шокировать публику и пошли дальше.

Глеб поддел носком туфли камешек и проследил, как тот заскакал по тротуару.

— Ничего, все так. Гора как гора. Фуникулер как фуникулер.

Мы медленно брели вдоль крепостной стены, разговаривая о всякой ерунде, но я знала, что он мне сказал неправду. Что-то определенно было не так. На этот раз точно не со мной — с ним.

Иногда я возвращалась домой, съездив куда-то, и говорила Андрею: «С машиной что-то не то». Его это дико бесило. Напомнив о том, что женщина за рулем — это обезьяна с гранатой, он начинал выяснять: «Что не то? Ты можешь толком объяснить? Едет не так? Звучит не так? Тормоза? Двигатель? Руль? Колеса? Что???» Объяснить я не могла. Тормоза тормозились, двигатель работал исправно, руль не люфтил, в сторону не вело. Но я могла голову дать на отсечение: что-то не в порядке. Проходило несколько дней, а то и недель, и оказывалось, что в насосе вода, и двигатель троит. Что стерлись тормозные колодки. Что одно из колес начало понемногу спускать. Мельчайшие неосознанные ощущения складывались в смутное тревожное состояние.

Вот и сейчас со мной было что-то похожее. Как будто в дальнем уголке мигала крошечная сигнальная лампочка.

Мы купили билеты и забрались в стеклянную кабину, подвешенную на тросах. Туристы рассредоточились вдоль стенок, опоясанных поручнями, и вытащили свою технику, готовясь фотографировать и записывать видео.

Вздрогнув, кабина начала быстро подниматься. Я фотографировала красные крыши Старого города, которые становились все меньше и меньше, гавань, похожий на кита остров Локрум, ворча, что стекло отсвечивает. Глеб не отвечал. Он повернулся ко мне спиной, так, что я не видела даже его профиль, только затылок. И вдруг, когда под кабиной проплыли несколько высоких деревьев, я разглядела на темном фоне отражение его лица.

Он стоял, закрыв глаза, стиснув зубы так, что проступили желваки. Я опустила взгляд и увидела, как сильно он сжимает поручень — даже костяшки пальцев побелели.

Так вот в чем дело! Разумеется, Бранко знал об этом.

«Я не то чтобы совсем боюсь высоты, но… попугиваюсь». Его побледневшее лицо, когда он увидел меня на перилах балкона. И непонятное поведение на мысе Сустепана…

Странно, но эта его слабость, да еще в том, что как раз было моим превосходством, сделала Глеба еще ближе для меня. До сих пор я видела в нем только силу. Даже когда он в чем-то ошибался, что-то делал не так. Это были именно ошибки — не слабость. Но, похоже, именно ее мне в нем и не хватало. Пусть даже в чем-то одном.

Кабина причалила наверху, мы вышли и спустились по лестнице на смотровую площадку.

— Подожди здесь, — сказала я, и он не стал возражать.

Пока я разглядывала Дубровник с высоты и фотографировала, Глеб сидел на парапете у башни. Оборачиваясь, я ловила его взгляд — такой же растерянный, как сегодня утром, когда застала его врасплох.

— Пойдем кофе выпьем, — предложила я, обойдя площадку со всех сторон.

Мы поднялись на веранду кафе, и я села лицом к ограждению и к склону — так, чтобы Глеб оказался к нему спиной.

— Расскажи, — предложила я, когда официант поставил перед нами чашки. — Это с тобой всегда было? Или что-то случилось?

Глеб молчал, изучая пенку на своем кофе, и я добавила:

— Послушай, когда я тебе рассказала о себе, корона не свалилась. Даже о том, что темноты боюсь в незнакомых местах. Не говоря уже о всяких прочих вещах. И если бы я знала раньше, что ты боишься высоты, не потащила бы тебя сюда. Прости за пафос, но у нас с ней особые отношения, так что я знаю, что она может делать с людьми. И в этом нет ничего постыдного.

— Особые отношения? — Глеб посмотрел на меня с сарказмом. — После того как ты грохнулась с двадцати метров?

— Это была ошибка партнера и рабочих арены, — я покачала головой. — При чем тут высота?

— Тогда почему ты боишься летать на самолетах?

— Именно поэтому. Потому что мне теперь трудно доверять незнакомым людям. Особенно свою жизнь. Механику, у которого, может быть, болит зуб. Пилоту, которому, может быть, накануне не дала жена. Диспетчеру, который, может быть, задолжал банку по кредиту и думает, откуда взять денег. А высота… Всегда огорчаюсь, когда достается место не у окна.

Высыпав в чашку сахар из пакетика, Глеб долго и старательно его размешивал — так, что мне начало действовать на нервы бренчанье ложки.

— Мне было восемь, — сказал он наконец. — Я первый раз был с Браном в Цавтате…

Глава 42

Поймав мой взгляд, Глеб положил ложку на блюдце.

— Это было после второго класса. Не помню, говорил тебе или нет, Бран к нам пришел как раз во втором, они тогда вернулись из Праги.

— Может, и говорил, но я уже забыла. Понятно тогда, откуда эти шутки про крота.

— Да, он свободно по-чешски говорит. В общем, мы в Цавтате прожили уже почти месяц, и как раз накануне того дня приехал Влах, у него начался отпуск. И почему-то решил пойти с нами на Сустепан. Бран хотел показать мне огневую точку и другие укрепления. Тогда там не было ограды наверху, на мысе. Мы затеяли какую-то возню на краю, Влах на нас прикрикнул, чтобы мы оттуда ушли. Уже не помню, то ли я Брана толкнул, то ли он меня, но я поскользнулся на иголках — ты же видела, сколько их там. Ну и поехал вниз. Влах в последний момент успел поймать за рубашку и вытащить. Отвесил хороший подзатыльник и сказал — до сих пор помню: «Jebiga, жизнь слишком коротка, а время идет слишком быстро, на тот свет никогда не поздно, не стоит торопиться». Попало нам обоим капитально. И на Сустепан Влах нам запретил ходить дальше городских пляжей. Там вообще место такое… с дурной славой. То ограбят кого-то, то изнасилуют. А на мысе и любители красивых видов гибли, и самоубийц туда тянет, как магнитом.

— Ты мог бы еще тогда мне все это рассказать. Когда мы там были, — сказала я, положив ладонь на его руку.

— Мог бы, — кивнул Глеб. — Но знаешь… трудно признаваться женщине, что чего-то боишься до поросячьего визга. Самое интересное, Кит, сначала мне совсем не было страшно. Когда Влах меня вытащил. Смотрел вниз — туда, куда должен был упасть, и… и ничего. Зато потом, ночью… Проснулся в ледяном поту и уснуть не мог от ужаса. И вот с тех пор…

— Другой на твоем месте больше никогда бы в Цавтат не приехал.

— По правде, мне очень не хотелось. На следующее лето. Но было стыдно — неужели я такой трус? К тому же никто не знал, что случилось. Я уговорил Влаха никому не рассказывать, особенно моим родителям. Ну и себя заставил поехать. И даже на Сустепан потом ходил, но на мысе с тех пор был только один раз. Прошел, не останавливаясь, подальше от края. С тобой — второй.

— А как ты на Бобаре прыгал со скалы? Там же приличная высота.

— А как бы я тебе признался, что боюсь? К тому же иначе пришлось бы плыть вокруг скал в темноте. Я и так был со всех сторон виноват, что затащил тебя туда и обманом заставил на ночь остаться.

Я потянулась через стол и поцеловала его, едва не опрокинув обе чашки.

— А что с часами? Это тоже как-то связано?

— У тебя точное время в телефоне? — спросил он, разблокировав экран.

— Вроде.

— Смотри.

— И что? — не поняла я, взглянув на дисплей. — Пятнадцать сорок. А у меня? — я посмотрела на свой телефон. — Пятнадцать сорок две.

— Я вчера проверял по телевизору и поставил точно. Суток не прошло, уже на две минуты отстали. Ника, это, конечно, звучит как полный бред, но когда я падал со скалы, время как будто остановилось. Не знаю, как это объяснить, но…