Гибель отложим на завтра. Дилогия (СИ) - Аэзида Марина - Страница 123

– Если вы хотите одолеть Элимера, –  вымолвил Аданэй, – без меня вам не обойтись. Отерхейнцы жизни положат, но не отдадут страну чужеземцам. Но если во главе илиринского воинства встану я – законный наследник трона – они призадумаются. Если вы поддержите меня сейчас, то наступит день, когда я стану править и Отерхейном, и Илирином. Объединенная могущественная держава, в которой не будет смут, ведь я – сын Отерхейна, а Аззира – дочь Илирина – не об этом ли вы мечтали?

Кажется, его слова подействовали, поскольку все замолчали. Но только на миг, потому что молчание прервалось возгласом Латторы:

– Почему она?! – крикнула девушка, пальцем указывая на Аззиру. – Ну и пусть ее муж – принц! В Марране тоже царская кровь.

– И я – илиринец! – вторил Марран.

– Да, он – илиринец! – подтвердила Латтора. – А я – прямая наследница. Мы должны стать царями! Почему она?!

Ее крики прервались холодным, скучающим голосом Аззиры:

– Потому что ты – дура, а я – нет, – при этом она даже не взглянула на сестру.

Латтора как-то по-детски всхлипнула, подскочила на сиденье, а спустя миг бросилась из залы, но не через главный вход, а через двери, ведущие во внутренние покои царей. Детский поступок, но от Латторы почти никто и не ждал иного.

Марран обвел гневным взглядом совет и сказал:

– Мы этого не простим! – и двинулся за женой.

– И это их вы собирались усадить на престол? – поморщилась Гиллара, брезгливо покосившись в сторону двери, за которой скрылась царевна.

Кажется, именно ее слова все решили, ибо после выходки Латторы больше никто не возражал против восхождения на трон Аззиры и ее мужа.

***

Но Аданэй рано торжествовал: он почти забыл, что это еще не конец. Да, совет определил, кто взойдет на престол, но требовалось еще и одобрение знати: той, что столпилась у главных дверей – золотых врат, как они негласно назывались.

И вот, эти врата распахнулись. Вперед прошла Хранительница Короны. Позади нее стояли рука об руку Аданэй с Аззирой, а сзади сгрудились участники совета.

– Совет призвал царей! – возгласила старуха-Хранительница. – Теперь мы спрашиваем народ: назовете ли вы их царями! Адданэй Кханейри и Аззира Уллейта! – и она отступила в сторону, пропуская претендующую на царство чету.

Раньше, на протяжении веков, этот ритуал служил формальностью, но сейчас, в это самое мгновение, он для всех стал настоящим.

Аданэй видел, как оторопели вельможи, какими глазами они смотрели на Аззиру и, главное, на него. Недоверчивое молчание повисло в воздухе. Люди переглядывались, опускали глаза в пол, стояли неподвижно и – молчали. Аданэя охватила мелкая, нервная дрожь – слава Богам, пока невидимая окружающим. Неужели сейчас, когда он в полушаге от престола, все обрушится? Ведь тут даже власть Нирраса не играла роли: люди – а их почти сотня – либо преклонят колени перед ним и Азззирой, либо нет. А люди стояли и – молчали. Аданэй почти запаниковал, когда вдруг заметил в толпе какое-то движение. Кто-то протиснулся вперед. Мгновение – и Аданэй узнал Аххарита. Тот упал на одно колено, потянув за собой стоящую рядом девицу, и звучно возгласил:

– Да славятся в веках Адданэй Кханнейри и Аззира Уллейта, ступающие тропой царей!

И люди вторили ритуальному возгласу, сначала поодиночке и робко, потом все решительнее – и вот уже вся толпа преклонила колено перед новыми царями. Аданэй, почувствовав неимоверное облегчение, попытался поймать взгляд Аххарита, чтобы одарить его благодарным кивком, но глава стражи смотрел в пол: как и положено подданным.

***

В Илирине Великом долго плакать по умершим было не принято, даже по царям. Ведь умирая, люди просто возвращались к Богам. А потому уже через день после похорон горестные вопли сменились криками радости: народ приветствовал новых владык, благословляя их на царство.

На родине Аданэй никогда не видел подобной пышности торжеств. Хотя кто знает, как проходила коронация в Отерхейне? Когда его отец становился кханом, Аданэй был еще слишком маленьким, чтобы помнить.

Зато сейчас! Множество цветов, ликующая толпа, музыка, полуобнаженные танцовщицы и завораживающие игры с огнем – все кружило голову. До сих пор Аданэю казалось, будто он во сне. Неужели это правда, и теперь он не просто свободный, а – Царь?! Властитель! Наконец-то! После стольких злоключений он все-таки добился своего! Пусть не без помощи других, а во многом лишь благодаря этой помощи. Пусть! Главное – итог. Какое счастье не прятаться под фальшивым именем, не скрывать прошлого. Как радостно предстать перед людьми тем, кем он является – Аданэем Кханейри! Кханади Отерхейнским, царем Илирина Великого! Ликуй, толпа! Теперь осталось расквитаться с Элимером, но об этом можно подумать и позже.

Аззира все время находилась рядом. Она преобразилась и уже не выглядела той бесцветной тенью, которой явилась на совет: краска, драгоценности и яркая одежда сотворили чудеса, и перед народом Илирина возникла горделивая властительница. Но Аданэй видел, что все эти изменения – лишь внешние, и его жена осталась по-прежнему безучастной, безразличной, с неподвижным лицом и взглядом, и замедленными движениями. Рыба – прозвал он ее мысленно. Холодная мертвая рыба. Он боялся даже представить, какой она будет ночью. А попытавшись, тут же передернулся от омерзения. Он и сам не понимал, в чем дело, ведь Аззира, несмотря на все недостатки, была молода и не так уж уродлива. Но эти сжатые губы, лед рук, который ощущался при любых прикосновениях, наводили на мысль, что и во всем остальном она холодна и бездушна. Рыба. В голову упорно лез отталкивающий образ: она распростерлась на ложе, неподвижная, с таким же застывшим взглядом и ледяной кожей. И он снова передернулся.

Поразительно, как сильно две жрицы Матери отличались друг от друга. Одна – Богиня-на-Земле – обжигала, сводила с ума. Поцелуи этой ведьмы и по сей день горели на его коже! А другая… Впрочем, для Аззиры он уже подобрал верное определение.

Толпа взревела, когда на головы будущих правителей возложили царские венцы, и Аданэй, внутренне ликуя, улыбнулся. Казалось, народ сразу полюбил его, несмотря на то, что он – чужеземец. Впрочем, толпе свойственно обожествлять своих властителей, особенно если те молоды и красивы. Девицы влюбляются в царей, а юнцы – в цариц. Однако любовь черни переменчива, непостоянна и в любой момент может обернуться ненавистью. И тогда толпа ревет уже не от восхищения, а от ярости, и безжалостно крушит камни дворцов и омывает руки в крови тех, кого недавно боготворила. Отец еще с детства советовал Аданэю запомнить это. И он запомнил. Так, на всякий случай.

Только когда все церемонии закончились, и он остался в обществе жены, Гиллары с Ниррасом и Маллекши, которая не отходила от Аззиры ни на шаг, Аданэй окончательно прочувствовал свершившееся. И такая безудержная радость овладела им, что он позабыл и о смерти Лиммены, и о несчастном Вильдерине, и даже о своем брате. И так захотелось поделиться с кем-то восторгом, все равно с кем, что он, недолго думая, подхватил Аззиру и закружил с нею по зале:

– Милая! – кричал он, смеясь. – Мы счастливы! Мы молоды, богаты, красивы. Мы – Цари!

Ему показалось, или его жена и впрямь ответила ему чем-то, отдаленно напоминающим смех? Однако скоро Аззира оттолкнула его, отодвинулась, уставилась на свои руки, и тень испуга пробежала по ее лицу. Пожалуй, это оказалось первым проявлением эмоций, которое он в ней увидел. И скоро осознал почему. По рукам Аззиры расползались красные пятна, похожие на язвы. У Аданэя возникло смутное ощущение, будто где-то он что-то подобное уже видел. Он не сразу вспомнил, где именно, пока не всплыла в памяти роща, озеро и странное видение: жуткая прорицающая девочка. Черноволосая и зеленоглазая. Совсем как Аззира. И происходило с ней то же самое.