Пограничье (СИ) - Ли Марина - Страница 104

   Мир окрасился в красное, а губы самостоятельно прошептали нужные слова, помогая предательским рукам разорвать пространство. Вселенная пульсировала вокруг, придавая мускулам нереальную силу. Мускулам и голосу, который, сговорившись с губами и руками, ревел сейчас в ушах:

   — Убью!!!!!

   Определить, куда его забросил переход, было в принципе невозможно. Но здесь Пауль совершенно точно никогда не был. Мрачноватые стены, грубо сложенные из огромных бревен, были увешаны оленьими рогами, жуткими портретами злобно скалящихся людей и полками с десятками, сотнями человеческих черепов. Крупных, небольших, с выбитыми передними зубами, белых, желтых, треснутых в основании…

   Эро почувствовал, как его слегка замутило от этого многообразия и, чтобы избавиться от приступа тошноты, перевел взгляд в дальний угол зала, тем более, что именно оттуда доносились звуки, говорившие о том, что здесь были и живые люди тоже, а не только запылившиеся пустоглазые мертвецы.

   Желудок скрутило в узел, и Пауль повторил шепотом слово, ревевшее ревнивой черной кровью в ушах:

   — Убью…

   Шелест едва слышных звуков прокатился волной через плохо освещенную комнату и рассыпался о спину женщины, подобострастно склонившейся у ног окровавленного юноши. Волосы, лицо, шея, обнаженная грудь и мускулистые руки парня были насыщенно красного цвета. Ноги, к счастью, были упакованы в брюки. В незастегнутые брюки, которые нагло развалились, открывая взгляду стрелу черных волос, убегавших туда, куда порядочным женщинам лучше не смотреть. И уж точно не стоять на коленях перед этими, вцепившимися в узкие бедра брюками. Не склонять перед ними голову, положив руки на собственные круглые коленки.

   — Соня, не пугай меня! — проговорил мальчишка, помог даме подняться и нагло и бессовестно обнял ее за плечи, прижав тонкий стан к своему окровавленному телу.

   — У меня же никого нет, кроме вас, — произнес мальчишка и погладил вздрагивающую спину, благоразумно остановив движение руки на талии. — Зачем ты так? Я — все… для тебя… ты только скажи… а ты…

   Пауль наклонил голову вперед и молча, с трудом сдерживая рвущуюся из груди ярость, пересек комнату.

   Они даже не заметили его, продолжая бесстыже обниматься и шептаться интимно, заметив присутствие постороннего в тот момент, когда сыщик рывком выдрал из чужих объятий свою женщину и, прижав ее спиной к своей груди, прорычал:

   — Никогда не думал, что жажда убийства так велика во мне.

   Мальчишка удивленно приподнял брови и повел носом, принюхиваясь. Сонья шумно втянула воздух ноздрями и, расслабленно откинувшись назад, приподняла лицо, снизу вверх заглядывая Паулю в глаза:

   — Павлик, — пробормотала она, розовея под гневным взглядом. — А мы тут, кажется, династию сменили… И от тебя опять ничем не пахнет. М?

   Доверчиво потерлась щекой о китель с чужого плеча и, смешно дернув кончиком носа, пожаловалась:

   — Я так устала.

   — Народ, я все понимаю, правда, — послышалось откуда-то сбоку, и Эро без особого удивления обнаружил, что и второй преданный поклонник его непоседливой жены тоже здесь. — Но здесь до чертиков страшно. И у меня такое нехорошее предчувствие… Может, уже смоемся отсюда, наконец?

   — Мне, кажется, придется остаться, — неуверенно проговорил Ларс Волк и почему-то посмотрел на свои руки, прежде чем оглянуться назад. — Наверное, надо позвать кого-то из Совета… и вообще.

   С несчастным видом мальчишка опустил плечи, а затем, явно переигрывая с трагизмом в голосе, пробормотал:

   — Что мне теперь делать, Сонечка?

   — Довольно! — Пауль решительно рубанул воздух, отгораживая наглого волчонка от своей женщины, начиная потихоньку понимать, что здесь произошло.

   Смена династии, значит.

   Смерил мальчишку оценивающим взглядом и прямо спросил:

   — Ну и? Давно ты это задумал? Как-то мне не верится, что все получилось случайно.

   Оборотень улыбнулся нагло и уверенно, а после этого пожал голыми плечами и произнес, стараясь не смотреть в сторону Соньи:

   — Не очень давно, но сегодня все и в самом деле вышло почти случайно.

   Тонкое тело в объятиях Пауля напряглось, а хрипловатый родной голос недоуменно произнес:

   — Ларс, о чем ты говоришь?

   Оборотень скривился и попытался оттереть засохшую кровь от лица.

   — Наверное, твой юный друг, милая, хочет намекнуть на свою родословную, — даже не пытаясь скрыть злорадства, произнес Эро.

   — Родословную? — переспросила Соня.

   — Родословную? — удивился племянник покойного Гамлета Лириковича.

   — Родословную, — вздохнул Ларс Волк и смущенно почесал переносицу. — Сонечка, ты только не обижайся. Но истинный правитель должен уметь использовать людей.

   Зеленые глаза недоуменно округлились, а Пауль, вместо того, чтобы попытаться размазать наглого мальчишку по стене, прошептал:

   — Милая, ну его… к чертям… пойдем к Дунае, а? Она велит нам грогу сварить. Опять-таки, Оливка там. И Зойка твоя…

   Между тонкими рыжими бровями пролегла недовольная складка, и Сонья проговорила мрачно:

   — Будь любезен объясниться.

   Пауль прикрыл глаза, непроизвольно сжимая руки на женской талии, Гавриил Пяткин демонстративно посмотрел на часы, а Ларс, который назывался Волком, вздохнул и заговорил:

   — Скажи, сестренка, тебе мама рассказывала о нашем отце? Мне рассказывала.

   — О нашем?

   — Боги не так часто сходят на землю, Сонька. Черт! Я с ума схожу от твоего сладкого аромата. Ты лучше встань чуть дальше. Я себе слово дал, что тебя не трону.

   — Поль, — Сонья посмотрела на Эро, несчастно искривив губы и нахмурившись. — Павлик, пожалуйста, я ничего не понимаю…

   — Прости, счастье мое, но думаю, он должен сказать тебе об этом сам. 

 История Ларса Волка

   Он родился в жаркий летний полдень, когда солнце плавилось раскаленным воском на плечи беспечных прохожих, и огласил окрестности протяжным заунывным воплем, от которого у всех коров в деревне свернулось молоко, а старая бабка Конаг, услышав этот яростный вой, поспешила на встречу к мужу в широкие луга предков.

   Он родился не так, как рождаются обычные дети-оборотни. Он заставил свою мать помучаться. Несколько дней кряду несчастная роженица была вынуждена менять обличие в попытке убежать от нестерпимой боли, но волчица страдала так же сильно, как и человеческая самка. Может, даже в чем-то больше.

   — Богиня! — рычала женщина, закидывая изрезанное морщинами боли лицо к небу. — Избавь. За что ты терзаешь меня?

   Богиня молчала, но в глубине души женщина и сама знала ответ. Не нужно было никуда идти в поисках причины гнева богини с колокольчиками. Она была здесь, внутри живота. И эта причина боролась за жизнь, ища выход из колыбели, которая вдруг стала тюрьмой.

   Первым словом Ларса стало слово «хочу».

   И вторым, и третьим тоже. Хочу пить. Хочу спать. Хочу есть. Хочу быть самым быстрым, самым сильным, самым лучшим. И женщину. Хочу самую красивую женщину в стае. Хочу быть вожаком.

   Ларсу едва исполнилось пять лет, когда он озвучил свою мечту. Пять лет. Мать, услышав о желаниях сына, сначала впала в истерику, а потом, не говоря никому ни слова, пересекла узкую полосу, отделяющую Долину от Пограничья, и скрылась в Призрачном лесу. Ну, что ж. По крайней мере, там их не искали долгое и очень долгое время. И время это понадобилось ей — для того, чтобы вырастить из щенка волка, ему — чтобы найти себя в мире завтрашнего дня, и одновременно с этим окончательно потеряться в своих фантазиях. И надо отдать должное матери: она единственному сыну активно помогала во всем.

   — Я бы хотела, чтобы ты стал охотником, — шептала она вечерами, когда мальчишка дремал, устроив голову у нее на коленях. — Дерзким, хитрым, самым лучшим под луной. У тебя самые быстрые ноги и самый острый нюх из всех, кого я знаю... Оно и понятно, ты же сын бога... Я бы хотела, чтобы ты стал охотником, а ты станешь вожаком.