Пограничье (СИ) - Ли Марина - Страница 105

   Она рассказывала о том, как сложно придется юному Ларсу, как безумен и страшен нынешний глава клана Лунных Волков. Она переплетала реальные истории с существующими легендами и все время говорила о том, как ей повезло быть матерью бога.

   Наверное, какое-то время Ларс воспринимал слова матери как данность. Почему бы и нет? Он действительно самый красивый. Он быстрее всех в Призрачном лесу. Он может выследить зайца по следу недельной давности... В конце концов, он первым почувствовал, что недалеко от их логова появилась молодая волчица.

   Ее запах сводил с ума и заставлял раз за разом возвращаться под стены Замка, чтобы посмаковать этот удивительный аромат, так похожий на его собственный. Однажды он принес его на себе домой, и мать, оскалившись, проворчала:

   — Ты чувствуешь это, сынок? Потому возвращаешься туда раз за разом? Потому что знаешь, что в ее жилах течет кровь, так похожая на твою.

   Голубые глаза волчицы, давно затуманенные безумием одиночества, заблестели, когда она окунулась в воспоминания:

   — Правду говорили, что до меня у Фенрира была рыжая сука. Понесла, не иначе... Ну, что ж. Оно и к лучшему. К лучшему. Нам нужна сильная кровь, дважды божественная и благословленная. Возьми ее, сын, она родит тебе лучших сыновей и только укрепит твои позиции, когда ты бросишь вызов вожаку.

   Ларс слушал спорадический материнский бред и только кивал задумчиво, не возражая и не споря. Нет, допускать ошибку предков он не станет. Не будет спариваться с собственной сестрой. Все это ерунда, про укрепление крови, от такой связи кровь только ослабнет, конечно.

   А потом матери не стало. Она умерла. Аромат ее крови заполнил окрестности на километры вокруг, но Ларс нашел, он вычленил тонкий, едва заметный волосок чужого следа, сладкого-сладкого, теплого, желанного. Какой бы ни была покойная волчица: безумной, больной либо слабой, никто не имел права убивать ее так жестоко. Никто не имел права убивать ее. Она была его матерью!

   Он шел по следу долго, сглатывая вязкую слюну и прогоняя горькие слезы. И он нашел его. Того, кто отнял жизнь у его матери, а потом долго рыдал, кусая губы и подвывая, глядя на прекрасное лицо кровавой Богини.

   Той ночью Ларс Волк осознал несколько вещей.

   Первое. Его мать все-таки была сумасшедшей. Остается надеяться, что ее безумие не коснулось его, Ларсовой крови.

   Второе. Волк, давший ему жизнь, причастен к смерти матери.

   Третье. Месть — это то блюдо, которое подается холодным.

   И последнее. Нет, он не станет спариваться с сестрой, она все-таки единственная семья, которая у него осталась, но это не значит, что сильную волчицу нельзя использовать в своих интересах. В конце концов, интересы у них общие.

   В конце концов, она, эта умопомрачительная Сонья Ингеборга Род, сестра ему. Вдова его врага. Кто лучше, чем она, знает все подходы к нынешнему главе клана? Кто ненавидит его больше, чем она? Она поможет пробраться в Волчью долину. Ларс толком не знал, чего он на самом деле хочет от своей вновь обретенной сестры, но чувствовал, что ее нужно держаться. Не выпускать из поля зрения, давить на жалость, привязывать к себе эмоциональными путами — все женщины так слабы в этом плане. И ждать. Ждать подходящего момента.

   — Ларс! — не знаю, чего больше было в моем голосе: отвращения, недоверия или испуга, когда волчонок добрался до конца своего рассказа.

   Я нарушила все свои принципы ради него, я рисковала жизнью, я пошла на сделку с собственным отвращением, я просила за него у своего врага, я опустилась до шантажа, а он просто меня использовал.

   Было гадко и неприятно. И до чертиков обидно снова оказаться правой. Хорошее правило о том, что никому из волков нельзя верить, еще ни разу меня не обмануло. Волчонок тоже не стал исключением.

   — Не кажется ли тебе, что твои заявления о божественном происхождении, — заговорил у меня над ухом Павлик, — выглядят несколько смешными.

   Сыщик по-прежнему обнимал меня за талию и, кажется, был вполне доволен таким положением вещей, хотя в голосе мне послышалась непонятная тревога.

   — Это не мои заявления, — во время своего рассказа Ларс полностью оделся и теперь задумчиво смотрел на тело мертвого волка. — Это слова моей матери… Соня, послушай, я не вполне уверен… Что мне там дальше полагается делать с этим по закону?

   Он брезгливо дотронулся до «этого» двумя пальцами, а на меня вдруг обрушилось понимание того, что только что здесь произошло. Приблудный волчонок, который вдруг непостижимым образом оказался моим братом — во что я пока еще не верила полностью, но определенно, готова была поверить — этот волчонок только что убил вожака клана Лунных Волков. И никто не сможет оспорить его право на трон, потому что единственный наследник Гринольва сейчас так далеко, что даже Совету будет не под силу его оттуда достать.

   Гринольв умер. В моей груди что-то неприятно булькнуло, а потом наружу вырвался странный звук, нечто среднее между смехом и болезненным воем. Я какое-то время прислушивалась к этой какофонии, сотрясаясь всем телом и ощущая на себе встревоженные руки Павлика Эро.

   — Сонюш, милая… — шептал он, пытаясь прорваться ко мне сквозь мою истерику.

   — Сонечка, — где-то в отдалении причитал Гаврик.

   — Хватит! — рявкнул, наконец, Ларс, а я почувствовала, как по позвоночнику прокатилась мощная силовая волна, и после этого действительно успокоилась.

   — Ты прав как никогда, братишка, — проговорила я, вытирая внезапно повлажневшее лицо. — Хватит. Я отправляюсь домой. Больше ни один житель этой проклятой Волчьей долины не подойдет ко мне ближе, чем на сто метров.

   — Ты тоже житель этой долины, Соня, — неожиданно мягко произнес Ларс и подался в мою сторону, протянув повернутую вверх ладонью руку, словно и в самом деле ожидал, что я сейчас шагну ему навстречу, забыв обо всем.

   — Прости. Я не мог тебе сказать раньше, я…

   — Мне решительно все равно, — перебила я. — Честное слово. Просто наплевать. Я завязываю с волками.

   — Ты не можешь говорить это серьезно, — Ларс нахмурился. — Ты тоже волк.

   — Я! Не! Такая! — проорала я, яростно сжимая кулаки. — И если для того, чтобы доказать это, надо отказаться от своей животной сущности. Я откажусь. Я запру ее в человеческом теле навсегда, я уеду отсюда, я никогда не вернусь. Я просто не могу больше быть оборотнем. Меня от вас ото всех мутит.

   Тишина, наступившая после моего яростного крика, нарушалась только оглушительным грохотом сердца в моих ушах, да еще шорохом расстроенных мыслей, поэтому незнакомый голос, прозвучавший вдруг над нами, стал неожиданностью для всех.

   — Все-таки женщинам надо запретить законодательным актом высказывать свои мысли вслух. Никогда не слышал большей глупости.

   Мы все развернулись на голос и увидели крупного пожилого мужчину, стоявшего на пороге Зала предков и с любопытством смотревшего на всю нашу компанию.

   — Даже если эти женщины так хороши, как ты, маленькое сокровище, — закончил мужчина, глядя в мои недоумевающие глаза.

   — Да что за хрень! — взревел Ларс, озвучивая мои мысли. — Что ж от вас от всех ни черта не пахнет ничем!?

   — Вы кто? — спросил Гаврик и переместился поближе к Паулю, который вдруг понимающе хмыкнул и проворчал:

   — Божественное явление, как я понимаю…

   — Фенрир… — выдохнул Ларс и сжал кулаки.

   — Дурдом, — пробормотала я, окончательно сдаваясь, а затем, повинуясь внезапному импульсу, оглянулась на мужа и попросила:

   — Поль, забери нас, пожалуйста, домой.

   — Твой дом здесь, — рыкнул в мою сторону новый оборотень, а Пауль едва заметно шевельнул кончиками пальцев, и мужчина замер на месте, гневно сверкая на нас черными молниями глаз.

   — Уп-с. Неожиданность, — хохотнул сыщик, выпуская меня из объятий и оплетая того, кого Ларс назвал Фенриром, коконом сдерживающих силу заклятий. — Не знаю, на что вы рассчитывали с вашим хозяином, но явно не на это.