Грозовое Облако (ЛП) - Шустерман Нил - Страница 50

За спиной, на лестнице, послышался топот: Пурити и ее подручные, уже подсоединившие контейнеры с кислотой и насос к спринклерной системе, бросились за ним в погоню. Нельзя позволить им себя поймать!

Вот и кулисы с правой стороны. Грейсон бросил взгляд на сцену и увидел серпа Анастасию. Какого черта она делает на сцене?! И тут Анастасия вонзила в одного из актеров кинжал. Теперь Грейсону стало ясно, что, собственно, она делает на сцене.

И тут перед Грейсоном кто-то вырос, заслоняя обзор. Высокий тонкий человек в смокинге и с кроваво-алым галстуком. Что-то в его лице было смутно знакомое, но Грейсон никак не мог вспомнить, где видел его.

В руке человека появилось нечто похожее на огромный швейцарский нож с зазубренным лезвием — и Грейсон вспомнил. Он не узнал серпа Константина без его алой мантии.

Похоже, и серп не узнал его.

— Выслушайте меня! — горячо взмолился Грейсон, не отрывая глаз от жуткого лезвия. — Где-то здесь в театре кто-то сейчас устроит пожар — но это не главная проблема. Главное — это спринклеры! Если они включатся, весь театр утонет в кислоте! Ее хватит, чтобы прикончить всех! Надо немедленно освободить помещение!

И тут Константин улыбнулся. Предотвращать катастрофу он не спешил.

— Грейсон Толливер! — произнес он, наконец узнав собеседника. — Я должен был догадаться.

Звук настоящего имени, уже полузабытого, выбил Грейсона из колеи. На краткий миг он перестал соображать. Ну же, сейчас не время для ошибок!

— Ух, с каким наслаждением я тебя сейчас выполю! — воскликнул Константин, и Грейсон моментально понял, что, кажется, совершил тяжелейший просчет. Во главе заговора против Анастасии и Кюри стоял серп. Что-что, а это он знал точно. Так может, серп Константин, человек, который вел следствие по его делу, и есть этот тайный кукловод?

Константин бросился к нему. Сейчас его кинжал оборвет жизнь и Грейсона Толливера, и Рубца Мостига…

… И тут весь мир перевернулся и полетел вверх тормашками, да так стремительно, что у Грейсона голова пошла кругом. На сцене возникла Пурити с устрашающего вида обрезом в руках. Но прежде чем она успела выстрелить, Константин, сметя Грейсона с пути, молниеносно выскочил на сцену, вырвал из ее рук обрез, который выстрелил в воздух, а затем одним плавным движением перерезал Пурити горло и всадил клинок ей прямо в сердце.

— Нет!!!!! — взвыл Грейсон.

Она упала замертво, но без той драматической эффектности, которая сопровождала смерть Цезаря. Ни последнего слова, ни принятия, ни протеста. Просто вот только что она была жива, а в следующее мгновение умерла.

«Нет, не умерла, — вдруг осознал Грейсон. — Ее выпололи!»

Он подбежал к Пурити. Обхватил ее голову, попытался сказать ей что-то такое, что она могла бы унести с собой туда, куда уходят все, кого выпололи… Но было поздно.

На сцену хлынули люди. Замаскированные серпы? Гвардейцы? Грейсон не знал. Сейчас он превратился в зрителя, отстраненно наблюдающего за тем, как Константин отдает приказы.

— Не позволяйте им устроить пожар! — распорядился он. — Вода в спринклерах, возможно, вовсе не вода.

Значит, Константин послушался его! И он все же не заговорщик!

— Уберите отсюда людей! — завопил Константин. Но зрители в особом приглашении не нуждалась — они уже лезли по головам друг друга, пытаясь пробиться к выходам.

Не дожидаясь, когда Константин вновь обратит на него внимание, Грейсон бережно опустил тело Пурити на пол и рванул с места. Он не позволит скорби и смятению одержать над ним верх. Не сейчас. Ведь он еще не исполнил свою миссию, — а теперь в его жизни не осталось ничего, кроме миссии. Угроза попасть под кислотный душ не исчезла; и хотя, театр, казалось, был наводнен серпами, ловившими заговорщиков, все их усилия будут напрасны, если заработают спринклеры.

Грейсон побежал обратно по узкому коридору — где-то там он видел старый пожарный топорик, висевший на стене, по-видимому, с самой Эпохи Смертности. Он разбил стеклянный шкаф и сдернул топорик с крючка.

За шумом царящей в зале суматохи серп Кюри не слышала предупреждающих криков Константина. Неважно — она знала, что делать: надо перебить заговорщиков любыми способами. Выхватив нож, Мари приготовилась к схватке. Нельзя отрицать: было что-то чрезвычайно бодрящее в том, чтобы покончить с теми, кто пришел покончить с тобой. Это было нутряное звериное чувство, которое, как инстинктивно догадывалась Мари, могло вырасти в нечто очень опасное, если позволить ему пустить корни.

Повернувшись к выходу из зала, она увидела в фойе какого-то негодного. Парень палил из пистолета по каждому, кто попадался на пути. В другой руке он держал что-то вроде факела и поджигал все, что могло гореть. Так вот что они затеяли! Решили запереть их в театре и сжечь дотла. Странное дело — Кюри ожидала от этих убийц большей изобретательности. Но они, по-видимому, всего лишь кучка обозленных негодников, не более.

Вскочив на спинки двух соседних кресел, Мари вознеслась над бегущей толпой. Она сунула нож обратно в ножны и извлекла на свет трехзубый сюрикен. Полсекунды на прицеливание — и она метнула сюрикен со всей силой, на какую была способна. Звездочка просвистела над головами зрителей, вылетела в фойе и врезалась прямо в череп поджигателя. Парень упал, выронив пистолет и факел.

Кюри позволила себе насладиться триумфом. Кое-где в фойе пылал огонь, но это нестрашно. Через пару мгновений среагируют детекторы дыма, и из спринклеров хлынет вода. Пожар потухнет раньше, чем сможет нанести хоть сколько-нибудь значительный вред.

Цитра узнала паренька, как только увидела его. Грейсон Толливер. Его волосы, одежда и эти рожки-недоростки могли обмануть кого-нибудь другого, но тщедушное сложение и язык тела выдавали его с головой. А еще его взгляд. Странное сочетание оленя, застывшего в свете фар, и росомахи, изготовившейся к атаке. Парень жил в перманентном состоянии «дерись или беги».

Пока Константин раздавал подчиненным приказания, Грейсон умчался в коридор. Кинжал, которым Цитра выполола Олдрича, она по-прежнему сжимала в руке. Теперь ей придется воспользоваться им против Толливера. Несмотря на его явную принадлежность к заговорщикам, Цитру раздирали противоречивые чувства: как бы ни жаждала она положить конец покушениям, ей столь же сильно хотелось заглянуть парню в глаза и услышать от него правду. Какова его роль во всем этом? Почему он в это ввязался?

Когда она нагнала его, в руках он держал… пожарный топорик.

— Отойди, Анастасия! — прокричал он.

Ну не настолько же он глуп, чтобы воображать, будто может справиться с ней этим топориком?! Она серп, в совершенстве владеющий холодным и прочим оружием! Анастасия быстро прикинула, как обезвредить парня и отправить его в квазисмерть. Еще миг — и она привела бы свой план в действие, если бы он не выкинул нечто абсолютно неожиданное.

Он ударил топором по трубе, идущей вдоль стены.

Серп Константин с гвардейцами появились рядом с Цитрой как раз в тот момент, когда лезвие топора перерубило трубу. Один из гвардейцев бросился между Анастасией и трубой, откуда на него хлынула вода. Но через пару секунд вода сменилась какой-то другой жидкостью. Гвардеец с криком упал. Его тело дымилось. Кислота! Кислота в трубах! Как? Как это возможно?!

Жидкость брызнула серпу Константину в лицо, и он взвыл от боли. Кислота залила рубашку Грейсона, которая мгновенно растворилась, немного попало и на кожу. А потом давление в трубе снизилось, и кислотный фонтан превратился в ручей, пожирающий все, что попадалось на пути.

Грейсон уронил топорик и, развернувшись, помчался по коридору. Цитра не погналась за ним. Вместо этого она склонилась над серпом Константином, яростно тершим себе глаза. Вот только глаз у него больше не было.

В этот момент завопили все пожарные сирены театра, и над разгорающимся огнем завертелись спринклеры — бесполезные, поскольку не разбрызгивали ничего, кроме воздуха.