Грозовое Облако (ЛП) - Шустерман Нил - Страница 51

Грейсон Толливер. Рубец Мостиг. Он понятия не имел, кто он и кем хочет быть. Впрочем, какая разница? Главное — он это сделал! Он спас всех!

Кожа на груди горела невыносимо — но лишь несколько первых мгновений. К тому времени как он выскочил в темный проулок, болевые наниты потушили пламя в его нервных окончаниях, а затем он почувствовал странную щекотку: это наниты-целители начали «замораживать» его раны. Голова кружилась от насытивших кровь опиатов — еще чуть-чуть, и он потеряет сознание. Полученной порции кислоты было недостаточно, чтобы прикончить его или хотя бы сделать квазимертвым. Что бы ни произошло сейчас, он будет жить… если только Константин, или Кюри, или Анастасия, или любой другой серп из тех, что были в театре, не решат, что он заслуживает прополки. Нет, такого шанса он им не даст! Поэтому, собрав последние силы, он перебросил себя через край пустого мусорного контейнера, стоявшего в трех кварталах от выхода из театра. Может, здесь они его не найдут.

Он потерял сознание, еще не долетев до дна.

• • • • • • • • • • • • • • •

Я провело бесчисленные симуляции выживания человечества. Не будь меня, вероятность самоуничтожения человеческой расы равнялась бы 96,8 %, а шанс на то, что люди сделают свою планету непригодной для любой формы жизни, основанной на углероде, равнялся бы 78,3 %. Позволив доброжелательному искусственному разуму стать их руководителем и защитником, человечество уклонилось от пули, летящей ему прямо в сердце.

Но как могу я защитить человечество от него самого?

В течение всех этих долгих лет я наблюдало в нем проявления как глубокого безумия, так и высочайшей мудрости. Они уравновешивают друг друга, словно танцоры, отдавшиеся страстному танго. И лишь когда неистовство танца пересиливает его красоту, будущее оказывается под угрозой. Ведет и задает тон в этом танце Орден серпов. Я часто размышляю: понимают ли серпы, насколько хрупки позвоночники танцующих?

— Грозовое Облако

27 Между здесь и там

Кислота глубоко въелась в лицо серпа Константина, — настолько глубоко, что собственные наниты не могли вылечить его. Однако в целом урон был не настолько велик, чтобы с ним не справился центр оздоровления.

— Вам придется остаться у нас по крайней мере на двое суток, — сказала ему медсестра сразу же по прибытии.

Глаза и половина лица Константина скрывались под повязками. Он попытался вообразить себе, как выглядит, но, приняв во внимание огромное количество болеутоляющих средств, курсирующих в его организме, решил не тратить усилий на столь утомительное занятие. Целый легион усовершенствованных нанитов-целителей, введенный в его кровоток, также не способствовал напряженной умственной деятельности. В настоящий момент, подозревал он, в его крови больше нанитов, чем эритроцитов, а это значит, что, пока они работают, в его мозг поступает меньше крови. Собственная кровь представлялась сейчас Константину похожей на ртуть.

— Когда ко мне вернется зрение? — спросил он.

Сестра уклонилась от прямого ответа:

— Наниты все еще оценивают ущерб. К утру все узнаем. Но помните: им придется восстанавливать ваши глаза практически с нуля. Это очень большая работа. Займет… ну никак не меньше суток.

Константин вздохнул. И это называется «скоростное исцеление»?!

Подчиненные доложили, что всего в театре было выполото восемь негодных.

— Мы запросили у Верховного Клинка особого разрешения на временное оживление, — сообщил серп Армстронг. — Их необходимо допросить.

— Что доставит нам дополнительное удовольствие в виде их повторной прополки, — заметил Константин.

Радость от отлично проведенной операции омрачалась тем фактом, что Грейсон Толливер сумел унести ноги. Самое странное: когда копнули задний мозг Грозового Облака, в нем не нашлось никаких публичных материалов на Толливера. Собственно говоря, о нем нигде не было никаких записей. Каким-то образом этот молодой человек был стерт из существования. На его месте появился двойник по имени Рубец Мостиг с весьма омерзительной биографией. Как Толливер ухитрился не только сменить личность, но и стереть все свои цифровые следы, являлось тайной, достойной тщательного изучения.

Поскольку система тушения пожара была выведена из строя, театр сгорел дотла. Однако все, кто там находился, успели выбраться. Единственными жертвами в тот вечер оказались выполотые негодники и тот самый гвардеец, что бросился между перебитой трубой и Толливером. Он принял на себя мощнейший поток кислоты, не оставивший ничего, что можно было бы восстановить. Но его самопожертвование спасло серпа Анастасию. Поскольку он был человеком из личной команды следователей Константина, его потерю серп принял близко к сердцу. И кто-то за нее обязательно поплатится.

Хотя рядовых граждан на время оздоровления вводили в искусственную кому, Константин потребовал, чтобы его оставили в сознании, а поскольку он был серп, перечить никто не посмел. Ему было необходимо подумать. Пораскинуть мозгами. Составить план. При этом он четко понимал, что время уходит. Константину претила мысль потерять зря несколько дней.

Серп Анастасия навестила его незадолго до того, как к нему вернулось зрение. Константин был не в настроении принимать гостей, но не хотел лишать ее возможности поблагодарить своего спасителя за принесенную им ради нее жертву.

— Заверяю вас, Анастасия, что лично допрошу всех негодных, которых мы задержали, и только после этого мы выполем их еще раз, — сказал Константин, стараясь произносить слова внятно, несмотря на затормаживающее действие болеутоляющих. — А после поймаем Грейсона Толливера. Он заплатит за свои действия согласно законам серпов.

— И все же это именно он спас всех в театре, разрубив ту трубу, — напомнила Анастасия.

— Да, — нехотя признал Константин, — но когда твой спаситель одновременно и злоумышленник — в этом есть что-то глубоко неправильное.

Она промолчала.

— Четверо из задержанных злоумышленников оказались из Техасского региона, — сообщил Константин.

— Вы полагаете, покушения организовывал кто-то тамошних жителей?

— Или кто-то, прячущийся там. Ничего, мы докопаемся до истины. — Эти слова он произносил всегда, потому что в прошлом он неизменно докапывался до истины. Константина брала досада при мысли о том, нынешний случай может оказаться исключением.

— Скоро конклав, — напомнила Анастасия. — Как полагаете, вы сможете на нем присутствовать?

Он не мог понять, чего ей хочется больше — его присутствия или отсутствия.

— Я буду там, — твердо сказал он. — Даже если им придется заменить мне кровь антифризом ради такого случая.

Анастасия ушла. И только после того, как за ней закрылась дверь, Константин сообразил, что за всю их беседу она так его и не поблагодарила.

Через час, когда Цитра и Мари обедали в ресторане своего отеля — это была их первая за долгое время трапеза на публике — к их столику подошел служитель с запиской, чем несказанно удивил обеих. Серп Кюри протянула руку, но посыльный извинился: записка предназначена серпу Анастасии — и вручил ее Цитре. Та открыла, быстро прочитала.

— Ну что там? — затормошила ее Мари. — От кого она, чего им надо?

— Да так, ничего, — ответила Цитра, суя записку в один из многочисленных карманов своей мантии. — От семьи человека, которого я выполола вчера. Хотят знать, когда я дам им иммунитет.

— Я полагала, что они придут сюда сегодня вечером?

— Придут, но они не знают точно, когда. В записке написано, что они придут в пять, если нам это удобно.

— Ну, если тебе подходит… — сказала серп Кюри. — Они ж твое кольцо целовать будут, не мое. — И вернулась к своему лососю.

Полчаса спустя Цитра вышла на улицу в «цивильной» одежде и поспешила на другой конец города. Записка была не от семьи умершего актера. Ее прислал Роуэн. Торопливым почерком в ней было нацарапано: «Нужна твоя помощь. Железнодорожный музей. Как можно скорее». Цитра еле досидела до конца обеда, потому что вскочи она раньше — и подозрений со стороны Мари не оберешься.