Грозовое Облако (ЛП) - Шустерман Нил - Страница 49

— Ты что, смеешься надо мной? — рявкнул негодник.

— Нет, совсем нет! Я бы никогда…

Гэвин испугался, но одновременно и оживился — ведь он попал в центр чьего-то внимания! Гэвин быстро оглянулся по сторонам. Они с негодником были через дорогу от театра, в устье бокового проулка. Публика у входа в театр не толпилась, потому что спектакль уже начался. Улица не сказать чтобы была пустынна, но поблизости никого. Люди помогли бы ему. Приличный человек всегда поспешит на помощь, если кого-то задирает негодный, а большинство людей относятся к категории приличных.

Негодник отлепил Гэвина от стены и поддел ногой под коленку. Гэвин шлепнулся на тротуар.

— А ну давай зови на помощь! — приказал негодный. — Кому говорят, зови!

— П… помогите, — прошептал Гэвин.

— Громче!

Второго приглашения Гэвину не требовалось.

— Помогите! — позвал он срывающимся голосом. — ПОМОГИТЕ!

Теперь происходящее заметили люди, идущие в отдалении. К месту происшествия поспешил мужчина с противоположной стороны улицы. С другого направления приближалась еще пара человек, но самое главное, заметил Гэвин, сидя на земле, — камеры, установленные на карнизах и фонарных столбах, повернулись в его сторону. «Слава богу! Грозовое Облако увидит. Оно разберется с этим негодным». Возможно, оно уже направило сюда отряд полицейских.

Негодный тоже посматривал на камеры. Похоже, они внушали ему беспокойство. Под присмотром недремлющих очей Грозового Облака Гэвин расхрабрился.

— Беги-ка ты отсюда, — посоветовал он негодному, — пока Грозовое Облако не решило сделать тебе замещение!

Но нападающий, казалось, не слышал его. Он уставился в проулок, где какие-то люди разгружали грузовик. Негодный что-то пробормотал, Гэвин не понял что. Он расслышал лишь пару слов: «первая встреча» и «кислота». Вот это да! Кажется, у этого бандита на него романтические виды? Приглашает на свидание и предлагает отведать галлюциногенов! Гэвин был одновременно и испуган, и заинтригован.

В этот момент к ним подошли прохожие, которых он позвал на помощь. И как бы Гэвин ни желал, чтобы его спасли, он почувствовал легкое разочарование, что спасители прибыли слишком скоро.

— Эй, что тут происходит? — спросил один из подошедших.

И тут негодный вздернул Гэвина на ноги. Что он сейчас сделает? Ударит? Укусит? Негодные — они такие непредсказуемые…

— Отпусти меня, — слабо взмолился Гэвин. Часть его существа надеялась, что мучитель пропустит просьбу мимо ушей.

Но тот и в самом деле отпустил его, словно бы разом потеряв интерес к своей жертве, а затем бросился в проулок.

— С вами все в порядке? — спросил тот приличный человек, что поспешил на помощь с другой стороны улицы.

— Да, — ответил Гэвин. — Да, со мной все в порядке.

И в голосе его прозвучало легкое разочарование.

— «Иль Олимп ты сдвинешь?»

Как только на сцене была произнесена эта фраза, помощник режиссера бешено зажестикулировал, привлекая внимание серпа Анастасии.

— Пора, Ваша честь! — сказал он. — Будьте добры выйти на сцену!

Она оглянулась на серпа Константина — в своем безупречном смокинге тот до абсурда походил на дворецкого. Константин кивнул ей:

— Делайте то, зачем пришли.

Анастасия стремительно зашагала по сцене, позволив своей мантии вольно развеваться для пущего драматического эффекта. Она никак не могла отделаться от ощущения, что на ней театральный костюм. Пьеса внутри пьесы.

Завидев ее, публика ахнула. Анастасия не была живой легендой среди простых людей, как, например, серп Кюри, но ее мантия ясно указывала, что она серп, а никакой не римский сенатор. На сцене ей явно было не место, и зрители начали догадываться, что сейчас произойдет. Ахи и охи перешли в низкий, рокочущий гул. Анастасия ничего не могла разглядеть в зале, потому что свет рампы бил ей в лицо. Она вздрогнула, услышав звучный сценический голос сэра Албина:

— «Брут и тот молил напрасно».

Цитра никогда в жизни не выходила на театральные подмостки и не представляла, что свет здесь такой мощный и жаркий. Актеры сияли в лучах софитов. Сверкали доспехи центуриона. Туники Цезаря и сенаторов ослепляли.

— «Тогда пусть руки говорят!» — возопил один из актеров. «Заговорщики» выхватили кинжалы и ринулись «убивать» Цезаря.

Анастасия держалась позади — скорее зритель, чем участник. Она посмотрела в темный провал зрительского зала, но, вспомнив, что это очень непрофессионально, тут же вернула внимание к происходящему на сцене. И только когда кто-то из актеров поманил ее, она вышла вперед и вытащила свой кинжал — нержавеющая сталь, церакотовое покрытие. Подарок серпа Кюри. При виде этого клинка гул зала усилился. Кто-то заголосил в темноте.

Олдрич, чье лицо покрывал внушительный слой сценического грима, в тунике, заляпанной фальшивой кровью, взглянул на Анастасию и незаметно для публики подмигнул.

Она встала перед ним и вонзила кинжал актеру между ребер, чуть правее сердца. Кто-то из зрителей вскрикнул.

— Сэр Албин Олдрич, — провозгласила Анастасия, — я пришла выполоть вас.

Актер скривился от боли, но из образа не вышел.

— «И ты, о Брут? — продекламировал он. — Так падай, Цезарь!»

И тогда Анастасия шевельнула кинжалом, перерезая аорту. Олдрич соскользнул на пол. Испустив последний вздох, он умер — в точности по Шекспиру.

Шок, сотрясший зал, был подобен электрическому разряду. Никто не соображал, что делать, как реагировать. Кто-то зааплодировал. Анастасия инстинктивно поняла, что это серп Кюри. Увидев, что серп хлопает, другие зрители испуганно присоединились к аплодисментам.

И в этот момент шекспировская трагедия приняла воистину ужасный оборот.

Кислота! Грейсон проклинал себя за несообразительность. Ну как он раньше-то не догадался! Все вечно опасаются огня или взрывчатки. Люди позабыли, что сильная кислота способна покончить с человеком столь же эффективно. Но как Пурити и ее команда ухитрятся выполнить свое намерение? Как они изолируют и укротят серпов? Серпы мастерски владеют любым оружием, они расправятся со всей оравой, не получив и царапины! И тут Грейсон понял: Пурити совсем необязательно изолировать серпов. Ни к чему прицельно обливать кого-то кислотой, если кислоты много… и есть способ распылить ее…

Грейсон рванул боковую дверь и влетел в театр. Он оказался в узком коридоре, куда выходили двери артистических уборных. Справа вела вниз лестница, и там, в подвале, он обнаружил Пурити и ее людей. Здесь находились также три огромных бака, сделанных из такого же белого тефлона, что и бутылка в клубе в их первую встречу с Пурити. Да в этих баках, должно быть, сотни галлонов фтористо-флеровиевой кислоты! А еще здесь был мощный насос, уже подсоединенный к трубе, подающей воду на пожарные спринклеры.

Пурити сразу заметила Грейсона.

— Ты что тут делаешь? Тебе положено быть снаружи!

Взглянув ему в глаза, она мгновенно поняла, что он предатель. Ее ярость была подобна радиации — она обожгла Грейсона. Глубоко опалила его.

— Не смей даже думать! — взревела Пурити.

И он не стал думать. Если бы он начал думать, то заколебался бы. Если бы начал взвешивать возможности, он, может быть, отступился бы. Но у Грейсона была своя миссия — не та, что у Пурити.

Он рванул вверх по расшатанным ступеням в засценическое пространство. После включения спринклеры практически сразу начнут разбрызгивать жидкость. На замещение воды в системе кислотой потребуется пять, самое большее десять секунд; и хотя медные трубы в конечном итоге растворятся, как прутья решетки в той тюремной камере, они продержатся достаточно долго, чтобы залить весь театр убийственным дождем.

Выскочив из подвала за задник сцены, Грейсон услышал, как публика издала коллективное «ах!», словно единый голос. Он последовал на звук. Ему надо выйти на сцену, вот что ему надо сделать. Выбежит туда и расскажет всем, что скоро они умрут под кислотным дождем. Кислота растворит их тела полностью и без остатка, так что оживлять будет нечего. Все они: актеры, зрители и серпы — расстанутся с жизнью навсегда, если не поторопятся и не уберутся отсюда немедленно!