Саламандра (СИ) - "полевка" - Страница 270

Лекс плавно скользнул по холодному мрамору. Все люди были, как под гипнозом, все замерли, как в сказке о спящей царевне, шаг за шагом приближаясь к жаровне, и только два монаха казались живыми лепестками огня в зачарованном замке. Лекс не стал останавливаться и выжидать удобного момента, он просто выпрыгнул на горящие угольки между двух бьющихся в трансе монахов, сбивая им ритм и мелодию.

— Праматерь! — взвизгнул Лекс и крутанулся на месте, — взгляни на этого ребенка! Я представляю тебе Ламиля — первого среди звезд! — Лекс подкинул малыша в воздух, поймав над головой, — смотри, великая Саламандра, как он красив! Его глаза как звезды, а кожа как шелк! А эта милая попка с ямочками? — Лекс прижал к себе смеющегося карапуза и звонко шлепнул по попке, — она сведет с ума моего брата!

Лекс раскачивался и крутился, не забывая перебирать мелкими шажками по уголькам, подкидывал смеющегося малыша и радовался вместе с ним. Он нахваливал ребенка и благодарил богов за его рождение. Все люди будто очнулись от морока и удивленно занимали свои места на лежанках и в зале. И только два монаха стояли на коленях перед горящими углями, с фанатизмом наблюдая как у ног Лекса время от времени из синих всполохов появляются и превращаются в прах танцующие хвостики Саламандры. Казалось, сама праматерь танцует вместе с прекрасным рыжиком и веселится вместе с ребенком на его руках.

Примечание к части

* В ранний период истории Рима самым главным считалось иметь собственный дом и детей, при этом семейные отношения регулировались по традиции. Глава семьи назывался pater familias, в его власти находились дети, жена и другие родственники. Власть отца заключалась в том, что по своему желанию он мог выдать дочь замуж или развести, продать детей в рабство, он мог также признать или не признать своего ребенка. Эта власть также распространялась на взрослых сыновей и их семьи. До поздней Республики существовал вид брака «под рукой», то есть дочь, выходя замуж, попадала под власть главы семьи мужа. Позднее стали заключаться браки «без руки», при которых жена не находилась под властью мужа и оставалась во власти отца или опекуна. Родители имели право продать в рабство своего ребенка до трех раз, но если тот смог освободится после третьей продажи, то после этого он становился официально независим от воли родителей. **Вира в данном случае денежное возмещение ущерба родне.

Цветок пустыни

Сканд увез Лекса и ребенка с пира, не дожидаясь его окончания. Ламиль начал капризничать, устав от шума и большого количества гостей. Он уже не хотел ни кушать, ни обнимашек, и уложить спать его уже не получалось. Сканд извинился перед родителями, что уходит едва ли не с середины пира, но ребенок диктовал свои условия, и чтобы избежать истерики, следовало прислушиваться к маленькому тирану. Шарп позубоскалил на предмет детей и их капризов, а Кирель погладил Сканда по плечу и согласился, что лучше маленькой семье вернуться в тишину родного дома. Сканд, когда вернулся к мужу, выглядел ошарашенным. Кирель мало того, что разговаривал с ним ласково, как с сыном, но и впервые прикоснулся к нему. Амбал невольно сравнивал прохладную руку второго родителя и горячую ладошку мужа, которая погладила следом по тому же плечу, благодаря за помощь с ребенком.

Сканд распорядился, чтобы подали паланкин, на него взобрался усталый Лекс, на руках которого Ламиль сразу же заснул, стоило только выйти из шумного зала в тишину коридора. Лекс тоже клевал носом от одолевавшей его усталости. Он уже предвкушал, как уснет в собственной кровати, и держал глаза открытыми просто последним усилием воли, не желая выглядеть вторым ребенком в паланкине. Кто-то из четверки прикрыл его голые ноги пледом, чтобы ночная сырость не доставляла беспокойства и не разбудила ребенка.

Сканд шел впереди, вместе с мальчиком, несшим фонарь, и размышлял о прикосновении Киреля. Для него, почти сироты при живых родителях, каждый знак внимания родителей был, как драгоценности в шкатулке воспоминаний. Шарп первым признал его как сына, и время от времени хлопал по спине, выражая одобрение, или сжимал плечо, когда отправлял в очередной поход с армией. Он так выражал свою заботу и волнение, а вот Кирель — так долго игнорировал второго сына, что Сканд уже с этим смирился. И вдруг с появлением в его жизни Лекса Кирель стал с ним разговаривать, а сегодня даже положил прохладную руку на плечо, соглашаясь с тем, что ему с семьей лучше уйти из шума праздничного застолья. А его глаза при этом… они смотрели с нежностью?… с пониманием?… с участием?

Сканд вздохнул и потрепал по волосам мальчишку-фонарщика. Он был одним из старших мальчишек, живших в его доме в качестве воспитанников. Паренек удивленно посмотрел на всегда сурового Сканда, и едва не запнулся за собственные ноги, когда увидел его странное выражение лица, но потом взял себя в руки и вздернул фонарь вверх. Все должны видеть и уступать дорогу процессии! Город не спал. Город праздновал вместе с императорской семьей. На площадях горели костры, на них жарились туши мясных ящеров, свисали большие котлы с аппетитным варевом, и, кроме этого, они освещали праздничные столы, которые накрыли для граждан империи в этот радостный день. Уличные музыканты и актеры выступали на помостах, которые установили поверх больших бочек с вином и пивом. В городе слышались песни, смех и музыка.

Граждане империи ходили от одних столов к другим, не забывая при этом выпивать и закусывать. Градус веселья поднимался с каждой опустевшей бочкой, но за порядком на улицах присматривали центурионы, зорко подмечавшие излишне пьяных воинов и прекращавшие возможные драки, к тому же, за порядком на улицах присматривали и городские гильдии. Они тоже были заинтересованы, чтобы народные гуляния прошли мирно, без пожаров и массовых драк.

Лекс приободрился, когда услышал запах жареного мяса, он даже подумал попросить Сканда остановиться возле такого костра, чтобы заполучить сочный шматок, но все же, усталость победила и Лекс, зевнув, решил, что Тиро наверняка что-нибудь приберег для него. Он ведь знает, как Лекс любит поесть. И потом, в доме всегда полно еды для воинов, которые восстанавливаются после ранений, а значит, всегда найдется, чем подкрепиться. Лекс обрадовался, увидев ворота родного дома, и уже прикидывал, стоит ли пожевать на кухне, или утянуть пару кусков в спальню, чтобы быстрее заснуть…

Но стоило воротам открыться, как по ушам резанул пронзительный визг, прямо как у погибающего кита, на уровне ультразвука, когда от страха волоски на холке становятся дыбом. Сканд рыкнул и бросился в дом, выискивая, чем тяжелым ударить неприятеля, который посмел покуситься на жизни домочадцев. У Лекса всю дрему как рукой сняло и даже Ламиль проснулся и с перепугом таращил заспанные глазки. Лекс прижал малыша к себе и тихо заворковал, пытаясь успокоить и не допустить истерики, а сам соскочил с паланкина и бросился следом за Скандом. Было очень интересно увидеть, кто осмелился пробраться в дом главного военачальника, но очень страшно узнать, что кто-то из родных людей мог пострадать от руки супостата.

На кухне сидели перепуганные мальчишки, которые, на удивление, не спали в такое позднее время, а сидели, сбившись в кучку и нахохлившись, как мокрые воробьи. Рядом стояли мальчишки-воспитанники из старших детей и, похоже, пытались защитить младших. Лекс притормозил от такого зрелища и взглядом попытался пересчитать, все ли живы и здоровы. Мальчишки приободрились и хором заголосили. Тут же на кухне сидели и девки, они должны были в это время спать в казарме, но сейчас они сидели на скамьях и изображали, что заняты переборкой бобов, крупы и еще не пойми чего… весь их вид излучал недовольство и желание драться до последнего. Лекс моргнул пару раз, пытаясь сообразить, что могло спровоцировать такую реакцию к коллективной защите, но мальчишки голосили, перебивая друг друга, а Тиро нигде не было…