Секрет (СИ) - Субботина Айя - Страница 11

Мама делает хитрое лицо и манит меня пальцем, понижая голос до шепота. Явно чтобы не услышал папа, а он у нас раздражается только на три вещи: на женские сериалы, на шоу об экстрасенсах и на попытки мамы пристроить Нину в руки достойного мужчины. Вряд ли мама собирается обсудить со мной первый и второй пункт, потому что на этом фронте мы с папой состоим в одном батальоне.

— Это просто повод, - шепчет мама. – Они друг другу подходят, видела, как за праздничным столом ворковали?

«Видела, и со злости чуть ложку не проглотила!» - про себя кричу я.

— Вот пусть и еще разок пообщаются. Породнимся семьями.

Я все понимаю. Честно-честно. Нина заслуживает счастья, заслуживает красивого, умного и достойного мужчину. Но не Моего Мужчину.

— Породниться семьями – это хорошо, - говорю я. И брякаю: - Если у Нины не получится – я попробую.

Мама делает такие глаза, будто я призналась в своих лесбийских наклонностях. Несколько секунд мы молча смотрим друг на друга, а потом она машет на меня рукой и, по дороге обратно в кухню, говорит:

— Ну и шуточки у тебя, Ребенок.

А кто сказал, что нам с Антоном будет легко?

Я закрываюсь в комнате и первым делом читаю сообщение:

ДЫМ: Мне не нравится, что ты ходишь домой одна

Я: Твое «не нравится» - это: «Не выходи на улицу!» или «Я буду тебя подвозить?»

Это – просто шутка, хоть она не смешная, но меня тоже можно понять: мозг до сих пор отказывается нормально работать, потому что в нем уже вовсю маршируют ревнивые тараканы.

ДЫМ: «Я буду тебя подвозить»

Чтоооо?! Я перечитываю скопированную в его сообщении мою же фразу и боюсь задать следующий вопрос.

Я: Ты серьезно? Правда-правда?!

ДЫМ: Серьезно и правда-правда

ДЫМ: Поговорим об этом завтра, Туман

Я: Ты – Мой Мистер Фантастика. Жду фото с голым торсом

ДЫМ: Чтобы ты потом сравнивала с красавчиками на твоих плакатах? Не дождешься.

Я: Я пошутила, нет никаких красавчиков! Хотя, если ты считаешь красавчиком Мика Джаггера…

ДЫМ: И я пошутил. За рулем. Не отвлекай.

Отправляю ему стикер влюбленной единорожки и падаю спиной на кровать, тиская подушку так сильно, что бедняжка почти кричит от возмущения.

Весь следующий день я, в прямом смысле слова, тренируюсь быть очень быстрой и очень отважной единорожкой, потому что для реализации моего плана нужно найти одну вещь, а она, как оказывается, почти так же фантастична, как и Аленький цветочек. Полночи я готовлюсь: нахожу все нужные магазины и отмечаю их на карте, выбираю оптимальный маршрут и отправную точку. Все серьезно, потому что табу Моего Мужчины просто так не сломать.

По закону подлости нужная вещь есть в самом последнем магазине, но ее еще нужно красиво упаковать. Поэтому, уставшая, но довольная, домой возвращаюсь только к трем. И сразу на кухню, чтобы помочь маме с салатами, хоть она и не просила. К половине шестого приезжает бабуля, в шесть – Клейманы-старшие, в шесть сорок – Нина.

Сестра в модном костюме, с красивым лаконичным маникюром и прической «из салона». Я знаю Нину, и знаю, когда она хочет произвести впечатление.

А в семь десять происходит катастрофа: папа, вспоминая молодость, по-гусарски (само собой, не нарочно), открывает вторую бутылку шампанского и мое милое голубое платье, и прическа превращаются в мокрое безобразие.

Я уговариваю себя не паниковать: еще есть время сбегать в душ, снова вымыть волосы и переодеться во что-нибудь…

Звонок в дверь намекает, что время вышло и мне не остается ничего другого, кроме как схватить из шкафа первую же попавшуюся вещь. Хотя, момент упущен, потому Нина открывает дверь и мой собранный «благоухающий» шампанским хвост и мешковатый джинсовый комбинезон теряются на ее фоне больше, чем полностью.

У меня есть только один аксессуар, который всегда при мне и, хоть на душе скребут кошки, я все равно его использую.

Я просто счастливо улыбаюсь.

Глава десятая: Антон

Не помню, кто из великих сказал, что улыбка – лучшее оружие женщины.

Я еще только переступаю порог, а в голове начинают вертеться те ее слова о белом флаге.

— Проходи, - предлагает Нина.

Передаю ей бумажный пакет с чем-то, что я наугад взял в супермаркете, снимаю пальто. И все это – практически не отрывая взгляда от малышки.

Таня стоит в дверном проеме гостиной: темно-синий джинсовый комбинезон, в который, при должном усердии, влез бы даже я, и улыбка с брекетами, от которой мне дико хочется улыбнуться в ответ.

Хорошо, что между нами есть посторонние, а то я впервые в жизни проявил бы полную неспособность следовать собой же установленным правилам. Например, послать куда подальше запрет на поцелуи.

— Я думала, ты, как обычно, будешь слишком занят, - говорит Нина.

— Я, как обычно, и так занят, - не поворачивая головы, отвечаю ей.

В зеленых глазах Тани на миг мелькает тревога, но она быстро берет себя в руки и просто стоит там, словно ее прикрутили к полу. Только иногда переводит взгляд на свою сестру.

— Привет, - иду к ней, но останавливаюсь на отметке «метр приличия».

— Привет, занятой мужчина, - здоровается она.

Родители вклиниваются между нами почти мгновенно: меня, словно свадебного генерала, под белые руки усаживают за стол. Рядом с Ниной. И я начинаю понимать, что происходит, потому что моя мать и Туманова-старшая переглядываются словно свахи на удачных смотринах.

Туман сидит на другом конце стола, так далеко, что мне бы пришлось слишком недвусмысленно сворачивать шею каждый раз, когда захочется на нее посмотреть. Поэтому приходится изображать вежливый интерес для Нины. Она что-то рассказывает о журнале, о каких-то натуральных съемках, но мне это не интересно. Просто изредка киваю, а потом, когда выдается пауза в разговоре, достаю телефон и пишу сообщение для Туман:

Я: Не напивайся, Очаровательный Карлсон. У нас серьезный разговор.

Таня держит телефон при себе, потому что почти мгновенно достает его из кармана на животе, читает и…

— Что у тебя нового? – спрашивает Нина, перетягивая на себя внимание.

Отделываюсь типовыми фразами, рассказываю типовую шутку из практики, сдабриваю все это парой фраз родителям и комплиментом Таниной бабушке. Чтобы не очень привлекать внимание, заглядываю в телефон только через пару минут.

ТУМАН: Ты опоздал: я выпила два стакана «Пепси» и скоро буду петь застольные песни молодости моей бабули

ТУМАН: Вокруг слишком много людей (((

У меня не так много времени, потому что несколько дней назад я перешел на усиленный режим тренировок, и теперь мне физически необходимо нормально высыпаться не только для работы мозгов, но и для физического отдыха. И пока нет ни малейшей идеи, как нам найти хотя бы пять минут наедине и при этом не привлекать ненужное сейчас внимание.

Проходит еще полчаса, я выхожу на балкон покурить и чувствую странное… раздражение, хоть обычно вообще спокоен как удав. Поворачиваюсь, глядя на Таню, которая встает из-за стола и что-то говорит моей маме. Переминается с ноги на ногу, а потом бабушка, кивая в мою сторону, дает ей блюдце. И Туман, улыбаясь, выходит ко мне. Протягивает блюдце с парой канапе, и выдает:

— За эти минуты интимной близости, Дым, мы должны бабуле пару внуков.

Я прагматик. Я циник. Вообще редкий зануда, если так посудить.

Но сейчас от моего хохота дрожат стекла.

******

Пока я пытаюсь взять себя в руки, Таня так и стоит рядом, держа блюдце двумя руками, словно на нем лежит ритуальное подношение. И даже не скрывает, что довольна моей реакцией.

— Передашь спасибо бабушке, Туман, кажется, теперь я ее должник. – Протягиваю руку, забираю у нее блюдце и ставлю его на бортик, где у Тумановых пепельница в виде бронзового черепа. – Ваш фонарь уже починили.

Она сокрушенно кивает, как будто хочет сделать шаг, но мы синхронно смотрим через окно в комнату: прямо под прицелом настороженного, как мне кажется, взгляда Таниной мамы. Вот так и понимаю природу своего раздражения: обычно со мной «случались» женщины, с которыми не приходилось быть все время настороже, и чьи отцы не натаскивали меня в университете, считая чуть ли не членом семьи.