Рейс - Лойко Сергей Леонидович - Страница 36

Девочка лет десяти стояла на остановке, держа в руке пластиковый пакет с аккуратно завернутым в бумагу бабушкиным пирогом. Она возвращалась от бабушки домой к маме в Торез. Танечка Круглова на автобус опоздала. Позвонила маме. Нина отправила ее назад, к бабушке, и наказала вернуться завтра. Танечка любила жить у бабушки в Харцизске. Во дворе есть детская площадка, а дома у бабушки три кошки и четверо котят. Сначала, как войдешь, пахнет кошками, потом принюхиваешься и становится хорошо. Бабушка готовит вкусно. Конфеты, варенья. А котята просто прелесть. Один рыжий, один черненький, два серых полосатых. Такие игровые. Особенно рыжий. Надо будет уговорить маму взять одного. Танечка сначала расстроилась, что не довезет маме пирог. Но вспомнила котят и заулыбалась.

– Девочка, на автобус опоздала? – спросил белозубый военный, высунувшись в окно джипа, притормозившего у остановки.

– Да.

В лице военного было что-то такое теплое и дружелюбное, что Танечка, обычно застенчивая и нелюдимая, ответила ему.

– А куда тебе ехать?

– В Торез.

– И я туда же. Могу подвезти.

– Правда? – улыбнулась девочка. – Щас я только маме позвоню.

Она набрала номер несколько раз, но зона исчезла.

– Садись, по дороге позвонишь, – военный протянул руку через пассажирское сиденье и открыл дверь.

Продолжая набирать мамин номер, Танечка села в машину. Водитель нагнулся над ней и аккуратно, стараясь не касаться девочки, пристегнул ей ремень безопасности. От военного пахло свежестираной формой и одеколоном. Машина заревела и помчалась по безлюдной улице, где удушливый смрадный ветер гонял обрывки бумаг, упаковки, пустые бутылки и прочий мусор, который давно уже никто не убирал. Попадая сквозь открытое водительское окно в салон, ветерок в одну секунду становился свежим и прохладным. Танечка попробовала открыть свое окно, но кнопка была заблокирована.

– Если открыть оба окна, то сквозняк будет, и мы простудимся, – улыбнулся военный. – Как тебя зовут?

– Таня.

– А меня дядя Паша. Сколько тебе лет?

– Десять.

– Куда едешь?

– К маме. Пирог везу. От бабушки.

– Ого! А серого волка не боишься? Мама где работает?

– На почте, – Танечка засмеялась и вновь набрала номер мамы, на этот раз успешно. – Мамочка, я еду. Мы через полчаса будем.

– Мы? – переспросила Нина. – Автобус пришел?

– Нет. Мы с дядей Пашей едем.

У Нины вдруг перехватило дыхание. Она услышала в трубку, как дядя Паша весело пропел: «Мы едем, едем, едем в далекие края!»

– Таня, слушай меня! – прокричала Нина. – Дай трубку дяде Паше немедленно!

Танечка протянула военному телефон. Тот почти без звука одними губами спросил Танечку:

– Как маму зовут?

– Нина, – так же артикулируя, шепотом ответила Танечка.

– Ниночка, не беспокойтесь, – бодро отрапортовал дядя Паша, взяв трубку. – Это старший лейтенант Шипилов. Павел Шипилов, командир четвертой роты двадцать седьмой добровольческой бригады.

– Мы знакомы?

– Кто ж вас не знает? – Шипилов озорно подмигнул Танечке. – Я к вам на почту пару раз заходил.

– Ну хорошо, – у Нины отлегло. – Вы ее до дома довезете? Там просто. Она покажет. Это сразу за администрацией. Улица Марата, восемь. Или можете просто у почты высадить. Сама дойдет.

То ли Нина на что-то нажала, то ли снова пропала зона, но разговор на этом оборвался.

Все время, пока ехали, Шипилов и Танечка весело болтали. Про бабушку, про маму, про школу, про котят, про папу и про войну. Выяснилось, что у дяди Паши тоже кошка с котятами. А раньше еще и собака была.

Шипилов по дороге угостил ее леденцами и шоколадной конфетой. Леденцы Танечка положила в рот, а конфету в сумку к пирогу, для мамы.

По дороге было четыре блокпоста. Три поста ополченцев и один – российских десантников. Джип дяди Паши проехал их без единой остановки.

На въезде в Торез остановились у приземистого домика.

– Я на минутку домой заскочу, – сказал дядя Паша. – А ты подожди здесь. Я мигом.

Не выключая двигателя и оставив дверь машины приоткрытой, дядя Паша зашел в дом. Танечка захотела было перезвонить маме, сказать, что будет через пять минут, но телефон остался у дяди Паши. Он забыл ей его отдать.

Шипилов появился через пару минут. В руках у него была пушистая серая кошка.

– Танечка, хочешь на моих котят посмотреть? – улыбаясь, спросил он.

Девочка вышла из машины. Шипилов наклонился к ней. Она погладила кошку. Та заурчала. Они вошли в дом. Закрывая дверь, старший лейтенант огляделся по сторонам.

Нина между тем вновь почему-то заволновалась. Позвонила Танечке. Телефон находился вне зоны действия сети. Позвонила в комендатуру. Там ей сказали, что старший лейтенант Павел Шипилов ни в гарнизоне, ни в двадцать седьмой бригаде не числится.

Дядя Паша вышел из дома через пять минут. Сел в машину и поехал дальше. Лицо его было непроницаемо серьезно. Хотя под нос себе он напевал что-то веселое, ритмичное. По дороге он выкинул в окно прилипший к запястью обрезок [email protected] Stretchable Tape, открыл Танечкин пакетик, вытащил оттуда бабушкин пирог с капустой, откусил, прожевал и жадно съел весь целиком, но голода не утолил.

– Еще не вечер, Красная Шапочка, – вслух сказал офицер с задумчивой улыбкой и выкинул в окно Танечкин телефон. – Еще не вечер.

Глава двенадцатая 

ГИТЛЕР

Ростов-на-Дону. Июль

В ресторане «Надежда» если что и изменилось с советских времен, когда он еще назывался «Юность», то явно не в лучшую сторону. В просторном вымощенном щербатой и неровной серой плиткой холле у стены слева темной и пыльной пустотой зияла гардеробная. Облокотившись на ее стойку и уронив лысую голову на руки, спал сидевший на стуле грузный охранник в синей навыпуск рубахе с навсегда взопревшими подмышками.

Судя по храпу, он спал мертвым сном, несмотря на то, что из ресторанного зала неслась нестерпимо громкая и лихая песня в стиле «русский шансон». Алехину потребовалась всего пара секунд, чтобы по голосу опознать исполнителя. Это был знаменитый ебургский шансонье, известный в ментовской среде тем, что еще при советской власти угодил на долгий срок на Колыму – но не за сомнительные песенки, а за что-то другое, более существенное. Тридцать пять лет назад, когда Сережа Алехин пошел в первый класс, песни бывшего зека, перековавшегося в шансонье, звучали в Ебурге из каждой второй открытой форточки и из каждого третьего включенного в розетку утюга. С тех пор шансонье давно освободился, стал легальным бизнесменом и миллионером, но в его песенном творчестве мало что изменилось – он по-прежнему рифмовал «в горле» с «упорно» и «прозевали» с «плохо жевали» и считал себя суперзвездой, безвинно пострадавшей от коммунистической тирании.

Открыв дверь туалета с нарисованной на ней шляпой с пером, Алехин буквально наткнулся на торчащий из стены и загораживающий добрую половину прохода писсуар. Это устройство было оборудовано автоматической системой смыва, которая срабатывала в неопределенный момент сама по себе. Не успевшему застегнуть джинсы Алехину инстинктивно пришлось отпрыгнуть, чтобы его не обдало холодным душем, когда смыв без предупреждения сработал.

Выйдя из туалета, Сергей испытал сильное желание вернуться на улицу. Но чувство голода пересилило брезгливость. Он двинулся направо и вошел в огромный прямоугольный зал с парой десятков столиков.

У противоположной стены зала возвышалась пустая сцена с черным роялем на фоне задника с приморским пейзажем а-ля Айвазовский, окаймленным бархатистыми вишневыми портьерами. Возле высоких зашторенных кремовым тюлем окон высились разлапистые широкие растения с зазубренными блестящими листьями. В прошлой жизни у них дома в прихожей, сбоку от лестницы, стояло такое же, но Сергей уже не помнил названия.