Созвездие Девы (СИ) - Крылатова Екатерина Александровна - Страница 60

- Начальник личной службы безопасности?

- Можно сказать и так. Мой Телохранитель Номер Три.

- А куда делись номера Один и Два?

- С Номером Один я по понедельникам и средам, с Номером Два – по вторникам и четвергам, ну а пятница и выходные традиционно принадлежат Валере. Я его боюсь, Котику и в страшных снах не приснится, – кокетливо хихикнула сестра Воропаева, – он драчливый. И злопамятный. Не представляешь, чего мне стоило сбежать.

- Муж знает? – беззаботно спросила я, обмакивая мякиш в суп и отдавая Арчи.

- Знает, – тяжкий вздох без следа раскаяния. – Ты не думай, мой Костя – тоже далеко не ангел. В Питере у него Люся по четвергам и Анжела по субботам, а в Москве Виолетта по вторникам и воскресеньям. Иногда ее сменяет Афродита. Я же говорила, что у нас на первом месте бизнес, ради него и платиновых кредиток готова мириться с существованием Афродиты.

Марго облизнула ложку, поблагодарила за вкусный обед, отбросила назад подсохшую гриву и прошла на второй этаж, чтобы вернуться спустя четверть часа в черно-белом атласном платье до колен и летних сандалиях на манер римских.

- Ты фен не видела?

- Зачем фен? – удивилась я, высушивая шевелюру заклинанием.

- Ух ты! Спасибо, – Рита подлетела ко мне и крепко, до реберного хруста, обняла. Рядом с ней, дорого и модно одетой, аккуратно накрашенной (когда только успела?) и благоухающей французским парфюмом чувствовала себя бледной молью. – Серьезно, спасибо за всё. Ты замечательная, и я всегда буду у тебя в долгу. Как подумаю, что шею могла свернуть… Брр! В общем, почту за честь стать твоей золовкой. Еще увидимся, – она расцеловала меня в обе щеки, омыв изысканным ароматом, – береги Тёмку!

- Марго, подожди…

- Ах да, – Маргарита нахмурила брови, – если не трудно, шмотки байкерские высушишь? Они еще пригодятся. Насчет «Кавасаки» не беспокойся: я пришлю за ним завтра. Ты его вроде чем-то прикрыла, чтоб в глаза не бросался?

Ага, невидимостью. Мадам Григориадис неисправима, но она мне нравится.

- Удачи тебе.

Через окно я видела, как будущая золовка в позе скандальной женщины ругается с мужчиной в деловом костюме, потом садится в машину, и процессия из четырех одинаковых автомобилей скрывается за поворотом. Мы втроем – я, Арчи и укрытый невидимостью «Кавасаки» – остались одни. В духовке вкусно пахло мясо «По-царски».

Последствия попойки ликвидированы, ужин дожидается на плите – осталось придумать, как скоротать сегодняшний день. Толстая стрелка часов прилипла к цифре «один», минутная ползла еле-еле. Арчи помогал скрасить одиночество, свернувшись на коленях, словно большой котенок, но просто сидеть и ждать не по мне. Пробовала отрабатывать заклинания, но когда вместо «ключевой воды» получила стакан «голубой бурды», бросила это дело. Ненадолго отвлечь сумели мои любимые нематериальные иллюзии, легкие, как дыхание. Коты и кошки всевозможных пород и расцветок (Арчибальд, попытавшийся было цапнуть за хвост толстоногого «шотландца», отнесся к ним со здоровым равнодушием), клыкастая немецкая овчарка, золотистый ретривер, огромные тропические бабочки. Седовласый волшебник в изумрудно-зеленой мантии поклонился мне и взмахнул дирижёрской палочкой. Комнату заволок разноцветный дым с запахом застаревшей пыли. Пришлось спешно проветривать комнату, но вместе с дымом почему-то исчезли остальные иллюзии.

У камина возникла Ксюша. Я сразу ее узнала, хотя в последний раз «виделась» с ней довольно давно. Возникла сама, без каких-либо подсказок, погладила кирпичную трубу, тряхнула взъерошенной головой. Волосы девочки торчали в разные стороны, жутко хотелось причесать их или хотя бы пригладить.

Ксюша угадала мой парикмахерский порыв и скрутила из пальцев «фигу». Озорная улыбка от уха до уха осветила и без того хорошенькое детское личико, совершенно преображая его.

- Привет, фантазия, – сказала я, зная, что не буду услышана.

Она помахала ладошкой и плюхнулась на диван рядом со мной, поджав босые ноги с заживающими болячками на коленках.

- Упала?

Девчонка кивнула и беспечно махнула рукой. Пустяки, мол, дело житейское.

- Посиди со мной.

Она знакомо усмехнулась, ткнув пальцев пальцем в свои ноги. Вроде «я и так сижу, разве не видно?» Странно, иллюзорные люди не облают разумом в прямом значении этого слова, им наделены лишь двойники.

Ксюша подвинулась ближе, неловко коснулась моего локтя. Пальцы прошли насквозь, но ее это не смутило. Нахмурив светлые брови, девочка водила пальцем по тыльной стороне руки, вычерчивая странные линии. Кожу приятно покалывало.

- Ксюш, я не знаю, что делать дальше, – вырвалось помимо воли. – Теперь всё окончательно запуталось. Правду говорят: меньше знаешь – крепче спишь. Я… я понятия не имею, чего ждать, как себя вести. И злюсь на себя за это.

Тонкая бровка взлетела вверх. Иллюзия захлопала зелеными глазами, фыркнула и вернулась к начертанию линий. Что-то пишет…

- Может, тебе бумагу дать?

Она покрутила пальцем у виска, потом вздохнула и принялась писать сначала, медленно. М, А, снова М… Мама? Одно и то же слово, повторяемое бессчетное количество раз.

- Это и есть твой совет?

Она мотнула головой и от греха подальше отпустила мою руку. Подняла свою раскрытую ладонь, показала мне, затем подняла другую ладонь и сблизила руки так, чтобы они соприкоснулись, палец к пальцу. Покосилась на меня – вижу?

- Вижу. Понимаю.

Ксюша улыбнулась своей неповторимой улыбкой, будто зажглось маленькое солнышко, поймала мою руку, погладила, сжала в своих ладошках. Мы проходили сквозь друг друга, но она упрямо продолжала держать. Намек поняла…

- Спасибо тебе.

Прощальное «мама», и девочка исчезла. Арчибальд, негодующе тявкавший всё это время и успевший схлопотать по носу, удивленно взвизгнул и замолк. А ведь Ксюша права: как бы не развернулись события, ключ ко всему – терпение, забота и любовь. Я не стала относиться к нему иначе, просто растеряна… и совершенно сбита с толку. Непреодолимое желание спрятать, защитить, уберечь боролось с не менее жгучим желанием повернуть время вспять и лично стереть с лица Земли ненавистного Жорика. Я кляла его последними словами. Кем нужно быть, чтобы вот так взять и искалечить человеческие жизни?! Жизнь несчастной, отчаявшейся женщины, жизни ни в чем не повинных детей… Чудовище! Мерзкое ненасытное чудовище! И плевать, что о мертвых либо хорошо, либо никак – я рада, что ты получил по заслугам! Смерть – слишком мягкое наказание.

Артемий, Маргарита… Как вы всё это пережили?! Пережили и не сломались, не сошли с ума, не потеряли способность жить и чувствовать? Я знаю, что после такого людская психика нередко ломается, изменения обычно необратимы. Человек становится жестоким, стремится отомстить за свою боль, вымещая ее на окружающих. Любит причинять боль, выходит из-под контроля. Дети алкоголиков чаще всего спиваются или имеют значительную тягу к пьянству. Дело здесь не столько в наследственности, сколько в «добром» примере.

Марина Константиновна, а где же были вы?! Судить или осуждать вас я не в праве, но всё же? Почему «умоляли не трогать и вставали на сторону мужа», почему не защитили? Теперь ясно, какой долг вы имели в виду. Да уж, чтобы заплатить сполна не хватит и всей жизни. Хотели спасти себя и сына от нищеты, а вышло…

Рассказ Маргариты пролил свет на многие, казалось бы, необъяснимые доселе странности… нет, не так… необъяснимые особенности характера Воропаева: категорическое неприятие алкоголя, презрение к пьяным, невозможность поднять руку на женщину, что бы та ни натворила. Он не зовет сестру Ритой, потому что так ее называл отчим, а перспектива быть похожим на него хоть в чем-то для Тёмы наверняка отвратительна. Отзывается на любую, даже мимолетную ласку, любит, когда я дотрагиваюсь до него, обнимаю, стремится быть как можно ближе. Просыпаясь по утрам раньше Артемия, я обнаруживала его под боком, овившимся вокруг меня или уткнувшимся лицом в мой живот. Значит, прикосновения для него – вовсе не прихоть, а болезненная потребность? Никаких похабных ухмылок, пошловатых комплиментов, намеков – всего того, что, как я считала, является неотъемлемой частью «близкого общения» между мужчиной и женщиной. Он не пытался подавить меня, унизить или доказать «мужское превосходство» – он хотел, чтобы мы были равны. Во всем. То, что я наивно принимала за желание быть идеальным, оказалось совсем иной гранью: Артемий надеялся подарить близким всё, чего сам был лишен.