Дама и её четыре мужа (СИ) - Трашина Галина - Страница 3

Вскоре выяснилось, что Лёва прибыл в двухмесячный отпуск. Новость обрадовала тётю Шуру, но насторожила остальных. Я уже не представляла себя без Лёвы, казалось, что он и есть моя жизнь. Это он наполнил её красками радости, без них мне серая смерть.

В эту ночь мы гуляли, невзирая на осеннюю слякоть и промокшие ноги. Говорили и говорили, боясь рассоединить руки. «Неужели так бывает?» — думала я и грелась в неожиданно подаренном счастье.

Весь следующий день досаждали уговоры, разве до них, когда любовь вышибает разум, отстраняя от целого мира. Лёвин образ, голос, запах тела — вот что активизировало каждую клеточку моего существа. Я соглашалась забыть обо всём на свете, только бы ощущать его рядом. Мама постоянно вздыхала, предупреждая, что скоротечная затея хорошо не кончается и, что Лёва — далеко не добряк Паша.

— Он не будет мыть за тебя посуду и стирать. Уж гладить самой придётся, как и готовить, — ворчала мама, пытаясь вразумить меня. — И будешь, доченька, ждать храбреца днём и ночью в Тмутаракани. Аль забыла про его характер домостройца? Он не только на службе глотку драть будет, но и на тебя покрикивать сподобится. Он ведь отроду бешеный: с малу нахрапом брал, тебя бульдозером прокатит. Господи! Неужто на его лычки никто не кидался, так он к тебе привязался? — бесконечно причитала мама.

— Любит он меня, мама, любит! — спорила я и доказывала, что мечтаю вести домашнее хозяйство и ждать. Да, ждать! Что забота любезного Паши давно душит. Хорошо помню, как сдавила до боли себе горло, наглядно показывая усталость от брака с домовитым Пашей.

* * *

По окончанию отпуска прибыли мы на место службы. Работы для меня не нашлось. Целыми днями скучала в комнате общежития, а вскоре присоединилась и ночь. Мне пришлось спать одной в холодной постели, на все мои недовольства Лёва отшучивался. Я поняла, карьера цель его жизни, остальное побочный продукт, как он однажды выразился.

От пылкой влюбленности не осталось и следа. Я пыталась утешаться собственными чувствами, понимая, что долго не выдержу.

— Дочка, дочка, от добра добра не ищут, а сожалеют всегда поздно, — вспомнились мамины слова.

Разочарование вылилось в депрессию, перестав сопротивляться, вернулась к позиции соседки. Лёва не стеснялся обсуждать прелести женского пополнения из отдела связи, дурманящий запах его тела перебивали чужие духи с коньяком вперемешку.

Когда решилась поговорить, то получила чёткое военное согласие на развод. Мне выдалось обещание, что за бумажной волокитой дело не станет, и на стол легла пачка денег на дорогу. На вопрос:

— Лёва, ты откупаешься от меня? — последовало чёрствое молчание.

— Тогда зачем женился?

— Сама как думаешь? Впрочем, разве я тебе что-то обещал?

И тут я осознала: «Действительно, он не клялся в любви и верности, не сулил золотых гор. Я придумала своё счастье, как и его самого».

Он ушёл, унеся веру в счастье. Утром купила билет на первый попавшийся поезд, не размышляя, куда и зачем отправляюсь. Душа рыдала под стук колёс, и рушился Мир.

* * *

Я сидела, подперев лицо ладонями и, безучастно наблюдала, как за окном вагона мелькают редкие берёзки.

Вдруг чьи-то тёплые руки прикрыли мне глаза полные слёз. Когда ладошки убрали и, я обернулась, то не поверила себе.

— Степан!!! — радостно воскликнула я, и мне показалась, что родней души нет на свете.

— Куда катим, сестрёнка?

— Куда глаза глядят, — пробурчала я, не скрывая печали.

— Постой, постой, дай угадаю...

— Что тут гадать, расстались мы с Лёвой, Стёпушка. Не к своим же ехать, вот и качу... куда поезд везёт.

— Всегда говорил, что Лёвка стервятник...

— Что ты, Стёпушка, это у меня рок, стоит намекнуть мужу о разводе, он без сопротивления сдаёт позиции.

— Это ты сейчас о Паше, сухаре бухгалтерском?

Как ни печально осознавать, но Стёпа прав: я злилась на Пашу, он уступил меня без боя, обрекая на страдание себя и меня.

— Слушай! Давай в труппу, позарез администратор нужен. Покатаешься, мир посмотришь. Хотя артисты народ дотошный и паршивый. Лавры им спать не дают, но выручат в беде всегда. Наши ребята так вообще не жлобы. Пошли, познакомимся, мы через пару купе, — взял Стёпа инициативу в свои руки, чем и спас меня.

* * *

Мы отработали сезон. Я даже увлеклась режиссёром, хотя дальше флирта отношения не продвинулись. Лёва, как и обещал, вскоре сообщил, мол, мы друг другу уже никто. Печальное известие о разводе особо сдружило со Стёпой: мы проводили много времени вместе. К своему удивлению заметила, меня раздражает толпа его поклонниц, и не потому, что сцена преображала его полностью, здесь он перевоплощался в божество обаяния. Оказывается, мне нравились глаза цвета молодой зелени и по-детски припухшие губы с живой и притягательной улыбкой. Хотелось запустить пальцы в блондинистую шевелюру, прижимая милое лицо к своей груди. По ночам преследовали эротические фантазии, где он страстный любовник. Днём наслаждалась тем, что подсматривала за ним на репетиции, удивляясь влечению к Степе, словно только что познакомилась с ним.

То ли исходящие от меня флюиды заразили его, то ли судьба решила подшутить и над ним: однажды после банкета, устроенного властями провинциального городка по случаю удачного спектакля, возвращаясь домой, мы поцеловались, наверно вино с обильным ужином напустили дурман. Мы проснулись в одной постели, признавая, что ночь обворожила нас. Так завязался роман, перешедший плавно в третий брак.

Нам устроили на сцене театра романтическую свадьбу, наполненную поздравительными цитатами из разных произведений. Тут я и заметила, что актеры при заучивании ролей отучаются мыслить самостоятельно. Яркий Стёпа не был исключением.

Первое разочарование притягивало одно за другим огорчения. Ревностное Стёпино отношение к ролям объяснялось банальным капризом, холине кожи лица и рук — самолюбованием, а ссылки на занятость в театре — типичной домашней ленью.

«Почему, как только выйдешь замуж, прелести избранника испаряются?» — частенько рассуждала я, глядя на обедавшего мужа, чавкающего до оглушения, что не выдержав однажды, сказала:

— Стёпушка, нельзя ли тише шлёпать губками?

Он отодвинул тарелку, вытащил из-за ворота салфетку и пронзил меня таким... язвительным взглядом, затем швырнул салфетку на стол и ушёл, хлопнув громко дверью.

«Боже, да он требует беспрекословного восхищения!» — обдала жаром мысль и вылилась в горестный смех. «Если идеальные люди?» — тут же задалась я вопросом и подумала, что и у меня водятся привычки, раздражающие других, только о них никто не заявлял в лоб. Я же обидела любимого, давшего интересную, насыщенную жизнь. «Люблю ли я?» — возник новый вопрос. «Приехали», — разозлилась я на себя, посчитав, что не умею любить и быстро впускаю в сердце холодок, не ценя, что имею. Я ругала и оправдывала себя до поздней ночи, взвешивая отношения с другими мужьями, соглашаясь с тем, что со Степаном чувствовала себя комфортней всего.

В детстве мы не очень ладили из-за его мамы. Она умела подмечать и выговаривать досадные вещи. Отчего ребята не упускали случая поиздеваться над Стёпой. Он избегал нас и общался с ребятами из квартиры напротив. «Неужели он женился, чтобы доказать своё благородство», — осенило предположение, я с нетерпением ждала его возвращения.

Он явился к обеду следующего дня, попросил прощения и со скучающим видом завалился спать. Я не поинтересовалась, где он пропадал, только разбудила к вечернему спектаклю. Тут и раскрылась тайна: оказывается, Стёпа плакался на груди молоденькой актрисы. Театр, наподобие недружной семьи, где каждый за себя и, выкажи кто недовольство, незамедлительно превратится в объект злых шуток. Поэтому тихо собрала чемодан под предлогом повидать маму и поставила крест на третьем супружестве.