Харизма - Каганов Леонид Александрович - Страница 41

Вот ты спросишь — страшно мне было прибиваться к полу? А вот поверишь ли — не страшно. Когда в тебя менты стреляют из пистолета — страшнее, чем в кругу друзей стерильными гвоздями к полу. Снял я рубашку, снял носки, остался в одних брюках. Лег на простыню в центре комнаты, ноги вместе, руки крестом раскинул. Ступни и ладони протерли мне одеколоном. Амвросий мне правую руку прижал к полу коленом и молитву начал на староцерковном. Мало чего понятно.

Я смотреть не стал, как прибивают, смотрел в потолок, на люстру, на лепнину. В старых домах всегда на потолке рюшечки и прочая шняга. По краю потолка тянутся гипсовые листочки, а в центре — здоровая гипсовая розочка, и из нее люстра торчит. Люстра у Габриэлыча не старинная, так. Обычный крюк на пять хрустальных чашек, лампочками вверх. Прямо надо мной. Чашки красивые, только пыльные. И на дне мухи дохлые, бабочки, даже ос пара — в общем, братская могила. Чувствую: тюк! В руке кольнуло резко — и все. Снова: тюк, тюк, тюк! И по комнате аромат одеколона от молотка расплывается… Отец Амвросий встает с моей руки.

— Ну? — говорит. — Как самочувствие?

А надо мной уже Габриэлыч возвышается озабоченно, в руках держит нашатырный спирт — ну, типа вдруг мне плохо станет, чтоб в чувство привести.

— Нормально, — говорю, — только рука ноет. А так — почти не больно.

— Во! — говорит отец Амвросий. — Потому что уметь надо! Чтобы жилы не порвать, вены не задеть и кости не подробить! Этому долго учат.

— Да, вы мастер, — говорю.

— Ну, — смущается отец Амвросий. — стараемся. Разное бывает. Вот когда я в Чертаново работал, полчаса мучился с каждой рукой, все мимо деревянной пробки по бетону норовил попасть — вот это было плохо. А на полу — вообще без проблем. Люблю работать в паркетных домах.

И на вторую руку ложится. Чувствую, поставил гвоздь мне в центр ладони… Бац! — и дикая боль в пальце! Я дергаюсь, ору!

— Извини, — говорит отец Амвросий. — Нечистый попутал — молотком мимо гвоздя попал немножко…

— Ни хрена себе немножко!!!

— Одержимый! Не забывайся! — строго говорит Амвросий. — Подумаешь, промахнулся! Мы здесь не беречь себя Е собрались, а бесов гонять! Считай, это бесам досталось.

— Ладно, — говорю хмуро, — давайте уже быстрей, терпения моего нету. Быстрее начнем — быстрее освободимся от бесов.

— Поспешишь, — говорит Амвросий, — людей насмешишь.

Но ускоряется. Левую руку прибил мигом, с ногами тоже быстро справился. Мне отчего-то казалось, что на всех картинках ноги складываются крест-накрест и прибиваются одним гвоздем, но отец Амвросий заявил, что это старый стиль и вообще на гвоздях экономить в таких делах — это маразм и мещанство.

Кстати, ноги прибивать оказалось больнее, чем руки, вот уж не знаю почему. Пусть медики объяснят этот феномен. В общем, мне поставили на живот утюг и включили его в сеть. Отец Амвросий с Габриэлычем долго вертели утюг сначала. Амвросий говорил, что регулятор надо с Божьей помощью на “капрон” поставить, то есть на самый мизер для начала. Вот они этот “капрон” искали, вроде нашли, сделали минимум. Поставили мне, значит, утюг на пузо. И в розетку включили. Он ледяной, противный. И сели рядом, на меня смотрят.

— Чего, — говорю, — молитву читаем?

— Рано еще, — говорит отец Амвросий. — Как бесу в тебе извиваться начнут, так и молитву начнем.

— Ладно, — говорю. — Ждем бесов.

Посидели мы, помолчали. Ну, в смысле, они посидели на стульях вокруг меня, а я полежал. Жестко, кстати, на полу, и дует. Хорошо, что утюг уже не такой ледяной, теплеть стал, но все равно прохладно.

— А вы, — говорю, чтоб разговор поддержать, — вы, отец Амвросий, какую семинарию оканчивали?

— А никакую, — отзывается Амвросий охотно. — Поступал два раза. Один раз в подмосковную. На вступительных на философии завалили гады преподы. Другой раз — в Киеве, отучился там семестр, но не сложилось.

— Отчислили за неуспеваемость?

— Ну… Не важно… Можно и так сказать. Не сложилось, в общем. Так что я все сам, по книгам. Как Ленин.

— А сами вы где работаете?

— В центре нашем и работаю. Целительский дом пресвятой Дарьи Ерохиной. Я тебе потом оставлю наш прайс-лист, может, пригодится. Не тебе — так знакомым. Мы и бесов, и крещение, и СПИД, и рак, и отпевание. Приворот-отворот, порча-сглаз, венец безбрачия, поиск аномальных зон в квартирах, снятие отрицательных биополей, курсы духовного роста и похудение с Божьей помощью. Сейчас мы расширились, второй офис купили в Измайлово. Нам бы только этот процесс выиграть. Давит нас официальная церковь, душит. Сначала наехали, с какой стати мы православным целительским домом называемся? А как нам называться прикажете? Левославным? Ну, выиграли они процесс, пришлось нам менять вывеску, квитанции, бланки, печати, рекламные полосы в газетах… Второй раз они на нас наехали уже через прокуратуру. Вообще на пустом месте наехали! Говорят, мол, с какой это стати ваша Дарья Ерохина именует себя…

— Ой, — говорю.

— Чего такое?

— Щиплет.

— Ну а ты думал? Терпи, пусть бесы мучаются.

— Терплю пока. С-с-с… Ой. А сколько времени обычно терпеть надо?

— Ну, милый мой, это как Бог даст! Если хорошо пойдет — и через пять минут бесы уйдут. А если плохо пойдет, если.они крепко сидят…

— Ой… Щиплет!

— Терпи, терпи, не раскисай! Ты мужик, воин! А вот ты — как тебя? — черненький! Бери сковородку и колоти! Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому! Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому! Три-четыре! Хором!

— А мне чего делать? — говорю.

— Ты терпи. Все равно молитву читать не выйдет, сбиваться будешь. Если получится, повторяй мысленно: “Господи, Господи, Господи!” На худой конец — просто кричи. Главное — не матерись. А то знаешь, некоторые, как припечет, такое загибают…

— Ой! Господи!!!

— Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому!

— Господи!!!

— Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому! Колоти, черненький, колоти сильнее! Как я колочу, так ты колоти! Шуми!!! Изыди, нечистый дух!!!

— Ой-е-е-е-е-ей!!!!!!!!

— Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому!!! Ты не особенно там извивайся, утюг сбросишь! Надо было скотчем примотать, забыл совсем. Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому!!!

— One, — говорю.

— Чего “one”? — прекращает колотить в бубен Амвросий.

— Боль отключилась. Не больно совсем.

Отец Амвросий снимает утюг, осматривает его и плюет на сталь. Утюг шипит.

— Нормально все! — удивляется отец Амвросий и глядит на мое пузо. — Вон же треугольник красный пропекся. — Он ставит утюг снова на мое пузо, но чуть повыше, чтоб не жечь одно место. — Ну как?

— Никак, — говорю. — Не больно. Отключилась боль.

— Совсем не больно?

— Абсолютно. Даже утюга не чувствую. Как анестезия. Заморозка.

— Ничего себе заморозка! — Отец Амвросий снимает утюг и поворачивает на нем регулятор мощности. — Ну а так?

— Пока никак.

— Вообще-то, — вступает в разговор Габриэлыч, — в книге “Молот ведьм” я читал, что нечувствительные места на теле — это как раз признак бесовщины…

— Ага! Нечувствительные места! Да он же вон как извивался! — говорит Амвросий. — Я уж обрадовался, думал, минут десять — и бесы уйдут. А тут на тебе. Ишь партизан нашелся!

— А я чего? — говорю. — Я тут ни при чем. Отключилась боль. Я так думаю, что это как раз бесы ее выключили.

— Вот суки! — говорит Амвросий с чувством. — Ишь чему научились!

— Это, — говорю, — наверно, как с антибиотиками. Я читал, что как только новый антибиотик появится — всех микробов убивает. В сороковых годах даже простой пенициллин излечивал все, что угодно, за сутки — одной каплей. А чем дальше — тем больше микробы приспосабливаются. Ну и бесы, наверно, за столько лет инквизиции выработали иммунитет…

— Знаешь, не умничай тут, одержимый! — раздраженно перебивает отец Амвросий. — Что-то мы не так делаем… Что-то не так. Телефон есть? Позвоню Дарье Германовне на мобилу…