В одном лице (ЛП) - Ирвинг Джон - Страница 74

Кто-то толкнул его. В тщетной попытке восстановить равновесие Делакорт уронил оба стаканчика, а затем и сам шлепнулся в образовавшуюся лужу. Толкнул его Киттредж. Он был в полотенце, обмотанном вокруг талии, и с влажными после душа волосами.

— После душа встреча команды, а ты еще даже не мылся. Я бы уже успел два раза перепихнуться, пока тебя ждал, Делакорт, — сказал ему Киттредж.

Делакорт поднялся на ноги и побежал по цементному переходу в новый зал, где находились душевые.

Том Аткинс замер, стараясь не привлекать внимания; он боялся, что следующим Киттредж толкнет его.

— Как ты мог не догадаться, что она мужик, Нимфа? — неожиданно спросил меня Киттредж. — Ты что, проглядел ее кадык или не заметил, какая она здоровенная? За исключением сисек. Господи! Да как ты мог не знать, что это мужик?

— Может, я и знал, — сказал я. (Слова вылетели сами собой, как порой случается с правдой.)

— Господи, Нимфа, — сказал Киттредж. Я увидел, что он дрожит; из неотапливаемого перехода в новый спортзал тянуло холодом, а Киттредж был в одном полотенце. Непривычно было видеть Киттреджа уязвимым, но вот он стоял перед нами полуголым и дрожал от холода. Том Аткинс не был храбрецом, но даже Аткинс, по-видимому, почуял его уязвимость — и даже Аткинс мог на секунду набраться храбрости.

— Как ты мог не знать, что она борец? — спросил его Аткинс. Киттредж шагнул к нему, и Аткинс — снова испугавшись — отшатнулся, едва не упав. — Ты видел ее плечи, ее шею, руки? — крикнул он Киттреджу.

— Мне пора, — сказал Киттредж. Он обращался ко мне — Аткинсу он не стал отвечать. Даже Том Аткинс видел, что самоуверенность Киттреджа пошатнулась.

Мы с Аткинсом смотрели, как Киттредж бежит по переходу; одной рукой он придерживал полотенце на поясе. Полотенце было маленьким — он обмотал его вокруг бедер, как короткую юбочку. Из-за полотенца Киттредж бежал как девчонка.

— Билл, ты же не думаешь, что Киттредж может проиграть в этом сезоне, правда? — спросил меня Аткинс.

Как и Киттредж, я проигнорировал Аткинса. Как мог Киттредж проиграть матч в Новой Англии? Я очень хотел бы задать этот вопрос мисс Фрост, вместе со многими другими.

Наступает момент, когда ты устаешь от того, что с тобой обращаются как с ребенком, и тебе ужасно хочется поскорее вырасти; этот момент приходит неожиданно и быстро заканчивается — но он таит в себе опасность. В своем будущем романе (в одном из ранних) я напишу: «Стремление к цели крадет детство. В тот момент, когда приходит желание стать взрослым — в любом смысле, — какая-то часть твоего детства умирает». (Вероятно, я думал о своем желании стать писателем и заняться сексом с мисс Фрост, не обязательно именно в таком порядке.)

В более позднем романе я подошел к этой мысли немного иначе — пожалуй, несколько осторожнее. «Постепенно, шаг за шагом, мы лишаемся детства — не разом, а в результате череды более или менее заметных маленьких краж, которые складываются в одну большую потерю». Думаю, вместо «краж» я мог бы написать «предательств»; в случае с моей семьей я мог бы использовать слово «обманов» — вспоминая их лживые слова и лживое молчание. Но я не буду менять написанного; сойдет и так.

Еще в одном романе — почти в самом начале книги — я написал: «Память — чудовище; ты можешь забыть, но не она. Она сохраняет все события; она держит их наготове или утаивает от тебя. Твоя память вызывает воспоминания к жизни по собственной воле. Ты воображаешь, что обладаешь памятью, но это она обладает тобой!» (Я и под этим по-прежнему готов подписаться.)

Стоял конец февраля или начало марта шестьдесят первого года, когда в академии Фейворит-Ривер узнали, что Киттредж проиграл матч; на самом деле он проиграл даже дважды. В этом году школьный чемпионат Новой Англии по борьбе проходил в Ист-Провиденс, штат Род-Айленд. В полуфинале Киттреджа просто размазали. «Чуть ли не всухую», — невнятно сказал мне Делакорт. (Я различал гласные, но не согласные: Делакорту наложили шесть швов на язык.)

В утешительном раунде за третье место Киттредж снова проиграл — в этот раз борцу, которого он побеждал раньше.

— После первого поражения он выглядел до смерти уставшим — и его уже как будто не волновало, будет он третьим или четвертым, — вот и все, что смог выговорить Делакорт. Я заметил кровь в его стаканчике для сплевывания; он прокусил себе язык — отсюда и шесть швов.

— Киттредж занял четвертое место, — сказал я Тому Аткинсу.

Наверное, для двукратного чемпиона это было очень обидно. Школьные чемпионаты Новой Англии начались в сорок девятом году, спустя четырнадцать лет после того, как Ал Фрост завершил третий победный сезон, но в вестнике академии ничего не было сказано о его рекорде — как и о неудачной попытке Киттреджа повторить его. Через тринадцать лет двукратных чемпионов Новой Англии будет насчитываться восемнадцать — и Киттредж среди них. Если бы ему удалось победить и в третий раз, он стал бы первым трехкратным чемпионом. «Первым и единственным» — цитировала наша школьная газета тренера Хойта. Как оказалось, шестьдесят первый год стал последним для общих соревнований по борьбе; начиная с шестьдесят второго года у частных и государственных школ появились отдельные чемпионаты.

Как-то раз, уже весной, я спросил об этом Херма Хойта, случайно встретившись с ним во дворе.

— Теперь все будет по-другому — один турнир для всех был круче, — сказал мне старый тренер.

Я спросил тренера Хойта и о Киттредже — я хотел знать, чем можно объяснить его поражения.

— Киттреджу было насрать на утешительный матч, — сказал Херм. — Раз ему не удалось получить все, разница между третьим и четвертым местом была ему абсолютно по херу.

— Ну а первое поражение? — спросил я тренера Хойта.

— Я не раз говорил Киттреджу, что всегда найдется тот, кто лучше него, — сказал старый тренер. — Единственный способ победить того, кто лучше, — быть жестче. Второй парень оказался лучше, а Киттредж не был жестче.

На этом все и закончилось. Мы с Аткинсом были разочарованы. Когда я рассказал об этом Ричарду Эбботту, он ответил:

— Это прямо по Шекспиру, Билл; множество важных вещей у Шекспира происходит вне сцены — а зритель только слышит о них.

— По Шекспиру, — повторил я.

— И все равно я разочарован, — сказал Аткинс, когда я передал ему слова Ричарда.

Если Киттредж и присмирел, то разве что самую малость; я не заметил, чтобы поражения как-то сказались на нем. К тому же это был наш выпускной год, и мы начали получать ответные письма из колледжей и университетов. Сезон борьбы закончился.

Академия Фейворит-Ривер не принадлежала к числу престижных школ Новой Англии, и потому ее выпускники не подавали документы в престижные колледжи и университеты. Большая часть поступила в маленькие колледжи свободных искусств, но Том Аткинс считал, что его место в университете штата; он уже видел, что такое маленький — теперь ему хотелось чего-то побольше, он с тоской сказал мне, что ищет «такое место, где можно затеряться».

Сам я, в отличие от Аткинса, не особенно стремился затеряться. Меня интересовал факультет английского языка — и то, смогу ли я продолжить знакомство с теми писателями, которых мне рекомендовала мисс Фрост. Меня интересовало, смогу ли я переехать в Нью-Йорк или его окрестности.

«В каком колледже вы учились?» — спросил я когда-то мисс Фрост.

«Я училась в Пенсильвании, ты об этом колледже все равно не слышал», — ответила она. (Идея учиться в колледже, о котором никто не слышал, мне тоже нравилась, но самым важным для меня было попасть в Нью-Йорк.)

Я отправил документы во все колледжи и университеты Нью-Йорка, в какие только мог — и в те, о которых слышали все, и в такие, о которых не знал никто. Также я решил поговорить с кем-нибудь на факультете немецкого. В любом случае, заверили меня, мне помогут, если я захочу учиться в какой-нибудь немецкоговорящей стране.