Обречённые жить (СИ) - Лавров Алексей Юрьевич - Страница 14

Его чуть по новой не скрутило. Спрашивает, почему я слова коверкаю, нормально же говорил? Отвечаю, что убогий, накатывает на меня, поэтому и пожалели. Дядя Яша пригорюнился, рассказывать начал, убогому-то можно. Ходил он в Архангельск. Глянулась ему там одна вдовушка, малец у неё был, как Захарушка. Ну, любовь — подарки, встречи, расставания. Понесла она от него. А когда на другую навигацию пришли, не нашёл никого — оспа.

Посидели, помолчали. Спрашивает, а как сейчас, на тебя часто накатывает? Отвечаю, что бывает.

— А по-московитски хорошо говоришь?

— Хорошо.

— Давай говорить. Мне и наука, и как будто с ними, — начал боцман, да как осёкся, посопел и продолжил уже в сердцах, — эх, дети ж вы ещё… так её и сяк, а вас убивают, и вы убиваете…! Ты всё, что я сказал, разумеешь?

— Всё, отче, ведь я каторжанин. Дети, говоришь? Может, ты думаешь, что Жёлтого без крови можно было отшить?

— Стервец он был, ад ему потеплее. Ещё в таверне… ну, «У Конюха», королевское серебро пропивали перед морем-то. Тебе понятно?

— Поньятно-о-о.

— Не дразнись. Жёлтый спьяну грозился вас всех огулять. Его за нехороший случай вообще хотели списать — плакался, что ему пришлось выбирать. Или сюда, или под забор, а там таких «режьют ножьикам». Так?

— Так, дядя Яша. У тебя хорошо получается.

— Как э… soule отдыхаю. Душой? Ещё лучше. Ну вот, шкипер Джон, ты его видел, по доброте своей объяснил Жёлтому, что за деточки в трюме. Тот поскучнел, но, видать, пакостных мыслей не оставил, да и дружки тут у него нашлись, выродки. Издевались над мальчишками, ведь вы ж — никто! А тут ты смазливый, как девке дай Бог. Не совладать ему было с его натурой. — Покачал моряк седой головой. — Даже если б он живой остался и всё про тебя понял, других бы так и нагибал. Не знаешь будто? Ух, раскраснелся! Сдох он, и думать ни о чём не надо. Только понимай, что ты его ещё за всех вас зарезал.

Помолчали. Хорошо в море молчится, как будто волны несказанное говорят.

— Слышта, тыпер ты говорьи.

— Нас убивать везут, дядя Яша. — Перехожу к делу.

— Куда?! — удивился моряк.

Нашёл, блин, у кого спросить! Я ему штурман, что ли?!

— Не знаю, но что убивать — это точно. Вас тоже.

— А кто?! — родил просвещённый мореплаватель второй умный вопрос подряд.

— Ты, дядя Яша, не обижайся. Мои друзья знают, что я здесь прячусь. Мой друг по-московитски попросит у тебя позволения меня навестить, так ты ему разреши. Поговоришь с ним об этом. — Задушевно уговариваю дедушку.

— Поганец! «Дядя Яша»! Зови меня «господин боцман». А то накажу… как-нибудь, — запыхтел старик и, перейдя на английский, грустно продолжил. — Прям заговор! Ладно… сейчас я тебе пожрать принесу, а ты пока… Срать-то с фальшборта умеешь? Хотя, чего это я?

Грузно ступая, уходит.

— Неждан, а как мы пацанам передадим, что к боцману надо подойти и что ему сказать?

— Доброе утро, Заки. Они всё слышали. Стали слушать, как только боцман сюда притопал, а топает он — будь здоров. Пойдём к фальшборту, нам же целый день терпеть.

Успели как раз к приходу дяди Яши. Овсянка с солониной — мням!

— Наелся? Спрячься и спи до вечера. Ночью ещё поговорим.

— Ай-ай, сэр боцман, сэр, — браво отвечает сытый Захар.

— Голодный, так «дядя Яша», а как нажрался, сразу «сэр боцман» стал. Тьфу, подлиза, — ворчит дядя Яша, уходя, выдав пендель.

Глава 10

Захар заныкался под канатами, я заботливо закутал его в камзол и поставил сон про настоящую уличную драку, стройбатовские ему пока рановато. Ребёнок быстро уснул, а мне не дали поспать знакомые голоса. Прикольно сочетаются хриплый рёв и подростковый дискант. — Тут твой дружок, только спрятался и спит. Я его сейчас позову.

— Не надо, сэр Джэкоб, пусть поспит. Давайте пока вдвоём поговорим.

— Хм. Непонятные вы ребята. Под утро Зак мне про друга сказал. Я уж решил, что он выдумывает, или на авось надеется. Утром ты подходишь. Чудеса! Его полудохлого за борт выбросили, он как-то не утоп, на борт забрался. Прячется тут от смерти. Иди, обними друга! Нет. Спит? Ну и хрен с ним, без него поговорим!

— Сэр Джэкоб, полудохлым я его сам делал, ни капли не сомневаясь, что он сможет выплыть и пробраться сюда. Мы с ним так и договаривались. Что от смерти прячется, тоже фигня, нас всех обрекли на гибель. Тем более что он умеет прятаться. Если бы он не захотел, вы бы его не обнаружили. Но нам очень нужно с вами поговорить, — приступил к беседе Пушок, спокойно располагаясь на канатной бухте.

— Вот и Зак говорил, что вас убивать везут, — включился в диалог боцман, неуверенно присаживаясь напротив.

Классическая схема делового разговора — глаза в глаза, полностью на виду друг у друга. Третий там лишний, моё место в зрительном зале.

— Сэр Джэкоб, вы в этом рейсе ничего странного не замечаете? — вкрадчиво интересуется Пушок.

— Обычная служба, вроде. — Пожал дядя Яша плечами.

— А! вы уже ходили в подобные рейсы! — полувопросительно обрадовался Пуш.

— Нет, впервые. Да мне всё равно, я пенсию выслужил. Это мой последний рейс.

— Везёт вам. Вернётесь домой к семье, — искренне так завидует юный каторжанин.

— Некуда мне возвращаться, — а в интонации: «и нечему тут завидовать».

— Гм. А в вашей команде кто-нибудь ходил в такие рейсы? — как бы из-за неловкости Пушок переводит разговор «на другое».

— Нет, ребята не говорили, — сухо принял дядя Яша невысказанные извинения.

— Ребята у Вас немолодые, — сочувствует юнец ветерану.

— Ну да. Все, как я, женатые на море, — резковато ответил боцман, а вторым смыслом: «а вот тут, сопляк, можешь позавидовать».

— Вы служите с давних пор, знаете много моряков. Вам доводилось слышать о подобных рейсах? — с радостью «завидует» сопляк.

— Конечно. Я знаю много парней, служивших на каторжниках. Только они всё по-другому описывали. Совсем по-другому. Главное, они ничего не говорили про убийц. Я всю жизнь считал, что убийц вешают, ан ошибся, — дядя Яша охотно пустился в воспоминания, под восторженным взглядом Пушка.

— А что вы можете сказать о нашем судне? — робким тоном пионера на встрече с ветераном спросил наш вербовщик.

— Ничего хорошего. У нас в команде есть матрос младше этого судна. Его недавно из старого бомбардира в транспорт переделали. Квартирмейстер Адамс рассказывал, он служил на нём оберфейерверкером, — ухмыльнулся боцман, довольный почтительностью и искренним интересом.

— А офицеры? Как вы думаете, это у них первый такой рейс? — получил дядя Яша первую плюху. Тон и взгляд Пушка стали намного жёстче.

— Гм. Для Кэпа, Дасти и штурмана точно не первый. Я специально не подслушивал, да они и не таятся. Вспоминают какие-то истории и смеются, — немного растерявшись, ответил боцман.

— А вы говорите, что всё как обычно! Для корабля и команды это первый такой поход… и такие рейсы уже были, но никто о них ничего не знает, — не давая дяде Яше собраться, Пушок влепил ему всерьёз.

— Ты хочешь сказать, что из таких походов никто не возвращался? — совсем растерялся боцман.

— Да, сэр Джэкоб, никто, кроме офицеров. Это корабль дураков, — чеканя слова, уже избивает ветерана юный каторжанин.

Дядя Яша неестественно веселится в психологическом нокдауне:

— Ха-ха-ха! Это когда было, да и было ли вообще? В наше время…

— В наше просвещённое время власти порой стесняются вешать детей. — Цедит пацан сквозь зубы. — Раньше не стеснялись, а нынче как-то неловко. Что им прикажете делать с малолетними убийцами? Например, с Заком или со мной?

Пушок уже снисходительно отвешивает боцману пинки презрения:

— Вот и возродили добрую традицию. Потихоньку. Команду тоже в дураки записали, чтоб вы потом в тавернах всякие ужасы не рассказывали… подобрали корабль и команду, чтоб не жалко, на один только рейс… туда без обратно…