Обречённые жить (СИ) - Лавров Алексей Юрьевич - Страница 13

Вдобавок Захарка очухался. Поверил поганец, что взаправду живой и, конечно, сразу принялся жизнь критиковать. Он, конечно же, герой — сам, без истерик, зарезал тех упырей. Легенда, просто! Но что он имеет в результате? Почёт и славу? Кое-кто мог, вообще, подумать, на что толкает бедного ребёнка??? Понятно, виноватым во всём оказался только я, дух тёмный и грязный. Или демон? Погубитель и истязатель славного, доброго, ни в чём невиноватого Захарушки. Ругался малец исключительно по-английски — немного стеснялся, для общего моего развития, и не овладел он ещё во всей полноте русским матом.

Скоротали времечко. Хорошо, хоть южные ночи коротки, с первыми лучами солнца меня сверху из сортира окликнули ломким баритоном. Они спозаранку там уже надраивали. Теперь-то я понимаю тяжесть их доли, но почему-то мне их не жалко, ну, ни капельки. Парни сбросили мне линь, я за него самым хамским образом подвязался и сообщил в сортир, что руководство может меня подтягивать. Подняли меня, к чему я принципиально не приложил ни малейших усилий, втащили через дырку внутрь. Думал, убьют меня за наглость легендарные Длинный Джек и Пол Головня. А они обниматься лезут к мокрому, обосраному, едва стоящему на ногах подростку!

— У нас получилось, братец!

— Руда, ты так радуешься, будто не верил, — еле ворочая языком, пытаюсь поддержать беседу.

— Я не мог поверить в подобный бред, извини… Ой, тебе ж трудно говорить, держи, — протягивает мне флягу с водой.

— А ты, Лют? — с трудом отрываюсь от воды, куражась, как пьяный от своей маленькой победы.

— Я тоже, — будто извиняется Лют. — Ведь мы не психи как ты.

— Зато ты верил… или тебе было пофиг?

— Не знаю, Руда. Что теперь? — выхаркиваю из себя слова.

— Теперь мы тебя потихоньку, пока вахтенные наших Битлов слушают, проведём в такелажку. Хотя бы ползти сможешь?

Уверенно киваю — ползти точно смогу.

— У тебя две задачи, — вздохнув с облегчением, командует Руда, — главная — подготовка боцмана к вербовке, основная — люк в трюм из такелажки.

— Дык, его ж там нету!

— А ты сделай. Вот тебе инструмент, — Лют протягивает добытый мной ножик, — только переборку не ковыряй, палубные доски намного тоньше. Прячь и пошли помолясь.

Глава 9

Мир не без добрых людей даже в Атлантике, даже на корабле дураков. К кому ж податься сиротинушке?

— Добрый вечер, сэр боцман, сэр. Я тут немножко умер, сэр. Не откажетесь спасти мою шкурку ещё раз, сэр? — вежливо обратился Захар к боцману, когда бедняга заглянул в такелажку проведать свою заначку, пинту рому, спрятанную в канатной бухте. Боцман подобрал с палубы челюсть, развернулся и ушёл. Отсутствовал пятнадцать, признаться не самых лучших, минут в жизни Зака. Вернулся с водой, сухарями, куском солонины и старым камзолом. — Чтоб укрываться, тут бывает прохладно. До каторги собираешься прятаться?

— Хоть до Южного полюса, сэр боцман, сэр.

— Ты — ловкач, может быть, ещё побываешь там. Живи пока здесь, потом что-нибудь придумаем, — рожает стариковскую мудрость дядя Яша. — Как выжил-то?

— Чудом, сэр боцман, сэр, — учтиво отвечает Зак, пережёвывая сухарь.

— Действительно, по-другому никак. Эх, жаль, сказать никому нельзя!

— Кому это, сэр боцман, сэр? — Зак аж пол-сухаря с перепугу проглотил.

— Джиму, недоофицерику нашему, это ж он тебя в последний путь провожал. Только ему на вас даже посмотреть было неприятно. Ну и морда у тебя, юнга! Утопленник и есть! — усмехнулся старик, будто сам красавчик, горилла сизерожая, — Сэнди, старый лодырь, тоже вас не разглядывал. А с Эдди какой спрос? Хотя ему тоже влетело.

— За что же?

— За тебя. Капитан с Дасти отчего-то тебя долго дожидались, да так и не дождались. Устроили скандал, подумали, что ты из трюма не вылез. — Боцмана аж распирает ехидством. — Ну, разобрались, наконец… потом. Джима Кэп чуть за борт не выкинул, чтоб в него пострелять, как в тебя, видать, хотел. Только Боу ему как-то не дал Джима обижать. Чего-то такое он Кэпу сказал, что тот подобрел дюже, аж ласковый стал. Только каторжан мордует тростью и команде линьками достаётся ни за что и постоянно. Все хлебнули за твои поминки, сорванец. Вот бы порадовались, узнай, что живой ты!

— Чего ж ты, Джэкоб, тянешь? Решил поиздеваться? — спросил Захар угрюмо, не уловив юмору.

— Ага, не только ты шутки любишь. Когда с рейса вернёмся, я этих придурков так ославлю! Да меня за твою историю до конца жизни во всех тавернах бесплатно будут поить — моряк мечтательно закатил смешливые свои глазёнки.

— И долго жить собрался, сэр Джэкоб, с таким пассажиром-то? — пацан сухо-официально обломал ему фантазию.

— Сказал же, придумаем что-нибудь. Доедай и спрячься за канатами, отдыхай. А я рому хлебну и пойду, служба ж у меня. — Раздражённо перешёл на служебный тон старый моряк.

Ну-ну, послужи пока, служака-юморист. Придумывать он что-то собрался, ага. Не догадывается даже, что детки уже всё придумали, и что их замысел сработает с неотвратимостью детонации ВВ. Время на мягкую вербовку у нас есть. У меня дня три на подготовку визита Пушка. Что делаю? Перепиливаю потихоньку доски палубы под люк и английский учу. Меня Зак натаскивает, обучаясь основам русского. Очень эффективно, когда учитель и ученик в одной голове. Круглосуточно. Урок не прогуляешь и на уроке в тетрадке не порисуешь. И, вообще, приучаем друг друга к систематическому труду. Днём, пока за общим шумом не слышно, пилим палубу, или прячемся. Ночью во снах уже специально воспроизвожу все свои драки прям с детства или немножко разминаемся, если Зака кошмары одолевают. Прививаю мальчику привычку к преодолению боли и усталости, ещё к ножику привыкаем, не всё ему дубиной махать. Не было у меня детей и младших братьев, не ведал я того чувства. Зато теперь мне совершенно ясно, почему кошка, обняв котёнка передними лапами, яростно лупит его задними. И почему, едва получив трёпку, малыш снова гоняется за мамкиным хвостом. Явно вымогает трёпку, ведь в ней проявление зверской любви. Ну, отжимаемся, допустим — скулежу было! Не могу, грит, и всё. Давай тогда я, — отвечаю. Он, типа, — ну-ну.

А я его тушку принудил ещё к двум десяткам отжиманий, именно на том самом чувстве. Бедняга решил, что сдохнет так скоро. Прям уверен был, что помрёт, пока сам топиться не собрался. Он же у меня красавчик, вши в голове нам ни к чему, выпросил у боцмана ремень на ночь, кусок мыла, как мог, подправил ножик и сбрил русые космы. Нормально получилось, правда, порезался слегка без зеркала. Боцман нас сразу не узнал, решил — белка. Мальчик испытал стыд и настоящую боль. Но и искреннюю заботу! А боль — фигня, смейся, Зак!

А как же боцман? Дозревает. Ему, бедняге, в компании стариков неинтересно, а тут молодые, не опухшие уши без дела валяются. Приносит пожрать и свежие новости. Кэп всё никак успокоиться не может. Траур по Заку затягивается. Боцманюга от души веселится. В общем, «жить стало лучше, жить стало веселее». Как чудесно спится на канатах! Не верите? Поспите с месячишку в гамаке в протухшем трюме, убедитесь. Ещё и дело сдвинулось. Как и планировали, на третий день. Проснулся я раньше Захара, умотал малыша ночью до нервного вздрагивания. Лежу с закрытыми глазами. То ли грёзы, то ли мысли, у Зака перенял привычку.

Тут Джэкоб притопал, присел рядом на канаты, вздохнул и свою чёрную клешню на мою порезанную голову положил. Смотрю на него сквозь ресницы, а у самого кол поперёк грудной клетки от его несчастного и одинокого образа.

— Дядя Яша, ты чего? — вырвалось по-русски, а он мне: «Why?»

Не «what», а «why»! Захара не бужу, нахватался немного. Спрашиваю на дрянном английском, мол, ты меня понял, что ли? Жуткое зрелище. Жуткое и душераздирающее — здоровенный, седой, с изуродованной харей мужик плачет, закрывая лицо почерневшими клешнями и плечами трясётся. Не лезу, не мешаю. Вроде, отпустило его, подышал, забормотал что-то. Разобрал только «слышта». Ага, сейчас англичане так поморов зовут. А я ему. — Асэй?