Адмирал (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 51

Моё недоумение по этому поводу развеял Лазарев, перед тем как сбавить ход и остаться за кормой, у него своё задание. Я удивлялся, зачем эсминцу терять маневренность, вставая на якорь. Он же неподвижная цель. А со слов Лазарева выходило, что когда двигатели заглушены, «слухач» на эсминце лучше слышит воды. К тому же посты наблюдения раньше поднимут тревогу, и тот успеет раскочегарить топки. Эсминец оказался мазутным. А на якоре он стоит ночью, днём укрывается в бухтах, прячется, маскируясь.

Когда мы подошли к проливу, все напряжённо вглядывались в ночной горизонт. Однако, даже войдя в пролив, мы так и шли никому неинтересные. Эсминец должен первым обозначить себя. Вот когда оказались в середине пролива, проходя фарватер с минами, тот обозначил себя, дав световой сигнал. Один из моряков, что вошёл в мою команду, был также сигнальщиком, иначе пришлось бы грабить Фадеева, хотя его парни и так с нами были, вот он и ответил ручным сигнальным фонарём, правильным кодом. Эсминец молчал, тёмной грудой вдали оставался неподвижным. Значит, правильный сигнал. А мы так и шли на шести узлах, чуть позже подняв до восьми. Когда уже прошли, я сказал Игорю, что ожидал в дверному проёме, Олежки не было, у него другая вахта, спал:

- Сигнал.

Тот понял, что я имел ввиду, да он его и ждал, и тут же убежал в сторону рубки. Сейчас в эфире на выбранной нами волне, должен прозвучать сигнал. Пару раз бессмысленной морзянкой, как будто радист случайно коснётся клавиши. Радист «шнелльбота», что сейчас должен слушать эфир, как уловит этот сигнал, сразу даст добро лейтенанту на прорыв. Это также означало, что мы прошли.

На выходе из пролива, на девяти узлах, максимально возможных с прицепом позади, мы ушли влево в направлении Новороссийска. Далёкие раскаты в проливе, артиллерийскую стрельбу и взрывы мы услышали не сразу, но они до нас донеслись, значит, лейтенант прорывается, и мы все надеялись, что у него всё получится. Дальше катер Фадеева, запустив движки, отошёл в сторону и стал с подветренной стороны сопровождать нас. Если воды Азовского моря ему проблем не доставляли, всё же речной катер, то от волн Чёрного моря тот прятался за широким корпусом баржи. Тем более ветер посвежел, а такие волны для него смерть. Надо снять часть команды на всякий случай.

Шли мы в течение часа вдоль берега, оставляя за кормой километр за километром. Берега было не видно, километрах в сорока от него шли, фактически тот за горизонтом был, да и ночью ещё. Вызвав радиста на мостик, велел передать шифровку под моим позывным. Я её уже зашифровал. Мол, днём буду у Поти, встречайте. Так же помянул, что катер Лазарева с нами разминулся, если он вообще пережил бой в проливе, пусть осторожно проверяют все незнакомые «шнелльботы», если тот раньше придёт к порту. Вскоре прибежал радист, шифровку он отправил, но так же он сообщил, что связался с радистом Лазарева. Живы ребята.

- Немцы не поймут? – уточнил я.

- Нет, я дал тот же случайный код морзянкой и получил его в ответ. Это радист с торпедного катера. Точно он. И близко, хорошо слышно.

- Лады. Возвращайся в радиорубку. Игорь, возьми бинокль, осматривай горизонт, наши где-то тут.

- Ага, - подтвердил тот и, прихватив морские окуляры, вышел из рубки, обходя её по мостику, осматривая горизонт.

В одном месте было видно просветление. Похоже, рассвет близок, а от пролива я только половину пути прошёл до Поти. Если нас застанет авиация Люфтваффе вдали от берега, будет кисло, особенно с моими доморощенными зенитчиками. К берегу нужно идти, и день пережидать. О, так мы же на траверзе Туапсе, недалеко до него осталось.

Не глядя, подняв руку, я взялся за натянутый шнур над головой и дважды потянул вниз. Так же дважды взревел ревун, и буксир стал забирать влево, в сторону Туапсе. От катера Фадеева, тоже прозвучал ревун, но один раз, тот подтвердил, что видит поворот. Дальше мы так же на максимально возможном ходу, направляясь к берегу, Игорь искал тёмную полосу берега, солнце ещё не показалось, хотя стало светлее, но ориентиров пока не находил. Зато заметил в стороне узкий силуэт скоростного «шнелльбота», что шёл к нам на тридцати узлах. Передав штурвал Игорю, скорость мы не снижали, я спустился к левому борту и стал ожидать, когда махина торпедного катера подойдет ближе, и мы смогли с лейтенантом поговорить. Тот был усталый с красными от недосыпа глазами, но улыбался широко. Перекрикиваясь, обменялись новостями. Сам Лазарев сообщил, что эсминец они потопили, тот даже и выстрелить ни разу не успел, не ожидал от своего такой подлости. Про захваченный катер они были в курсе, но несколько часов назад через пролив проходил точно такой же бот, те и подумали, что это он возвращается. Когда эсминец, получив в борт торпеду, вторая мимо прошла, преломился и затонул, те двух матросов из воды подняли. Вот и разобрались, почему эсминец не открывал огонь, а отправлял им световые запросы. Ошибочка вышла. Сами мы чужой «шнелльбот» не видели, видимо разминулись в темноте, но это сыграло нам на руку. А та артиллерийская канонада, что мы слышали, была не от орудия эсминца, а с береговых батарей. Их там несколько было. Правда стрельба оказалось безрезультатной, Лазарев ушёл без потерь и повреждений. Подлодку они не видели, да и была ли она вообще? А в узком месте фарватера минных полей с катера были сброшены якорные и плавучие мины. На короткое время, пролив был заблокирован.

Сообщив своё решение переждать день в районе Туапсе, и получив подтверждение от лейтенанта, мы разошлись. Тот полетел вперёд, разведать обстановку. А когда я вернулся в рубку снова прибежал радист. Осмотрев его красные глаза, велел идти отдыхать, а сам прямо тут в рубке, краешек солнца над горизонтом показался, освещал, стал дешифровать сообщение. Игорь стоял рядом, за штурвалом, весело насвистывал, и мне не мешал. Я уже заполнил символы, так что дешифровка шла быстро.

Полученная информация меня не то что бы порадовала, больше озадачила. Навстречу нашему конвою шла флотская боевая корабельная группа, что должна нас встретить и сопроводить к месту назначения, то есть в Поти. Встречать будут два эсминца и два малых охотника. Коды опознавания дали.

Лазарев уже был далеко, поэтому я дважды поработал сигнальным прожектором. Ну, сигналов я не знал, от балды шторками поиграл, но на катере сигнал заметили и, развернувшись, он устремился к нам. Ревун на буксире дал понять Фадееву, что мы снова меняем курс, повернув, пошли вдоль берега, тот в восьми километрах виднелся. Вернувшийся Лазарев снова подошёл к борту буксира и, выслушав приказ командования идти на соединение с нашими, сразу поспешил вперёд. Я передал ему сигналы для опознавания, прежде чем отправить к нашим. Тот приведёт охранение к нам.

Ближе к десяти часам дня наблюдатели засекли в небе воздушного разведчика, но когда тот сблизился, прозвучал отбой, это был наш самолёт, как я понял, двухместный истребитель. Как-то мне не понравился что тот, покрутившись в стороне, явно пошёл на заход, снизившись к волнам. Да он никак обстрелять нас собрался? Метнувшись в радиорубку, я быстро настроил радиостанцию на волну местных истребительных полков, радист записал, на каких частотах те работают, и рявкнул в микрофон:

- Эй, хрен в небе? Если ты обстреляешь мои трофеи. Я не только попрошу твоего командира тебе глаз на жопу натянуть, но и моргать заставить. Ты меня понял?! И то, что у тебя звёзды на крыльях мне по хрену, у меня тут зениток до черта, посмотрим, умеешь ты плавать или нет. Если на моих трофеях хоть царапина будет, я специально вокруг твоей тушки в воде кровь разолью, и акул подманю. Не трогай моё добро!

Выйдя из рубки, все кто слышал мой яростный монолог благодаря открытой двери, улыбались, а моряк из новичков, он из нашей вахты, махнул рукой в сторону далёкого самолёта:

- Вон он, как услышал вопль в эфире, испуганно дёрнул в сторону и теперь там крутится. Приблизиться опасается. А красивый загиб получился, командир, я такой и не слышал…

В это время раздался крик с бака: