Весёлый Роджер (СИ) - Вечная Ольга - Страница 65

    - Не трогай меня! - а теперь уже кричит. Кажется, шторм продолжается. - Просто посмотри, - голос звучит гнусаво, потому что плачет, - это на твоей совести! Вся ваша семейка чокнутая! Вы все сговорились, чтобы подложить меня под него, да? Лишить меня будущего ему в угоду! И ты тоже! - тычет в меня пальцем.

    - Конечно же, нет.

    - Как нет?! Ты меня к нему отвез! Отдал из рук в руки и уехал! Да как ты посмел так предать меня после всего, что было!? Иди ты к черту со своей нерешительностью, ты просто подонок, такой же, как твой Артем.

    - Я ждал тебя целый час, - с нажимом. Скрещиваю руки на груди.

    - Он не пускал меня!

    - Ты не позвонила.

    - Телефон в машине остался. В твоей! Вик, он порвал на мне трусы! - она суматошно задирает длинное платье, показывая, что без белья. - Ты вообще в курсе, что у твоего брата аллергия на привычные способы лечения? Он отказывается использовать экспериментальные препараты и вообще слушать что-либо. А когда я решила пойти за тобой, он напал! Держал меня силой. Я вырывалась, билась, а ты не помог!

    На мгновение кажется, что ослышался, но вид горячо любимой женщины, сейчас бьющейся в истерике, служит доказательством, что понял правильно. Это не она не выходила, это он ее не пускал. Картинка вдруг складывается и становится до боли ясной, и я понимаю, что Кустов - покойник.

    - Ты просто уехал! О, нет, не просто. Ты еще и вещи занес, я споткнулась о сумку, когда убегала, и разодрала колено! - показывает на него, словно я мог не заметить. Наверное, то, что я чувствую сейчас - это ужас. У него много оттенков, оказывается. Есть ужас за себя самого, а есть - за любимого человека. И я не могу сказать, какой из них сильнее. А ведь об этом ощущении я знаю все, вы в курсе. А еще я точно знаю, что Кустову не понадобится экспериментальное лечение.

Она со мной не может справиться, когда балуемся, а он-то и вовсе - скала. Сука, убью. С недавнего времени, после разговоров с Анатолием Петровичем, под сиденьем «Кашкая» на всякий случай лежит бита. Новенькая. Вот теперь и пригодится.

    - Вера, ты подожди, пожалуйста, здесь. Закройся и никому не открывай. Я скоро вернусь, - медленно и спокойно говорю ей, поворачиваюсь к двери. Останавливает только то, что без штанов. Надо хотя бы натянуть джинсы.

Но во время короткой заминки она снова кричит:

    - Конечно, давай! - подходит и бьет меня по груди. - Давай, поспеши! Деритесь! Набей ему морду, а он пусть тебе, да посильнее. Кого вы там не поделили в школе? Бабу какую-то? Все разобраться не можете! Валяй, беги, выясняй с ним отношения. Может, вам обоим, наконец, полегчает. Вы ж только этого и ждали все эти годы, да? Повода поубивать друг друга. - Со злостью тарабанит ладонями по моим плечам, а меня поражает внезапное желание обнять ее покрепче и забрать страхи себе, словно это естественно при простом физическом контакте. Потребность быть рядом настолько сильная, что на секунду затмевает жажду крови. Рывок. Хватаю ее крепко и прижимаю к себе. Ни разу так не делал, никогда еще не трогал ее с силой. Но сейчас вижу, как вырывается, и не отпускаю, напрягаю мышцы и прижимаю к себе. Она бьется.

    - Вер... - шепчу. Она плачет.

- Или, может, вы сговорились? - вздрагивает от внезапной догадки. - Созвонились и решили проверить, как поведет себя наивная дура в пикантной ситуации, да? Играете мной, как хотите, оба! Вы это спланировали заранее, да? Признайся! Поспорили? На что, Белов?

     - На тебя - никогда, - говорю довольно резко, она замолкает. - Никаких игр. С тобой всегда по-настоящему.

    - Вик, - уже без злости, в голосе слышится лишь испуг. Трясется всем телом, маленькая моя. Дрожит, упирается ладонями, а я ее прижимаю так, как никогда раньше. Не давая права выбора, потому что физически сильнее, и хочу, чтобы она была сейчас близко. Едва отдавая себе отчет, что Артем час назад делал то же самое... - Вик, если бы он хотел, - громко всхлипнув и медленно, тяжело вздохнув, словно надолго задерживала дыхание: -  если бы хотел, он бы это сделал, изнасиловал меня. Он ведь намного сильнее, он очень сильный и большой. Раньше он всегда так делал, когда мы ссорились. Никогда не просил прощения, а подкатывал, нападал, зацеловывая, и я всегда сдавалась. - Всхлипывает. - Он решил, что если сейчас надавит, я сдамся, потому что соскучилась. Говорил, что мое тело ему ответит, что он засунет руку туда, и докажет мне, что я все еще хочу быть с ним...

    Сильнее ее сжимаю.

    - Но знаешь, - вскидывает на меня глаза, а в них упрямая решимость, - нихрена я не соскучилась! Вырывалась до последнего, пока он не понял, что я уже не контролирую себя.

    Теперь сама прижимается, трясется, хотя продолжает бить по лопаткам, с силой царапать, щипать. Давай, отыграйся на мне, заслужил. А на ее шее и плечах засосы, смотрю сверху. Чувствую, как глаза наливаются кровью, клянусь, аж вспышки перед ними.

    Все еще обнимаю, но двигаюсь к комоду, беру телефон. Кустов недоступен, разумеется. Дома его, скорее всего, нет. Звоню маме, Арине, - не видели гада. Или покрывают. Вера  прижимается, уже вся грудь мокрая в ее слезах. Пишу ему: «Беги, тварь».  Не доставлено.

Хочется ездить по улицам и искать знакомую фигуру, даже осознавая, что это бесполезно.

А еще хочется остаться с Верой.

Знаю, что вы сейчас думаете. Я полное дерьмо, которое ее недостойно. Но сам я поразмыслю об этом позже. Сейчас только обнимаю, да так сильно, что удивительно, как умудряется дышать.

     - Я не успела обуться, - тихонько рассказывает, - так и убежала босиком. - Переминается с ноги на ногу. - А тебя внизу не оказалось, я без денег. Он еще преследовал долго, извинялся, клялся, что никогда больше... что все понял. Ну, что я не хочу с ним и не люблю его больше. Но мне было так страшно.

    Склоняюсь и дую на эти отвратительные синие, черные пятна на ее идеальной коже. Такую кожу нельзя портить уродливыми отметинами. Осторожно касаюсь губами, веду языком, словно залечивая, зализывая ее раны, будто не понимая, что не поможет.

    Ее слезы все катятся и катятся.

    - В какой-то момент мне показалось, что он не остановится, понимаешь? В какой-то миг я думала, что он сделает это со мной. А ты не помог! - отшатывается, снова отпихивает меня, пытается отойти.

    Но я уже знаю точно, что должен сделать. Кустов подождет. «Поговорим» с ним позже.

    Подхожу и снова прижимаю ее спиной к себе крепко, такую беззащитную, хрупкую, напуганную. Зажмуриваюсь.

    Она вырывается, но слабо. Понимаю, что не хочет моей близости, но у нее не осталось физических сил сражаться. Выдохлась моя девочка.

    Она дралась за меня. Дралась на пределе своих возможностей, чтобы быть со мной, а не с ним. Разворачиваю лицом к себе, смотрю в глаза.

    Впервые в жизни действую силой с девушкой. Легонько касаюсь губами губ, чуть сильнее надавливаю.

    Просто дрожит в моих руках.

    - Не смей меня прощать. - Целую ее, зализываю засосы, нахожу их еще на груди, напрягаю руки, обнимая. Не могу пока позволить себе поцеловать ее еще где-то, только там, где раны. - Не вздумай забыть мое предательство. Но если снова подпустишь близко, не сомневайся, что я знаю цену твоего поступка.

    А она ведь на самом деле дралась за меня, вы понимаете это? За меня, изуродованного кретина, столько раз намеренно обижавшего ее.

Совсем не такая, как женщины до нее. Они вообще в эту секунду все разделились на два лагеря: мою Веру и Насть.

Не получится нескольким адским неделям подчинить себе всю мою жизнь, я заваливаю Веру на кровать, вдавливаю в матрас собой для того, чтобы накрыть как можно больше ее тела. Долго целую в губы так, как любит, стараюсь, из кожи вон лезу, но она практически не отвечает, не стонет, не раскрывается для меня. Но и не отталкивает. Если бы напряглась, клянусь, я бы перестал. Я бы почувствовал.

    Но она не напрягается. А, кажется, впервые за день позволяет себе расслабиться. Правильно, маленькая, теперь ты в безопасности. Обо всем позабочусь я, и уж получше, чем в прошлые разы, поверь.