Весёлый Роджер (СИ) - Вечная Ольга - Страница 64

А я ж верным ей был, хотя в том возрасте возможности уже стали появляться. Честный идиот.

    А потом ее папаша, как в боевике, меня по башке шарахнул и в машину. Держал в подвале какой-то дачи за сто километров от Москвы, на отшибе. У озера. Сбрызгивал бензином и поджигал. В перерывах дочурка его раны чем-то вонючим мазала, пальчиками своими мерзкими водила непонятно с какой целью. Наверное, чтобы не подох раньше времени. И так каждый день, а может, час, не знаю. Время пропало, превратилось в сплошную агонию со всплесками резкой и монотонной боли, пульсирующей и рвущей на части, кормили только хлебом и какими-то наркотиками, чтобы от «ощущений» в перерывах не откинулся. Она чем-то мазала, гладила меня, тварь, а он зачитывал лекции исправительные.

    Я ж во всех грехах признался после первого же поджога. Все подтвердил, что только он хотел. На каждый вопрос кивал и хрипел: даааа. Лишь бы закончилось. Но он продолжал чистить мои душу и помыслы. Иногда икону притаскивал, чтобы прощения просил за содеянное. Что я только ни делал и ни говорил, лишь бы прекратить... Без толку.

    Дочь свою запугал до поросячьего визга. Но я ее в этом не виню, любая бы согласилась. А иначе - обвинил бы ее в бл*дсте и тоже, поди, начал «очищать» от греха. Съехала крыша у Чердака. Подох он потом от инфаркта в психбольнице, в короткий момент просветления.

    Нашли меня как раз вовремя, потому что уже не было сил никуда бежать, просто едва держался на коленях, облитый бензином, и понимал, что не могу пошевелиться, не то что до озера доползти.

       А потом снилось это постоянно. Ее прикосновения, любимой моей Настеньки, и следом боль. Зациклило. Говорят, что психотравмы у взрослых - явление редкое, но до сих пор не могу выбраться. Столько лет прошло, а после каждого ласкового касания жду новой боли. Причем не сразу это началось, а примерно через полгода после случившегося, в голове ведь крутил постоянно, вот и перемкнуло. А потом как развернулось, мало не показалось!

    Наверное, так должно было случиться. Это я уже переключаюсь на Артема и Веру. Видимо, она увидела в нем нечто особенное, что доступно лишь женщинам. Он на самом деле герой, я-то знаю. Сколько раз заступался за меня в школе. А когда на льдине плыли, горячий чай из термоса сам не трогал, а меня отпаивал по глотку. Артем только делал вид, что хлебает, но я-то видел, что притворяется. Чтобы мне больше досталось. Ноги мне грел, успокаивал, что сейчас мой папа на вертолете прилетит и спасет нас. Мне-то уже девять было, знал, что не успеет из Сочи в любом случае, но все равно верил, потому что уверенно он говорил. Его уверенность в своей правоте всегда подкупала. Он хоть и козлина редкостная, но создавать видимость того, что все под контролем, умеет. Да и надежный он, что тут говорить, пока хочет этого. Его способности тогда нас спасли.

    А когда меня нашли после «отдыха» на даче Чердака, и я приходил в себя в больнице, то впервые видел, как он рыдает навзрыд. Я даже никогда не попрекал его в случившемся со мной, хотя какое-то время, признаюсь, винил. Его слезы тогда потрясли.

      Возможно, если бы я нашел время с ним поговорить по поводу Веры и его ВИЧ по-хорошему, все могло бы сложиться иначе.

    Еще и работы нет до кучи. Вот ведь лето выдалось! Каждое очередное лето пытается меня добить, превзойти предыдущее.

    Какое-то безразличие внутри, пусто. Больно и пусто, будто кровь в венах остановилась, не несется, а дрейфует, как море в штиль. Все остановилось. Я остановился, замер на орбите. Даже не горю - так, тлею. Никого не хочу видеть, вот бы они все сами договорились между собой меня ни о чем не спрашивать.

    Принимаю решение прятаться, отлично осознавая, что никто не станет искать.

    В дверь настойчивый звонок. Идите к черту, занят я. Так и сижу в своем флаге на полу, гипнотизируя пачку с транквилизаторами.

    Щелчок замка заставляет вздрогнуть и вскочить на ноги. Ключи есть только у меня, мамы и Веры. Таращусь на дверной проем целую секунду, пока не заходит она.

***

    Нет, она не заходит, а залетает.

    Вера залетает в комнату и смотрит на меня с такой ненавистью, что все придуманные для встречи слова застревают в горле, даже «привет» с лету не выходит. Она слегка растрепана, волосы копной по плечам, в том же цветастом платье, что была утром, но босиком, хотя не слышал, чтобы разувалась. Ноги грязные, на левой коленке большая красная ссадина. Смотрю на нее, жду объяснений.

    - Зачем пришла? - спрашиваю холодно, одолевают смешанные желания обнять и накричать. Борюсь с каждым.

Она молчит, решительно подходит, серьезная, брови сведены в кучу, губы плотно сжаты. Собранная и сосредоточенная, словно на экзамене. Размахивается и со всей силы бьет меня по лицу.

    Жжет одна пощечина, потом вторая, третья. Поднимаю руки, блокируя удары.

    - Прекрати! - понимая, что останавливаться она не собирается, хватаю за запястья, скручиваю ее, она вырывается, начинает кричать. Тут же отпускаю, она снова лезет в драку, стараюсь увернуться. Если бы не столько эмоций - обида, злость, отвращение - на ее лице, то действовал бы решительнее. А так... теряюсь. Догадки начинают скрестись внутри неприятно и болезненно, но пока гоню их.

    - Ублюдок! - сообщает мне новый статус. - Да как ты мог! Еще и уклоняешься! Ненавижу, - с чувством, задыхаясь. Флаг, в который кутаюсь, падает, она продолжает сыпать ударами.

    - Да что случилось-то?! - хватаю ее за плечи, хорошенько встряхиваю, пытаясь привести в чувство. - Жених обидел опять? Неужели?! Так ты по адресу, проходи, располагайся, - киваю на кровать.

    Она резко замолкает, тут же освобождаю. Отходит, опускается на корточки, прислонившись спиной к стене, закрывает лицо руками и тихонько плачет. Былая не свойственная ей решимость испаряется без следа, кажется, в этой драке победил я, противница полностью повержена. Но ликовать отчего-то не тянет. Осознание того, что я полный идиот, уже пришло, но все еще, скорее из упрямства, продолжаю стоять на своем. Смотрю на нее во все глаза. А ведь ей плохо. Кожей ощущаю исходящее от девушки отчаяние, как тогда, в баре. Хмурюсь, стараясь мыслить хладнокровно, будто меня не касается. Кустов опять тебя трахнул без презерватива, что ли? Пришла переживать следующие волнительные полгода?

    Просто уже трясет от одной мысли, что она с ним... он с ней... да еще и без барьера. А я... За руку держал? Пальцами трогал?

    Нахрена она опять приперлась?!

    Хватит, где-то у меня должна быть гордость. Надо заканчивать этот цирк, разрывать наш гребаный треугольник.

    Но ее беда, как и обычно, трогает не меньше, чем моя собственная. Ее горе царапает тупым ножом по физическим шрамам. А слезы выворачивают проклятую Чердаком душу наизнанку. Даже после того, что случилось, предложите мне сдохнуть, чтобы она перестала страдать и оказалась здоровой - сдохну сейчас же.

    Подхожу, присаживаюсь рядом.

    Не мужик, а тряпка. Презираю себя, но понимаю, что помогу снова. Не так, как в прошлый раз, конечно, но добивать не стану. Шепчу:

    - Девочка моя, - как-то сипло выходит, - ты скажи, что мне сделать. Я сделаю. Хоть что. Только не плачь так сильно.

    - Как ты мог меня бросить, Вик? - часто, тяжело дыша. - Ты ведь говорил сто раз, что ни капельки не любишь, ну почему тогда так хорошо относился? - она не кричит, не пищит, не ноет. Рассуждает практически спокойно, но от ее ровного тона внутри все переворачивается. Она топит меня пустотой в глазах, монотонностью речи. Вы представляете себе море после шторма? Эту лживую тишину, обманчивую умиротворенность, когда на волнах качаются обломки и трупы? Остатки чувств, надежды и веры...

- Зачем эта татуировка? - тычет на мою шею. - В чем был смысл?! - поднимает на меня выпученные глаза, повышает голос. - Ты ведь заставил меня поверить тебе.

    - Вер... - тянусь к ее лицу, но она резко отталкивает, вскакивает на ноги, отбегает на середину комнаты, поднимаюсь следом.