Евреи в НКВД СССР. 1936–1938 гг. Опыт биографического словаря - Золотарёв Вадим - Страница 12

Таблица 8 – Время вступления в КП

Интересным выглядит и возраст вступивших в ряды компартии. В 16 лет вступили в члены КП 4 чел. (3,17 %), в 17 лет – 6 чел. (4,76 %), в 18 лет – 8 чел. (6,35 %), в 19 лет – 16 чел. (12,7 %), в 20 лет – 13 чел. (10,32 %), в 21 год – 12 чел. (9,52 %), в 22 года – 11 чел. (8,73 %), в 23 года-8 чел. (7,14 %), в 24 года – 8 чел. (5,55 %), в 25 лет – 7 чел. (4,76 %), в 26 лет – 6 чел. (3,97 %), в 27 лет – 2 чел. (1,59 %), в 28 лет – 5 чел. (3,97 %), в 29 лет – 4 чел. (3,17 %), в 30 лет – 4 чел. (3,17 %), в 31 год – 3 чел. (2,38 %), в 32 года – 1 чел. (0,79 %), в 33 года – 1 чел. (0,79 %), в 35 лет – 4 чел. (3,17 %).

Таблица 9 – Возраст вступления в ряды КП

Как мы можем наблюдать, большинство сотрудников (72,23 %) вступили в компартию в 1902–1920 гг., и были, вероятнее всего, убежденными коммунистами. К тому же, в партию большинство (73,8 %) поступили в молодом возрасте до 25 лет. Они имели определённый партийный авторитет не только среди чекистского, но и среди партийного и советского аппарата.

Правда, после ареста чекисты называли и иные причины своего поступления в партию. Бывший начальник 3-го (КРО) отдела ГУГБ НКВД СССР Л. Г. Миронов на следствии показал: «…в партию я вступил в 1918 г. по карьеристским и шкурническим побуждениям, так как другого пути выбиться в люди в первые годы революции я не видел… Развернувшиеся политические события показали мне, что, только примазавшись к коммунистической партии, я смогу завоевать прочные жизненные позиции, связанные с личным благополучием и карьерой»[110].

Вместе с тем, можно утверждать, что далеко не все чекисты-евреи были твердокаменными большевиками. 34 чел. (26,98 %) начинали свой путь в революцию в рядах других партий. 9 чел. (7,14 %) являлись членами Еврейской социал-демократической рабочей партии «Поалей Цион», 9 чел. (7,14 %) – членами ПСР, 5 чел. (3,97 %) – членами РСДРП (интернационалистов), 5 чел. (3,97 %) – членами Украинской партии левых эсеров (боротьбистов), 3 чел. (2,38 %) – членами Бунда, 3 чел. (2,38 %) – меньшевиками, 1 чел. (0,79 %) – Объединенной еврейской коммунистической рабочей партии, 1 чел. (0,79 %) – в Социал-демократической рабочей партии Венгрии; 1 чел. (0,79 %) – в партии левых эсеров-максималистов, 1 чел. (0,79 %) – в партии польских социалистов (девица). Еще 1 чел. (0,79 %) был левым эсером и 1 чел. (0,79 %) – анархистом.

При этом 4 чел. (3,17 %) – М. М. Алиевский, В. М. Горожанин, М. Г. Раев и Н. М. Райский – перед вступлением в компартию сменили две партии, а А. С. Чапский даже три.

Пребывание в других партиях поначалу практически не играло никакой роли для карьеры чекистов-евреев, однако в годы «Большого террора» многим из них припомнили их «националистическое прошлое».

Сигналом для этого стала направленная на места в декабре 1937 г. телеграмма НКВД № 83921 с требованием немедленно пересмотреть все учёты и разработки по сионистам и арестовать антисоветский сионистский актив[111]. Разоблачать «еврейских буржуазных националистов» стали и среди чекистов. Сделать это было несложно, ибо в личных делах многих из них уже имелись нужные сведения. Например, О. О. Абугов указывал в своей автобиографии, что «отец был националистом и всячески старался привить эту идею мне», и что «отпечаток религиозного и националистического воспитания лежали на мне целиком»[112].

Позднее «сионистский заговор» был раскрыт и в НКВД УССР. Его созданию способствовала не только национальность арестованных, но и их прошлое. Тем более, что сам «руководитель заговора», бывший нарком внутренних дел УССР И. М. Леплевский был членом Бунда.

На допросе 22 мая 1938 г. он показал: «…в партию я поступил в 1917 г. с грузом шестилетнего пребывания в рядах Бунда. Иначе говоря, „родимые капли" и следы мелкобуржуазной националистической идеологии давили на меня и после моего вступления в ряды ВКП(б)». Кстати, эти сведения он дал следователям 4-го (СПО) отдела 1-го Управления НКВД СССР – майору ГБ Г. Н. Лулову и капитану ГБ Ю. С. Визелю, евреям по национальности[113].

В дальнейшей судьбе Леплевского евреи из аппарата НКВД и Прокуратуры СССР сыграли решающую роль. Обвинительное заключение на него, составленное 27 июля 1938 г., было согласовано с капитаном ГБ Я. Н. Матусовым (см. биосправку), а утвердили его заместитель начальника 4 отдела 1 Управления НКВД майор ГБ 3. Н. Глебов-Юфа (см. биосправку) и заместитель прокурора СССР Г. К. Рогинский[114].

По иезуитскому замыслу руководства «сионистов» в НКВД, как правило, изобличали чекисты-евреи. Так, особую следственную бригаду НКВД УССР по делам арестованных сотрудников возглавлял старший лейтенант ГБ Д. А. Перцов – мясник и по профессии и, как теперь говорят, «по жизни». Вот показания одной из его жертв – начальника отделения 5-го (00) отдела УГБ УНКВД по Харьковской области 3. И. Щеголевского, бывшего члена ЕСДРП «Поалей Цион»: «Перцов, обращаясь ко мне, сказал, что я являюсь чуть ли не руководителем украинского сионистского центра, а в Харькове – областного сионистского центра, и что в этом меня изобличает целый ряд показаний, и по этому вопросу я должен дать показания. Я ответил Перцову, что я не виноват, что он меня знает по совместной работе с 1932 г. как порядочного человека. Перцов тут же ударом опрокинул меня со стула на пол и стал избивать ногами, а Крюков (лейтенант ГБ И. И. Крюков в феврале – апреле 1938 г. был членом особой следственной бригады по делам бывших сотрудников, – М. Т., В. 3.) взял с подоконника принесенную им дубинку и ею меня избивал[115]. Перцов бил носками сапог по всему телу и когда меня стошнило от побоев, то Перцов начал тыкать лицом во рвоту»[116].

После назначения в апреле 1938 г. заместителем начальника УНКВД по Харьковской области Д. А. Перцов продолжал неистово изобличать «еврейских националистов» и тут. Его очередной подследственный – бывший начальник отделения 3-го отдела (КРО) УГБ УНКВД по Харьковской области Г. М. Дрешер (см. биосправку) – вспоминал: «Перцов перед уходом сказал следователям: «Бейте его смертным боем, пока он не даст всех сионистов, троцкистов, националистов и шпионов в Управлении»[117].

Но главным партийным грехом во времена «Большого террора» было не пребывание в рядах небольшевистских партий, а «троцкистское прошлое», на которое до февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 г. руководство НКВД нередко смотрело снисходительно.

В 1928 г. был исключен из числа кандидатов в члены партии «за троцкизм» секретарь комсомольской организации Киевского института народного хозяйства С. И. Броневой, старший брат которого А. И. Броневой возглавлял 2-й отдел ЭКУ ГПУ УССР и был единственным человеком, которого председатель ГПУ УССР В. А. Балицкий запросто называл на совещаниях по имени – Саша. «Оппозиционера-троцкиста» не только защитили от преследований, но и устроили на работу в… ГПУ. Позднее С. И. Броневой с гордостью рапортовал о том, что «…работая в ГПУ в Киеве, принимал активное участие в разгроме троцкистской организации, лично арестовывая троцкистов, возглавлявших оппозицию в институте народного хозяйства и втянувших меня В ОППОЗИЦИЮ»[118].

Вот еще один пример. В начале 1937 г. бюро Харьковского обкома КП(б)У рассмотрело персональное дело заместителя начальника УНКВД по Харьковской области майора ГБ Я. 3. Каминского, который «забыл» сообщить при обмене партийных документов о том, что он в 1923 г. вместе с другими сотрудниками Киевского губотдела ГПУ (среди которых были и М. С. Алёхин, В. М. Горожанин, П. М. Рахлис) голосовал за платформу Л. Д. Троцкого. Перед рассмотрением его дела секретарю Харьковского обкома КП(б)У М. Н. Налимову позвонили по телефону нарком внутренних дел В. А. Балицкий и его заместитель К. М. Карлсон, и бюро обкома вынесло постановление: «Указать тов. Каминскому на допущенную им ошибку, которая состояла в том, что он не заявил при проверке партийных документов о своих шатаниях»[119]. Комментируя такое решение бюро обкома КП(б)У, председатель Харьковского облисполкома Г. К. Прядченко правильно отметил, что «за такие дела рядовых коммунистов исключали из партии, а Каминскому лишь указали!»[120]. Симптоматично, что такую «принципиальность» Прядченко проявил лишь тогда, когда сам очутился за решеткой, а на заседании бюро он поддержал решение большинства, потому что не хотел ссориться с всемогущим ведомством.