Bittersweet (СИ) - Лоренс Тильда - Страница 61

– Лучше? С ним что-то случилось?

Голос прозвучал подозрительно заботливо и немного напряжённо. Челси почти поверила. Могла бы поверить, если бы не знала брата и не возвращалась сейчас с признанием от его приятеля.

– Ничего форс-мажорного. Небольшие неприятности. Нападение каких-то уродов и пара ножевых ранений. Пришлось наложить швы, но это не смертельно.

– Как страшно жить в наше время.

– Страшнее, чем может показаться в первый момент, – ответила Челси. – Не ходи по вечерам в тёмных переулках. Мало ли. Сначала Энтони, потом Илайя. Вдруг это злой рок, преследующий всех, кто работает над созданием мюзикла?

– Обязательно прислушаюсь к твоему совету, – пообещал Ромуальд, сбрасывая звонок, раз уж обвинений и скандала, прописанных в его сценарии, не последовало.

Челси бросила телефон на пассажирское сидение, усмехнулась и всё же завела машину. Всё, что требовалось, она узнала. Пора возвращаться обратно.

========== 17. ==========

Soundtrack: Oomph! feat. Nina Hagen - Fieber, Blutengel (vs. Terminal Choice) - Fire in the distance

Привет, неудачи. Давно не виделись. И ещё столько же не хотелось бы.

Илайя стоял в туалетной комнате продюсерского центра, максимально высоко задрав ногу и пытаясь смыть грязь с коленки. Какая-то сука в толпе умудрилась поставить ему подножку, и он спланировал прямо на асфальт. Дыра на джинсах сыграла не последнюю роль в том, что сейчас Илайя находился не в лучшем расположении духа и ненавидел попеременно общественный транспорт, людей и необходимость торчать здесь, чтобы привести себя в товарный вид.

Разбитое колено саднило, грязь исчезать не спешила, вместо этого она расползалась по штанине, марая и тот материал, что прежде был относительно чистым. Ныне же, из светло-голубой джинсовой ткани превратился в кусок серо-бурого одеяния, на которое можно было посмотреть без слёз, но без отвращения – однозначно нет. Чем больше усилий Илайя прикладывал, тем меньше они себя оправдывали, тем не менее, он из принципа продолжал трудиться над возвращением себе лоска и не желал представать перед глазами праздных наблюдателей в подобном виде. Со стороны он наверняка производил неслабое впечатление. Тот, кто не вылезал из запоя около недели, а потом надел первые попавшиеся под руку шмотки, давно позабывшие, что представляют собой такие процессы, как стирка и глажка. На этом приключения неудачника не закончились, и он решил, что нормальная прогулка – это не его формат. Нужно больше унижения и приступов отторжения к его персоне, вызванных у посторонних людей, тогда-то на него снизошла идея проползти по грязи, основательно в ней извалявшись, а не ограничившись парой небольших пятнышек.

Разбитое колено прошло в качестве бонуса, дополнение к расчерченной лезвием ножа шее и зашитому предплечью, в котором поработал тот же нож.

В конечном счёте, какая разница? Одним ранением больше, одним меньше. Когда их количество переходит за два, можно не париться и прекратить счёт. По-настоящему обидно и больно только после первого. Не уследил, не сумел оказать сопротивление, не остановил противника вовремя, не сломал ему руку к чёртовой матери и не воткнул нож в ту ладонь, что водила лезвием по горлу.

Падать ему тоже не впервой, должно войти в привычку. За один вечер дважды предстать перед Ромуальдом в самом неприглядном свете. Сначала оказаться на асфальте, стоя на коленях, прямо перед его машиной. Затем растянуться на дороге, шарахнувшись в сторону от автомобиля, летящего вперёд на огромной скорости. Илайя, не оборачиваясь, мог с уверенностью заявить, что это проделки его напарника по сцене. Реальное положение вещей правдивость теории подчеркнуло, а не опровергло, так что можно было поздравить себя с маленькой победой в области догадок. Впрочем… Поздравить себя можно в любом случае, при любом раскладе. Единственное, надо обладать талантом – выворачивать любое событие под себя. Угадал? Умница и интеллектуал. Ошибся в предположениях? Отлично. Люди не столь отвратительны, как кажется на первый взгляд. Разве это не положительная сторона ситуации?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Нет, отвечал он себе.

Не положительная. Это повод задуматься над тем, что творится в голове у напарника, способного с улыбкой на лице сознаться в планировании и организации нападения. Порадоваться, что собственные мысли далеки от этого, после чего придумывать запасные варианты отступления, потому что, вполне возможно – решение сесть в машину этого человека было одной из самых глупых ошибок, какие только можно представить в своей жизни. Илайя неоднократно пожалел о том, что согласился принять помощь Ромуальда, подозревая, что теперь ему это происшествие будут припоминать на постоянной основе, но тогда всё же не удержался и забрался в салон чужой машины. Оттуда на него дохнуло более или менее привычным одеколоном, смешанным с другим, более мягким ароматом мужского парфюма, принадлежащего, вероятно Джулиану, которого Илайя за всё время пребывания на территории «Эган Медиа-групп» видел только на фотографиях или на мониторе ноутбука, но никогда не сталкивался лицом к лицу. Запахом антибактериальных салфеток, несколько отталкивающим, поскольку в них прослеживался отголосок того аромата, что витает в больничных коридорах, а его назвать приятным практически нереально, если, конечно, нет особых предпочтений. После этого коктейля ароматов сомнительной ценности сверху полило соусом из ледяного презрения, насмешки относительно материального положения. Вишенкой на этой горке взбитых сливок стало предложение об оплате и желание купить роль.

Отлично.

Наверное, если бы предложение было сделано в другой ситуации и произнесено иным тоном, Илайя пообещал бы подумать, но тут он даже не собирался включать чужие слова в список того, на что стоит обращать внимание. Ему хотелось досадить Ромуальду. Возможно, самую малость… А, нет, не так. Ему отчаянно хотелось сделать ответную гадость. И предложение Ромуальда не убедило его в целесообразности отказа. Вместо того чтобы согласиться, выхватить чек из рук продюсерского сынка и скрыться в неизвестном направлении, попутно продумывая траты, он утвердился в правильности прежнего решения.

Он останется на своём месте и будет держаться за представленную роль.

Он откажется от неё только в том случае, если потеряет голос и не сможет петь.

Хорошо, что не озвучил эту формулировку в присутствии Ромуальда. Что-то подсказывало, что Ромео не откажется от идеи с устранением противника Джулиана каким-нибудь способом, призванным лишить Илайю голоса. На ум почему-то приходило только нечто страшное и шокирующее, от чего дар речи исчезнет, в прямом смысле этого выражения, и из раскрытого рта не будет доноситься ни звука, как у рыбы. Страшное и шокирующее, правда, представлялось именно так, абстрактно. Определённости не проскальзывало. Раз уж нападение имело место быть, но разговаривать Илайя продолжал, в программе должно было появиться нечто более проработанное и максимально пугающее. Ромуальд мог пока не дойти до подобного решения, но чего точно перед Илайей в перспективах не маячило, так это спокойной жизни. Пока не разрешится это противостояние, не стоит мечтать о расслаблении и наслаждении каждым моментом.

Внутренний голос иногда принимал сторону противника. Он не способствовал формированию уверенности в правильности совершаемых поступков, вместо этого отчаянно зудел, как рана, что скрыта под коркой, что так и хочется сорвать, вновь пуская кровь, закрывая глаза, растирая эту алую жидкость по коже и наслаждаясь болевыми ощущениями.

Любой человек, и те, кто далеки от мазохизма, хотя бы раз в жизни, но делали такое, потому представить несложно.

Илайе представлять не требовалось. У него была рана на шее. Неглубокая, от этого не менее противная. Она привлекала к себе пристальное внимание каждый раз, когда взгляд встречался с отражением в зеркале, и эта коричневая корка попадалась на глаза, заставляя вспоминать о своих поражениях и просчётах. Хотелось содрать её только потому, что накрывало волной ненависти к своим непродуманным действиям и ошибкам. Илайе хотелось выйти из той ситуации победителем. Получилось лишь наполовину, а то и меньше. Осуществи он план, сейчас на его предплечье не красовалось бы несколько стежков, а горло не приходилось маскировать шарфом. И набухшая покрасневшая кожа не обрамляла бы коричневато-чёрную чёрту.