Война сердец (СИ) - "Darina Naar" - Страница 103

Эстелла сразу узнала его. Это было то самое письмо, из-за которого они поссорились с Данте. Зачем он его сохранил? Может, Данте хранит все её записки? Интересно было бы их найти. Эстелла перечитывала письмо и смеялась. Какая же она была дурочка! И как же теперь изменились её отношения с Данте, он стал ей ближе всех на свете, даже ближе собственной семьи.

«...Я так тебя люблю, если бы я могла, я бы пошла с тобой на край света. Но я не могу. Наверное, я трусиха. Не держи на меня обиды. Прощай. Эстелла.

P.S. не пугайся, когда письмо тебе принесёт Сантана. Это моя подруга, она обо всём знает, и ей можно доверять.

Мы с тобой слишком разные и будет лучше нам забыть друг друга навсегда, покориться обществу и Богу и не идти против них». ».

Прочитав последнюю строчку, Эстелла окаменела. Разве она такое писала? Нет, и не могла написать. И это не её почерк, хоть и похож. Кто-то, старательно копируя её почерк, дописал письмо. Но кто? Кому это надо? Не Данте же сам. Кто знал о письме, кроме них двоих, да ещё Сантаны?

Сантана! У Эстеллы даже рот самопроизвольно открылся. Вот так да! Значит, Сантана наглым образом дописала её письмо! Нацарапала бред про бога и покорение обществу. Да ни за что не станет она никому покоряться! Теперь, когда у неё есть любовь, такая сильная, горячая, волшебная, никому она её не отдаст, даже если весь мир будет против.

Первым желанием Эстеллы было швырнуть письмо в камин, дабы полюбоваться, как его пожирает пламя, но она одумалась, решив сначала рассказать Данте. Какая же двуличная особа эта Сантана! Мало того, что ненормальная, так ещё и вздумала разлучить её с Данте.

— Ну ладно, Санти, с тобой я ещё поговорю, — заявила Эстелла стене, представив вместо неё Сантану. — Посмотрим, что ты скажешь, когда я суну тебе под нос это письмо. Предательница!

====== Глава 26. Рождество ======

Данте, открыв дверь, чуть не налетел на гигантское сооружение из орхидей. Вся комната утопала в цветах и свечах. Эстелла сидела за низеньким столиком, где громоздились блюдо с жареной рождественской индейкой, фрукты, креманки с карамелью и торт, украшенный шоколадным венком омелы.

Увидев Данте, Эстелла подбежала и повисла у него на шее. Зацеловала его всего.

— Эсте...

— Я соскучилась...

— Я тоже. А что тут происходит?

— Сегодня же Сочельник, и я решила устроить праздник. Нравится?

Данте кивнул, и это всё на что его хватило. У него сдавило горло — никогда у него не было настоящего Рождества. Каролина в Рождество тащила всех на церковную службу и Данте смертельно завидовал тем, кто оставался дома. Они угощались вкусностями, зажигали свечи на ёлках и веселились всю ночь, а он, сидя в церкви, слушал нудные песнопения хора и речи падре.

— Данте, ну ты чего? Тебе не нравится сюрприз? — виновато спросила Эстелла. — Но ведь Рождество... Я... я не знала, что тебе не нравится Рождество. Ну вот, — Эстелла вздохнула.

— Нравится, очень нравится! — Данте обнял её. — Просто у меня никогда не было такого Рождества. Это самое счастливое Рождество в моей жизни, Эсте! И это счастье подарила мне ты.

— Я тоже не помню ни одного по-настоящему весёлого Рождества. Ну если только в глубоком детстве.

— Ни за что не поверю, что у тебя не было Рождества: с ёлкой, подарками и праздничным столом, — Данте заправил локон Эстелле за ушко.

— Нет, это всё было, но я всегда скучала в Рождество. Весело было, когда был жив папа. А когда он умер, всё это превратилось в какую-то нудную церемонию. Мама запрещала играть и прыгать, надо было сидеть за столом и правильно есть, правильно разворачивать подарки и всех вежливо поздравлять и благодарить. А потом все разбредались по углам. Обычно я сидела одна у ёлки и ревела от обиды, потому что мне всегда дарили не то, что я хотела, а то что нравилось маме.

Данте улыбнулся как-то печально.

— А мне никто никогда не дарил подарков. Когда я жил в «Ла Пиранье», в Рождество я убегал на улицу и бродил там до утра, смотрел в окна и на людей. Если же я оставался в доме, то меня закрывали в комнате, чтоб я не мешал им развлекаться. В доме у Гаспара тоже не было Рождества. Такого, о котором я мечтал. Мы ходили в церковь и всю ночь слушали падре. После я приползал домой и бухался в кровать. А теперь вообще не могу находиться в церкви долго. На свадьбе Клема я даже часа не выдержал.

— Почему?

— Из-за магии, я же тебе говорил. Когда я там нахожусь, я испытываю боль, словно с меня кожу сдирают.

Эстелла погладила Данте по щеке. Они так и продолжали обниматься, стоя возле двери.

— Я не знала, что это так серьёзно, ну ничего. Теперь мы вместе, всегда будем вместе. Давай-ка пойдём за стол, а то ужин остынет.

Данте не заставил себя упрашивать: по-быстрому приняв ванну, сел за праздничный стол.

— Ты сама это всё приготовила? — удивился он.

— Нет, конечно. Я плохо готовлю. Купила в трактире. А украсила всё сама. Я хотела, чтобы у нас был праздник. Я так счастлива с тобой, Данте.

— Люблю, — шепнул он и рассмеялся, с энтузиазмом уминая индейкину ножку.

Данте чувствовал, как радость распирает его изнутри. И всё благодаря его ласковой девочке. Она словно вдохнула в него новую душу, разделив жизнь на до и после, и всё, всё, что было раньше, осталось далеко-далеко позади.

Они кормили друг друга из рук, целовались, измазав носы тортом. Ужин плавно перетёк в горячие ласки. И Эстелла, лёжа на красном ковре-шкуре, вновь ощутила, как магия Данте побежала по её венам. Пушистый, длинный ворс приятно щекотал её обнажённую спину, а поцелуи Данте, будто капельки утренней росы, спускались по коже. В груди Эстеллы пылало неистовое желание: ей хотелось Данте съесть, как сладкую конфету.

Янгус давно дрыхла, тихонько вздрагивая во сне. Часы пробили четыре утра. Данте и Эстелла, закутанные в плед, сидя у камина, целовались и смотрели, как языки пламени меняют форму, то разгораясь, то затухая.

— Это самое восхитительное Рождество в моей жизни, — прошептал Данте.

— И в моей... Данте, я вот о чём хочу спросить, — прервала Эстелла дождь из поцелуев. — А что происходит, когда... ну, когда мы бываем близки? Это же твоя магия? Я вижу, как всё светится, и чувствую, будто что-то струится у меня под кожей, по всему телу. Что это?

— Да, ты чувствуешь мою магию. Магия живёт во мне с рождения, это моё обычное ощущение. Но почему ты тоже это чувствуешь, когда мы вместе, я не знаю. У меня нет ответа на этот вопрос, Эсте.

— Как так? Почему? Разве с другими женщинами у тебя такого не было?

— Нет, Эсте, только с тобой. Если бы было и с другими, каждая из них убежала бы от меня, решив, что я дьявол, — Данте невесело рассмеялся. — А ты не испугалась. Ты смелая, самая смелая женщина из всех, что я встречал.

— А мне нисколько не страшно, наоборот, это приятно. Это же волшебство! Что в нём страшного, ведь это красиво, чудесно?! Я словно прикасаюсь к твоей душе, а ты к моей. Я думаю, это происходит, потому что мы любим друг друга.

— Это единственное разумное объяснение, потому что я вправду не знаю.

Но не успели влюблённые заснуть, как, около восьми утра, идиллия была прервана.

Забарабанили в дверь. Пока Данте, наспех замотанный простынкой, встречал незваных гостей, Эстелла, прихватив одежду, шмыгнула в ванную и оттуда услыхала голос сеньора Нестора.

Изо всех сил скрывая досаду, Данте воззрился на него.

— Дико извиняюсь, что врываюсь ни свет, ни заря, — виновато пробубнил сеньор Нестор, — но там к... хм... вашей даме пришла женщина и требует, чтобы сеньорита к ней спустилась.

— Хорошо, спасибо, сеньор Нестор. Она выйдет, — ответил озадаченный Данте. Хозяин ушёл.

Полуодетая Эстелла с круглыми от страха глазами выскочила из ванной и, подбежав к Данте, прильнула к нему.

— Боже мой, кто это пришёл? Что за женщина меня здесь ищет? А вдруг это мама? Данте, о, боже!

— Тише... тише, не надо паники, Эсте, — Данте успокаивающе гладил её по спине. — Скажи мне, кто знает о том, что ты здесь? Ты кому-нибудь говорила, куда идёшь?