Птицедева - Гамаюнова Светлана Геннадиевна - Страница 52

Я сидел, как молотком ударенный. Вот так две жизни в разные стороны от одной точки разбежались и все удаляются и удаляются, даже не параллельно идут. Сидят, разговаривают почти незнакомые люди, а раньше самыми родными были. Искал ее всю жизнь. Ждала она меня всю жизнь, а встретились – и понимаем, что у каждого своя эта жизнь вышла, и я в ее избушке случайный гость из прошлой жизни. Приду, уйду, а она дальше жить будет. Ой, плохо-то как, тут и литром самогонки не спасешься.

– Да ты не серчай, Переславушка, живи теперь спокойно, отпусти прошлое. От тебя польза людям будет большая. Лотте поможешь, девчонка ведь совсем, хоть теперь и мужней женой будет, и матерью будет, а все одно девчонка несмышленая.

– А ты как же?

– А что я? Если раньше не пропала, то теперь и подавно не пропаду, привыкла уже. Говорю, Мавка с Филимоном рядом жить будут, не скучно, люди меня знают, лес в обиду не даст. Хорошо, что свиделись, все точки расставили. Все тайное, говорят, становится явным. Тайна ушла, ты нашелся, теперь спокойно жить будем.

«Спокойно, да не спокойно»,- промелькнуло в голове.

– Нежана, если мы рядом будем, может, что изменится?

– Рядом, Пересславушка, это еще не вместе. Не суждено нам, видать, было вместе быть. А теперь у меня своя жизнь, у тебя своя. Разошлись наши пути-дороги, разбежались. Та моя жизнь уже и как не моя вовсе, а прочитанная да придуманная. Не вспоминай ты меня часто и к новой жизни привыкай. Повидались – и хорошо. Прошлого, говорят, не воротишь.

– Постой, прошу тебя, подумай, может, с нами в эту новую Америку поедешь? Травница и знахарка там нужна будет. Лотте и людям поможешь, не все тебе в лесу прятаться. Может, у нас с тобой ничего не получится, но душа у тебя не озлобилась и хочется, чтобы в моей команде хоть кто-то знакомый из прошлого был. Один я в этом мире. Моя-то родня вся повымерла, никого не осталось. А в этот новый мир только Лоттины знакомые попасть могут, ты, думаю, сможешь. Прошу тебя, подумай. Легкой жизни не будет, так тебе к трудностям не привыкать. Подумай, а?

– Да кому я там нужна буду?

– Себе, себе нужна, Лотте и людям, говорю. И мне легче будет.

– Да привыкла я тут, корни пустила, мхом поросла.

– Подумай, Нежана. На меня не серчай, подумай.

– Ладно, что-то меня больно самогоночка на травах сморила. Иди, я тебя у Филимона устрою, а завтра Лотта за тобой явится.

– Спасибо, только серьезно говорю, подумай, пусть ты и изменилась не по годам. Но поверь, жизнь будет другая и страна другая, и люди в тебе нуждаться будут. И я тебя не забыл. Прошу тебя, Нежана, подумай.

– Нет больше Нежаны, Микулишна я. Той, что была, уж нет давно. Пойдем, Переславушка.

Не успели мы и шагу шагнуть, как воздух задрожал и в дверях появилась Лотта со странным существом, у которого тело было птичье, а голова человеческая.

«Никак легендарная птица Гамаюн», -с восхищением подумал.

Гамаюн посмотрела на меня пронзительным изучающим взглядом, а потом на Нежану и сказала, только к ней обращаясь, как будто и не было меня вовсе:

– Приветствую тебя, свет Микулишна. В неоплатном долгу мы с сестрами перед тобой за то, что спасла нам родственницу, приютила и уму-разуму научила. Прибыла Лотта к нам и рассказала, что ты не желаешь на свадьбу появляться из-за того, что жизнь тебя потрепала и состарила безвременно, спряталась ты от себя в лесу и на люди показываться не хочешь. За помощь твою отблагодарить тебя хотим. Вот подарочек маленький. Скушай, девушка-душа, яблочко. А потом поговорим.

Глянули все на яблочко. Красивое, бочок красный, аромат – на всю избу. Взглянула птица Гамаюн на нее так, что отказать ей невозможно. Откусила Нежана от яблочка кусочек, потом второй, и тут такое началось, что дивнее дива и не видывал я.

Поначалу рост у Микулишны стал увеличиваться, вроде как выросла Нежана. Потом смотрю- спина расправляться стала, плечи разворачиваться начали. Я лица в этот момент не видел: отвернулась от меня Нежана, на птицу Гамаюн смотрела. Я передвинулся, чтобы виднее было, хоть сбоку посмотрю на чудо чудное. А она яблочко кушает, оторваться не может – видать, вкусное – и ни о чем не думает, так в плод и вгрызается. Смотрю, уже и тело вроде как не старушечье, и грудь появилась, и платье явно тесновато стало в этом месте. На руки глянул, что яблоко держали, а на них, о чудо, кожа, что как пергаментная была от трудов тяжелых, воды холодной, делаться стала упругой и гладкой, ровно как у девушки подростка. На лицо глянул – и обомлел. Платок упал, а на месте редких волос, в пучок собранных, коса русая до пояса, в руку толщиной на спину упала. Щеки обвислые подтянулись, лицо округлилось, кожа – персик спелый, с нежным румянцем. Глянула на меня, а глаза жуть больные.

Поймала мой взгляд птица Гамаюн и говорит:

– Что первым изменилось, последним и повернется.

И опять говорит девушке так ласково:

– Ты, Нежана, яблочко-то докушивай, не просто так я его принесла, нельзя, чтобы хоть крошечка осталась, ты уж и зернышки заглотни.

Смотрю, Нежана и огрызок в рот засунула, а как прожевала, глянул на нее – и рот у меня сам открылся. Вижу перед собой ту самую девушку, образ которой все эти годы передо мной, как картинка нарисованная, стоял. Стоит она такая же молодая и красивая, как когда расстались мы с ней, такая же несравненная и желанная и смотрит на нас удивленным взглядом: чего, мол, на нее так уставились?

Закрыл я глаза. Зачем я ей теперь такой? Жизнь нас развела, разлюбила она меня, выболели у нее чувства ко мне. Рад за нее, только в горле комок стоит. Пойду-ка я на улицу. Лишний я тут. Курить давно бросил, а сейчас так захотелось. Рад за нее очень. Достойна она была такого подарка. Не верил, что молодильные яблочки существуют, а тут сам увидел. Вот уж подарок, так подарок. Молодец, Лотта, уговорила птицедеву помочь Микулишне. Может, и сами легендарныептицы про подарок думали, да не знали, какой сделать. Хороший подарок сделали. Рад я за нее, рад. Может, на свадьбу теперь придет к Лотте, вдруг еще разок поговорить удастся. Так и сидел на крылечке, пока они там разговоры разговаривали.

Нескоро Лотта показалась, глянула на меня и сказала:

– Я тебя во дворец перемещу, а что завтра будет, то будет завтра.

Свадьба. Лотта

Свадьбу ощущала, как дорогу в тумане, и, кажется, ничего не помнила из происходящего. Гостей было видимо-невидимо. Все поздравляют, обнимают. Помню, платье мне Василиса надеть помогала. Красивое платье Лилит подобрала, я в нем на белую лебедь похожа, – так сказала Василиса. Карен тоже красивый был несказанно. Костюм на нем элегантный – одно слово, принц настоящий. Глаза блестят, на меня смотрит, а сам и не верит, что происходит это на самом деле. С трудом помню, как перед алтарем стояли, как родители Карена нас благословляли, Михел то с фотоаппаратом, то с камерой бегал, снимал, суетился. Тетушки невидимо присутствовали и радовались происходящему.

Меня к алтарю таки Микулишна вела, хотя кто ее так сейчас по отчеству величать будет. Девушка не старше меня, настоящая красавица. Спокойная, правда, только с виду, трудно ей после леса при таком стечении народа себя в руках держать. Славка с нее глаз не сводит, а она свои отводит и печалится. Неужели у них не получится все попробовать начать снова? Трудно это, наверное, жизнь опять вспять пустить. Недолго Нежана на свадьбе и побыла. Чуть еды праздничной на пиру отведала и домой в лес отправилась. Славка ее проводить было кинулся- остановила и сама отправилась. Я шепнула Ветру Удачи, чтобы переместил ее по-быстрому: вижу, что устала она от шума и суеты.

А свадьба продолжала гулять вовсю.

Людей и нелюдей, помню, было множество. Ветры прилетели, богини поздравляли. Подарки складывать было некуда. А я за Карена ухватилась – и ни шагу от него, а он и рад-радехонек. Вечером Лилит фейерверк устроила, вот красота была.

А потом нас отпустили в свадебное путешествие. На отдых дали всего-то три дня. Ветер перенес нас на остров в океане, где, помнится, раньше Есения с Себастьяном целый месяц жили. «А я бы с Кареном там и год бы прожила»,- подумала про себя. Пальмы кокосовые наклоняются к морю, песок белый-белый, крабики после отлива в нем норки делают и узоры рисуют. Месяц, как серпик, горизонтально лежит, а не как у нас, дорожка от него тоненькая такая серебрится.