Remedium desperatio (СИ) - "listokklevera" - Страница 36

- О чем это ты? – недовольно сверкнул глазами Гарри.

За столом Эрни с улыбкой отдал Поттеру его расписание.

После ужина Гарри «играл» с Пером: диктовал ему всякие слова и фразы и запоминал, как они выглядят на румынском, еще б озвучка была…

Поздно вечером, сделав все дела, Гарри погасил свой светильник и лег спать, но Малфой тоже следом погасил свой, видимо, и он устал за день. Неожиданно в комнате посветлело, и Гарри, поднявшись на колени, посмотрел в окно. Там пылало составленное из множества святящихся светляков огромное сердце, в центре которого сияла надпись «Harry». Гарри, онемев, с ужасом смотрел на этот позор.

- Да, Поттер, поклонник все-таки настойчивый, - съехидничал Драко.

- Малфой, ты тоже видишь этот кошмар?

- Я, а также все остальные, у кого выходят сюда окна, из нашего общежития и из общежития напротив.

- О нет! – Гарри закрыл лицо руками. – Как его можно убрать?

- Поттер, а тебе не жаль бедных насекомых?

- Жаль! Вот и пусть они летят к себе домой.

Драко засмеялся и встал с кровати, он распахнул окно и отчетливо сказал, направив палочку на светлячков:

- Aquamenti!

- Ты облил их водой?

- А ты что, Поттер, хотел, чтоб я их поджарил?

Ложась назад в постель, Гарри подумал, что шторы нужно срочно приобрести.

***

Сколько раз Дамьян зарекался не ходить на эти Волчьи бега! И всё равно, вот пройдет месяц-другой – и его словно на поводке тянут на эти состязания, которые устраивают Старейшие.

Уже с утра в поселке оживление: молодняк оборотней снует туда-сюда, сговариваясь встретиться на Крайках, окраине поселка, где проходят соревнования. Там еще с предыдущего вечера обновили и огородили тропу, по которой помчатся юные оборотни, стремясь превзойти один другого в скорости и выносливости. За ограждением останется совсем мало народу – ну там родичи и совсем уж мелкие ребятишки, старики и пришедшие поглазеть вампиры (а что? им тоже интересно!) или вот такие, как Дами.

Старейшины, конечно, будут ждать на финише, где после победы счастливому чемпиону вручат маленькую подвеску в виде волчьей головы, выточенную из горного хрусталя. Горный хрусталь даже маги ценили за его качества: он им приносил дар ясновидения, делал весьма восприимчивыми к скрытому, пробуждал интуицию, поэтому долгая медитация с шаром из хрусталя помогала магам «раскрыть» свое сознание, лучше понимать происходящее вокруг, обдумать и осознать ошибки и найти наиболее верное решение. Оборотни использовали его для того, чтобы хорошо понимать животных и быть ими услышанными. Он защищал дом от отрицательной энергии, очищал атмосферу, привлекал благополучие. Обладал горный хрусталь и огромными целебными свойствами. Днем его ставили под прямые солнечные лучи, а в полнолуние - под лунный свет.

Те, кто выигрывал не раз, подвески соединяли в цепочки, и они сильно смахивали на бусы, если смотреть издалека. Но это нисколько не смешно, а скорее напоминало что-то древне-дикарское.

Вот у Ромулуса цепочка чуть не в два метра длиной, а он ее не носит – отдал Дамьяну – ничего не жалко для братишки друга. Дамьян вздохнул и поковылял к окну, тронул рукой висящую гирлянду из волчьих голов. Что-то сегодня его изломанная нога болит сильнее обычного. К дождю, что ли? Всегда ему казалось кощунством использовать награду Ромулуса по тому назначению, для которого он ее отдал. Под подушку положить – это другое дело, но намотать на ногу…

За окошком топот, ну не вервольфы, а стадо кабанов, ей-ей! «Кабаны» бежали, на ходу перекидываясь – только что группка подростков и вот уже стайка волчат, мчатся, покусывают друг друга на ходу за уши, холки. А один, самый мелкий, зубами щёлк, да за хвост ненароком, и вот уже куча-мала катится обратно – щенок, взвизгнув, рвется сбежать, пока уши не порвали, ишь чего, за хвосты тяпать!

Волчата кубарем покатились: где чей нос, где чей хвост, понять невозможно, рычание, ворчание, скулеж, рявк и опять визг.

- Кончайте! – Дами, распахнул створки и высунулся из окна. – Он не нарочно же!

Меховой клубок распался, волчата перекинулись обратно в людей. Вот и стоят под окнами друзья Дамьяна Костаке и его брат Михай, пара-тройка их знакомых и слегка потрепанный Матей. Вечно он за старшими рвется.

- Дами! – радостно завопил Костаке, подпрыгивая нетерпеливо. – Айда с нами!

- Там сегодня взрослых много, - ненавязчиво добавляет Михай, - даже Ром хотел прийти посмотреть, - и невинно так глазами за облачками следит, дескать «а что я сказал»?

А еще друг, называется!

- Не пойду я никуда! – отрезал парнишка, сердито блеснув черными глазами, захлопнул окно и задернул занавески. - А вам лучше одеться, бегаете тут голые…

Вот еще, не хватало, не пойдет он никуда! На дороге сначала тишина, потом возня, затем робкое «Дами!», а дальше какая-то суета.

Дами осторожно отогнул уголок занавески: никого под окнами нет, только пыль в конце улицы. Разочарование и обида «могли бы и поуговаривать», уступили место пониманию «что делать, не хотят опаздывать, а времени нет».

И впрямь – часы на городской ратуше пробили семь раз. Сейчас начнется Бег.

Дамьян осторожно потянул с окна связку Ромулусовых призов, намотал на ногу, завязал сверху чистой тряпицей и, опасаясь наступать на нее в полную силу, проскакал на другой к кровати. Вроде и вправду легче стало. «Даже Ром хотел…» - вот уже и друзья подкусывают его Ромулусом. И брат наверняка знает, но молчит, а Рому и дела нет до какого-то там Дамьяна, младшего брата его лучшего друга. А сам Дами даже не знает, что лучше, пусть так и остается, или пусть заметит его могучий вервольф с роскошной шубой и жгучими черными глазами, что дважды были так близко, так рядом.

***

Дамьян той зимой «болел», как всегда, за своих. Свои - это, конечно, Костаке с братом.

Когда Старейший сделал отмашку, со старта рванула бурная река порыкивающей серой стаи волчат-оборотней. Они неслись, мчались, взрывали снег лапами, азартно дыша, целеустремленно гнали к заветной финишной черте. И был их бег-полет таким поразительно завлекающим, гипнотически увлекающим за собой, что Дамьян, стоявший на изломе Состязательной тропы, увидев приближающихся волчат, летевших, едва касаясь земли лапами, заволновался почему-то, и словно захватила его какая-то древняя магия «быть в стае, быть среди своих, делать то же, что и собратья», неожиданно перекинулся и, пристроившись в бок кому-то из бегунов сам помчался, полетел, не чуя под собой лап, счастливый, свободный!