Злое счастье - Астахова Людмила Викторовна - Страница 90

Тук-тук-тук! Бьется сердце красноглазого изгоя, и каждое слово, с огромным трудом выталкиваемое из глотки, пульсирует на языке, обжигая небо.

Помоги, Заступница! Дай сил и наставь на истинный путь своего несчастливого сына.

– Один раз в сорок семь лет блуждающая звезда Драконье Око поднимается над горизонтом так высоко, что оказывается на том самом месте, откуда сбежала в незапамятные времена – на голове Ночного Дракона, – шептал почти беззвучно Итки. – И только раз в сорок семь лет в Драконов Храм, что стоит на склоне священной горы Тайю, приезжает сам Повелитель Чардэйка. Ночью, в миг Воскрешения Ночного Дракона он совершает ритуальное жертвоприношение во имя грядущих изменений. Кровь жертвы дарует Чардэйку процветание, а магам – силу. Главный Жрец утверждает, что Повелитель, таким образом, меняет будущее всего мира.

Хелит почувствовала, как плывет и качается мир у нее под ногами, как вращается вокруг своей оси планета и летит через бездну пространства и времени свет давно погасших звезд.

– Это случится ровно через десять дней, миледи. В ночь на сорок седьмой день Акстимма он наденет священную корону и пронзит костяным ножом сердце знатного пленника. Ты бы подошла идеально, но теперь… я думаю, на этот раз на алтаре будет лежать рыжий князь Приграничья. Ровно через десять дней. У нас осталось совсем мало времени, чтобы спасти его, миледи. Надо торопиться.

– Ты уверен?

Итки судорожно всхлипнул:

– Госпожа, я не знаю точно… Думаю, через десять дней наступит самая важная ночь для всех дэй’ном и для Повелителя. А рыжий князь, сын Финигаса Неистового в его руках и…

– Я поняла. Десять дней, говоришь?

В полумраке Итки показалось, что глаза Хелит светятся. И руки… у нее были такие холодные руки…

Нельзя сказать, что никто не попытался остановить леди Гвварин. Хефейд пытался. Бурчал под нос, мол, не иначе как овладело девушкой безумие и пора вязать ее веревками да поить успокоительными отварами. Сэнхан тоже старался вовсю, затмив красноречием ораторов древности. Но Хелит лишь поцеловала его в щеку, напомнив между делом, что она уже взрослая и способна отвечать за свои поступки. А еще посоветовала подержать Аллфина взаперти не меньше шестидневия. Чтобы не повторилась предыдущая история с побегом. Даже Волчара и тот попробовал отговорить ее от безумного предприятия, напомнив о месте всех женщин в общем миропорядке. Но Хелит откровенно пригрозила поджарить особо активных на поприще непрошеной заботы о ближних, не посчитавшись с чьим-то возрастом или титулом.

– Ты куда мою Пэрис задевал? – сварливо поинтересовалась она у Лайхина. – Барышнику сплавил?

– На постоялом дворе оставил, – признался тот. – И денег дал на содержание. Лошадка-то неплохая.

– Верни ее Сэнхану, – распорядилась Хелит на прощанье. – А то ведь ославлю как конокрада.

Из вредности говорила, потому что в любом случае не стала бы обрекать породистую кобылу на блуждание в зимних горах. Все равно пришлось бы где-нибудь бросить. Итки утверждал: идти придется по таким узким тропам, что не каждый взрослый мужчина сумеет их одолеть. Сам дэй’о телосложением тянул на худосочного недоразвитого подростка. Сплошные мослы и кости, в чем только душа держится. Естественно, они оделись потеплее, взяли припасов, но никто не верил в то, что леди Гвварин вернется. И почти всех такой вариант устраивал. Не станет Хелит – сойдет на нет гнусное пророчество.

Грустная получилась у далаттской владетельницы армия – она сама да уродец-дэй’о. Хорошо, хоть не приняты средь униэн бессмысленные истерики относительно целесообразности поступков взрослых мужчин и женщин. Каждый вправе сам решать, как ему распоряжаться своей жизнью: жертвовать собой или беречься, отдавать или брать. На то ты и разумное существо, чтобы понимать меру ответственности. И пусть весь Чардэйк, его могущественный Повелитель, Верховный Вигил и тысячи тысяч неистовых дэй’ном даже и не подозревали о том, что Хелит Гвварин объявила им войну, но так оно и было на самом деле. Она не стала кричать в сторону Лотримарских гор сквозь ледяной ветер пресловутое «иду на вы!» и не разразилась высокопарной речью перед строем далаттских рыцарей. Зачем, если все решится не здесь и не сейчас?

Драконье Око неумолимо кралось в родное созвездие. Остальные звезды холодно взирали на происходящее действо, а обе луны так и вообще плевать хотели на грядущее светопреставление. Они проносились по ночному небу, всецело занятые друг другом и своей вечной игрой в догонялки. Бродячая звезда подгоняла путников вперед, не давая им расслабиться и забыть о главной цели. Благо, короткие зимние дни сгорали быстро, точно пересушенный хворост, а долгие холодные ночи курились тьмой неторопливо, как кадильницы ангайских первосвященников.

– Кем была твоя мать, Итки?

– Не помню, госпожа моя.

Белый иней на белых ресницах, воспаленные веки ночного зверька.

– Знаешь ли, кто твой отец?

– Понятия не имею.

– Неужели тебе все равно, дэй’о?

– А что я могу изменить?

У таких, как Итки, не может быть никакой родни, это привилегия благородных. Кто знает, может, он сын какой-то принцессы? Хотя… сомнительно. Тогда его попросту удавили бы еще в колыбели. Он вырос среди отверженных при Драконовом Храме, с самого раннего детства прислуживал жрецам. У них имелась только одна мать – всесильная и милосердная Заступница, за одно только упоминание имени которой жрецы могли заживо содрать кожу с еретика. И неоднократно такое проделывали. Итки просто умел держать язык за зубами. Умел он уворачиваться от тяжелой руки Главного Жреца, а также угождать оному в любой прихоти. Слава Заступнице, старый желчный дэй’фа слыл аскетом и укротителем плоти.

Забавно… Презирающие дэй’о, полноценные и плодовитые сородичи бессознательно подражали изгоям в области сдерживания животных порывов. В особенности служители культа и колдуны. Невозмутимость, дарованная Итки от рождения вместе с молочно-белой кожей, бесцветными волосами и красными глазами, достигалась его хозяином путем долгих медитаций и чтения специальных заклинаний. Не укрощай жрецы без устали свою бешеную натуру – каждое жертвоприношение заканчивалось бы кровавой оргией и поножовщиной.

– Ты не боишься возвращаться? – спросила Хелит на очередном привале.

Дэй’о страдальчески поморщился:

– Боюсь. Но я должен. Заступница учит нас платить за добро добром, а на зло отвечать равнодушием. Чтобы тем самым приумножать милосердие и обуздывать жестокость.

– И у тебя получается?

– Нет. Не всегда. Но когда рыжий князь выкупил меня у бродячих нэсс и дал нож, у него не было никакой причины помогать дэй’ному. Его привела ко мне Заступница. Как же я могу подвести ее?

Определенная логика в словах Итки, несомненно, содержалась.

– Я рада, что ваши дороги пересеклись.

– Так хотела Заступница, – убежденно твердил дэй’о.

Каждый вечер он прежде, чем прижаться к Хелит и забыться чутким сном вечной жертвы, шептал себе под нос слова благодарности своей богине. За не слишком холодный ветер и не чрезмерно глубокий снег, за бледный рассвет и скорый закат, за каждый прожитый день и благополучно пережитую ночь. А еще Итки молил Заступницу о жизни для Рыжего Мэя, и, когда думал, что Хелит ничего не слышит – о ее здоровье и счастье. И только для себя ничего не просил беловолосый дэй’о. У него уже имелось все, о чем только может мечтать такой, как он, – доверие Хелит и нож униэнского князя. Два самых главных сокровища этого мира.

На седьмой день пути, с огромным трудом и риском миновав перевал, Итки осмелился спросить:

– Кто эти дети, которые снятся тебе каждую ночь, моя госпожа?

Скрытничать Хелит не стала:

– Это мои дети. Мои дети из другой жизни.

Но рассказывать историю о смерти и воскрешении не потребовалось. Альбинос понял все по-своему.

– О да! У меня тоже есть другая жизнь. Итки-из-снов тоже когда-нибудь станет отцом. Он уже и невесту присмотрел, – радостно заявил он и охотно пояснил, что Эта жизнь – всего лишь сон Другого Итки и наоборот. – Я не думал, что униэн знают о таких вещах, – с огромным уважением добавил дэй’о.