За десятью миллионами к рыжему опоссуму - Буссенар Луи Анри - Страница 26

Когда мы уже собрались уходить, он с чарующей простотой совершает бескорыстный поступок: изящным жестом щеголя сняв каскетку с надзатыльником, МакКроули достает из полотняной котомки две съедобного вида галеты и галантно преподносит их мисс Мэри.

– Бедняжки хотя бы сегодня не умрут с голоду, – говорит обрадованный сэр Рид. – До скорой встречи, господа! Я не выражаю пожелания удачной охоты, потому что, быть может, это пожелание так и не сбудется.

День обещает быть трудным. Солнце печет по-прежнему, а мы ведь не верхом на послушных и выносливых лошадях. Приходится идти пешком, и мы почтем себя счастливыми, если немного дичи вознаградит нас за труды. Где ты, мой верный Мирадор? Как бы нам сейчас пригодился твой безошибочный нюх! Что делать, Том тебя заменит. Все надежды мы возлагаем на его инстинкт человека, выросшего среди этой природы.

Мы шагаем быстро, несмотря на муки голода или скорее подстегиваемые ими. В течение некоторого времени мы идем по ущелью, похожему на высохшее русло ручья. Справа и слева высятся деревья, корни которых нашли достаточно влаги, чтобы выдержать тропическое пекло. Однако нас удивляет отсутствие птиц. Возможно, что огонь вчерашнего пожарища спугнул их, Песок приобретает все более красноватый оттенок, и в некоторых местах он напоминает огромные скопища ржавчины. Ущелье сначала сужается, потом вдруг расширяется, и мы входим в круглую долину шириной более двух километров. Здесь нас ожидает новый сюрприз. На этом красновато-коричневом гравии, окрашенном окисью железа, посреди которого тянутся полосы известковой глины, произрастают какие-то чахлые кустики. С подобным пейзажем мы знакомы давно: эта земля, пыльная, пустынная, блеклая и бесплодная, золотое поле. Природа, которая не дала себе труда украситься богатым одеянием из зелени и цветов, подобна миллионеру в рубище, уверенному в том, что он всюду желанный гость. Наносная почва, по которой мы ступаем, вполне пригодна как хранилище металлических руд.

Представшее перед нами золотоносное поле полно неслыханных богатств. Но увы! – мы можем уделить этим миллионам лишь мимолетное внимание. Мне невольно приходят на ум слова из басни о петухе, который нашел жемчужное зерно:

А я бы, право, был гораздо боле рад Зерну ячменному: оно не столь хоть видно, Да сытно.

Эти строки Лафонтена как нельзя лучше подходят к нашей ситуации. Нас мучит голод, а находим мы только золото.

Подкованный железом ботинок Сириля отбрасывает нечто желтое величиной с куриное яйцо и весом, вероятно, в 700– 800 граммов . Это изумительный самородок в форме груши, хорошо отшлифованный, без блеска, как бы слегка задымленный.

– Сколько же их тут! – говорит Сириль со смехом. – Ведь это надо: золото растет здесь как у нас картошка!

– А ты предпочел бы картошку этому самородку? Ну что ж, жалуйся, гурман, ничего тут не поделаешь.

– И все-таки я положу этот слиток в карман, мало ли что может с нами случиться.

– Не стесняйся, тебе только достаточно наклониться. Но ты, кажется, надеешься найти ресторан?

– Ну если бы мы натолкнулись на таверну, я заплатил бы за завтрак для всей компании и не взял бы ни с кого ни полушки.

С Сирилем вдруг что-то произошло… Глядя по сторонам, перебегая с места на место, он возбуждается и начинает собирать слитки, обладание которыми, видимо, заставляет его забыть о голоде. Его пример заражает поселенцев. Они присоединяются к Сирилю и, в свою очередь, начинают жадно разгребать драгоценный песок. МакКроули, Робартс и я, удерживаемые самолюбием, остаемся холодными к этому богатству, столь же бесполезному, сколь и неожиданному. Однако любопытство постепенно делает свое дело. На несколько минут мы превращаемся в золотоискателей-любителей и ковыряем ножами верхний слой песка, затвердевшего от смены солнца и дождей. На какой-то момент мы забываем о цели нашего похода, подчиняясь неодолимому опьянению, что овладевает всеми европейцами, когда они первый раз начинают копать золотоносную почву.

Но скоро пустой желудок напоминает о себе: золотая лихорадка лишь ненадолго победила усталость и голод. Покрытые потом и задыхаясь на солнце, мы трое смотрим друг на друга и не можем удержаться от смеха.

– Что скажете, МакКроули?

– Стыжусь своей выходки. А вы?

– Какая нелепость. Том созерцает нас уже полчаса, и, верно, у него сложилось о нас неважное мнение.

– О! Если бы я был в Мельбурне, – говорит Том, – собирать бы песок – пить виски. Здесь виски у майора в повозке, зачем мне работать?

Та же мысль, по всей вероятности, приходит в голову поселенцам. Голод возвращает их к действительности, и они прекращают поиски золота.

– Пошли, ребята, – зовет их Робартс. – Урожай-то хоть приличный?

– Да, сэр Робартс. Как жаль, что нельзя набрать побольше.

– Несомненно. Однако не забывайте, что дома вы получите компенсацию за все перенесенные страдания, потому что сэр Рид намерен обеспечить вам всем хорошее будущее. Найденное золото вам еще пригодится, пока же надо искать пищу. Здесь, к сожалению, мы ее не найдем.

Золотая лихорадка отняла у нас немало драгоценного времени. Уже почти четыре часа пополудни, в мы ничего не ели со вчерашнего дня.

Покинув золотоносную долину, мы попадаем в эвкалиптовый лес. Деревья здесь несколько порыжели, но в общем все еще полны живительных соков. Надрезав корни, мы утоляем жажду.

Том, который рыскает повсюду, время от времени отыскивает среди листьев, покрывающих землю, каких-то червей и личинок и тут же с удовольствием их поедает. Славный старик, нетребовательный, как и все его соплеменники, переживает, что нам нечего пожевать, и усердно ищет добычу, которой пока нет.

Наконец он останавливается перед высоким эвкалиптом, внимательно рассматривает кору, отходит, измеряет на глазок высоту ствола и вдруг начинает пританцовывать, отчаянно жестикулируя.

– Опоссум, – кричит он своим гортанным голосом.

– Где ты видишь опоссума? – заинтересованно спрашивает Сириль.

– Там, – отвечает старик, ударяя по стволу дерева топором.

– Откуда ты знаешь, что он еще там?

Том пожимает плечами и показывает Сирилю царапину на коре.

– Я тоже ее видел, но, может быть, след давний или опоссум мог поцарапать кору, когда спускался…

Молча абориген показывает на несколько песчинок, прилипших к царапине; они могли остаться только тогда, когда животное поднималось, и это для него, как и для нас, неоспоримое доказательство, что животное все еще находится в дупле этого дерева.

– Но как он забрался туда? – спрашивает Сириль, все еще недоверчиво.

Том тянет свои черный и сухой палец, напоминающий солодковый корень, и показывает скептику круглую дыру диаметром в шапку примерно в сорока футах от земли.

– Да, ты прав. Но как ты собираешься его оттуда извлечь? И потом опоссум весит всего пять или шесть фунтов. И на восьмерых-то недостаточно такого рагу. Что уж говорить тогда о тех, кто ждет в лагере…

Том считает на пальцах, но а арифметике он явно не силен. Он сбивается и снова пересчитывает пальцы на обеих руках, потом на ногах и, наконец, говорит:

– Три, четыре, пять, еще, еще, много!

Впрочем, Том привык не говорить, а действовать, руководствуясь правилом: «Acta, non verba» [13] . Поэтому он берет топор и делает глубокую зарубку на стволе в метре от земли. Четырьмя ударами он вырубает ступеньку, забирается на нее и столь же быстро метром выше делает новую. Такой способ взбираться на высоченные деревья очень хорош, но не всякий может воспользоваться этим приемом.

Поднявшись до отверстия, которое служит входом в нору сумчатых, Том останавливается, наклоняется к дыре и обращается к животному с длинной речью, предупреждая, что ему будет оказана честь – поджариваться в ямке, набитой раскаленными камнями, и потом своим вкусным мясом насытить сжавшиеся от голода желудки белых людей.

Речь его, однако, не увенчалась успехом, и будущее жаркое упорно прячется в глубинах эвкалипта. Старый охотник спускается на землю еще быстрее, чем поднимался, и размышляет, запустив пальцы в свои взлохмаченные седые волосы.