Хозяева Острога - Чадович Николай Трофимович - Страница 34

– Это всё? – спросил Темняк, мельком глянув на улики, доказывающие всеядность Годзи, но отнюдь не его склонность к людоедству.

– Всё. Ни кастета, ни крючьев, которыми Воры за стены цепляются, ни человеческих зубов.

– Может, ещё наружу не вышли? Брюхо-то у Годзи, как бочка.

– Я ему для верности слабительное дал… Напраслину Шняга на нас наводит. Сам, наверное, этих бедолаг и прикончил, а вину решил на Годзю свалить.

– И я так думаю… Но ты ихние гробы чем-нибудь всё же наполни, чтобы потом претензий не было.

– Уже наполнил. Погуще выбрал.

– Вот и славно… Послушай, как ты относишься к Свисту? Он человек хороший?

– Ну это как посмотреть. Свечи вообще-то хорошими не бывают. Даже для своих. Гонора много. Но я бы назвал его достойным человеком.

– Действительно, это ему больше подходит… Только ты этого достойного человека больше ко мне не пускай. Ни под каким предлогом. Меня для него нет. Я спустился под землю. Я улетел на небо. Меня проглотил Годзя. Понятно?

– Нет так нет. Воля твоя. С меня-то какой спрос. А тебе всё равно терять нечего. Невежа он и есть невежа.

– И ты туда же!

– Да мне-то, честно сказать, наплевать… С улицы звать кого-нибудь?

– Много там ещё?

– До вечера не справишься.

– Всё равно зови. Раз обещал принять, значит, приму.

– Перерывчик бы лучше сделал. Отдохнул немного. А то развезло тебя что-то, – Бадюг потянул носом. – Опять всякую гадость пьёшь.

– Пошел вон! Верёвки отправлю вить.

– Ну-ну, так я тебя и испугался…

С просителями удалось разделаться лишь ближе к обеду, и то исключительно потому, что среди них поползли толки – дескать, Темняк встал утром не с той ноги и сегодня к нему лучше не соваться. Скорее всего, этот слушок запустил в массы не кто иной, как Бадюг.

Наспех перекусив, Темняк решил немного развеяться, тем более что и повод для этого имелся – он давно собирался проверить состояние здешних злачных мест, где, по отзывам некоторых добропорядочных острожан, пышным цветом расцветали все мыслимые и немыслимые пороки. Это безобразие следовало либо искоренить, либо загнать в более или менее пристойные рамки.

Сам Темняк больше склонялся ко второму варианту, по опыту зная, что для искоренения человеческих пороков придётся заодно покончить и со всем родом человеческим.

На улицах уже вовсю кипела работа, никак не связанная с основной профессиональной деятельностью отдельных кланов. Каждый трудоспособный острожанин имел повседневную обязанность – убирать свежий мусор. Отказчики, кстати говоря, весьма редкие, приравнивались к таким врагам общества, как убийцы и насильники.

Сначала мусор сортировали, отделяя всё, пригодное в дело, а ненужный балласт утрамбовывали или растаскивали по пустующим норам. На любой городской стене (кроме Бойла, конечно) имелись красочно намалеванные отметки уровня, превышать который не позволялось. Если такое вдруг случалось, устраивались авральные работы, к которым привлекалось население соседних улиц.

Всё это делалось с единственной целью – не допустить, чтобы уничтожением мусора занялись сами Хозяева. Те предпочитали действовать радикальными методами – если и не мечом, то уж огнем обязательно. Последний подобный эксцесс имел место несколько поколений назад, когда от Иголок осталось только трое, от Гробов – пятеро, а прирожденные Цимбалы исчезли поголовно (впоследствии их улица вместе с профессией перешла в распоряжение Верёвок, не чуждых чувству звуковой гармонии).

Первый действующий притон Темняк отыскал на улице Башмаков, чьи обитатели имели природную склонность к бесшабашному разгулу. Оттого, наверное, и здешняя обувь никогда не славилась качеством. Выражение «пьян, как сапожник» было столь же актуально для Острога, как, скажем, и для русских городов постфеодальной эпохи, где это ремесло считалось не менее зазорным, чем труд золотарей или живодеров.

Темняка здесь сразу узнали, но виду не подали. Нравы в притонах царили самые демократичные: плати сполна – и никто тебе даже слова лишнего не скажет. Это было, наверное, единственное место в Остроге, где последний изгой имел те же самые права, что и гордые Свечи да Иголки.

Попробовав кисель (по слухам, всегда разбавленный), сыграв в принятые здесь азартные игры (по тем же слухам, жульнические) и поболтав с блудницами (якобы нечистыми на руку), Темняк убедился, что всё обстоит не так уж и безнадежно, как об этом судачили досужие языки.

Кисель оказался вполне приличным, в азартные игры, действительно жульнические, никто никого силком не втягивал, блудницы клялись, что лишнего отродясь не брали, а по заверениям старожилов, сомневаться в которых не приходилось, последний раз кровь пролилась здесь ещё в незапамятные времена, причем в абсолютно честном поединке.

Собрав все нужные сведения, Темняк с легкой душой двинулся дальше и на улице Ножиков столкнулся с весьма популярной в городе девицей по имени Чечава. До сего момента они были знакомы только шапочно, и Темняк не отказался бы это знакомство, как говорится, расширить и углубить.

– Ты чем сейчас, милая, занимаешься? – поинтересовался он (острожане, а особенно острожанки терпеть не могли всяких церемоний).

– Киселя собралась выпить, – откровенно призналась девица.

– Я другое имею в виду, – поправился Темняк. – Чем ты себе на жизнь зарабатываешь?

– Красотой, – Чечава подбоченилась. – Разве плох товар?

– Товар отменный, – согласился Темняк. – Только жалко его зазря тратить. Иди ко мне в экономки.

– Зачем я тебе сдалась? – Чечава сделала большие глаза. – Ты ведь вместо бабы со зверюгой живёшь!

– Не думал, что ты веришь подобным небылицам, – поморщился Темняк.

– А почему бы и не верить? – Чечава явно дурачилась. – Ты здесь чужой, и зверюга чужая. Есть о чем на парочку поболтать.

– Зверюга, к сожалению, немая, – сообщил Темняк.

– Так и я не очень разговорчивая! К тому же готовить не умею. А уж убираться тем более.

– Что ты тогда умеешь?

– Кисель пить! – Чечава стала загибать пальцы. – Мужиков любить! Плясать до упаду! Чужое добро транжирить!

– Плясок я тебе не обещаю. Особого добра пока не нажил. А вот кисель и мужики в моей норе найдутся.

– В норе? – Она расхохоталась. – Мне ведь одной норы мало! Мне целый Острог подавай. Весь кисель и всех мужиков сразу!

Продолжая хохотать, Чечава удалилась, а Темняку осталось только чертыхнуться ей вслед.

Эта в общем-то случайная встреча оставила в его душе столь неприятный осадок, что, посетив до вечера не менее дюжины притонов, он нигде даже глотка не пригубил.

Нельзя сказать, что Колодцы находились на положении людей второго сорта, но в Остроге их почему-то сторонились, подозревая в причастности к страшным тайнам загробного мира. Да и сами Колодцы невольно давали повод к подобным сплетням, предпочитая работать по ночам.

С некоторых пор они оставили свои привычные обязанности (впрочем, особого спроса на их услуги сейчас не было) и целиком переключились на рытьё заказанного Темняком подземного хода.

Спору нет, работа за последнее время проделана была громадная, но ожидаемых результатов она пока не принесла – Колодцы никак не могли выйти за пределы города, раз за разом натыкаясь на непреодолимые монолиты стен, казалось бы, восходивших к поверхности чуть ли не из преисподней.

В эту ночь Темняк нанес в подземелье очередной инспекционный визит. Сопровождал его не Бадюг, панически боявшийся всего, что напоминало ему о могиле, а один из самых опытных и уважаемых Колодцев – Гмыра.

Сам он мог запросто обходиться под землей и без света, но ради Темняка зажег специальную свечу, горевшую даже там, где дышать было совершенно нечем. Эти свечи были хороши ещё и тем, что в случае крайней нужды годились в пищу.

– Мы с тобой как договаривались? – говорил Темняк, шагавший чуть позади Гмыры. – Мы с тобой договаривались, что вы будете рыть всё прямо и прямо, отклоняясь лишь там, где встретите непреодолимое препятствие. В плане готовая нора должна представлять собой линию, пусть даже и извилистую. А что получилось в итоге? Какая-то спираль! Вы фактически вернулись к тому месту, откуда начали свою работу.