Хранительница Грез - Бондс Пэррис Эфтон - Страница 48

Совершенно не вникая в суть сказанного, она вежливо кивала в такт тому, что говорил ей Томас. Она даже и не прикоснулась к своему чаю. Ее рука безжизненно лежала рядом с фарфоровой чашкой.

С необычной для него нежностью Томас взял Шевонну за руку и поцеловал в запястье.

— Твое лицо так и дышит холодом. Я не позволю тебе оставаться такой безучастной.

Она вздрогнула, но все же понимала, что это случилось не только от антипатии к нему… Его низкий голос одновременно и возбуждал ее, и был крайне неприятен.

Брендон тоже не знал покоя. Он потерял его в тот момент, когда мать, разрушив мечты, разбила его сердце.

О, он сделал себе имя своими революционными новшествами в области разведения овец. С того самого дня, как вернулся во Время Грез, чтобы зализать свои сердечные раны, он с головой окунулся в многочисленные повседневные будничные хлопоты по приведению ранчо в божеский вид.

В течение двух лет Брендон ввел в употребление новые механизмы для стрижки овец и новый селекционный метод разведения. Обнес оградой одно из пастбищ, превратив его в огромный загон площадью 250 квадратных километров. У него работало тринадцать пастухов и шесть их помощников. Теперь всех овец можно было загнать в огороженный колючей проволокой загон силами всего шести загонщиков.

Брендон бурил артезианские скважины и устанавливал ветряные мельницы. В двух скважинах вода начала фонтанировать на поверхность от собственного давления. Он установил холодильные установки для мяса в разных уголках своих владений, чтобы для забоя скота не нужно было его перегонять к центральной усадьбе, из-за чего скотина сильно теряла в весе. Кроме того, это означало, что он не будет сильно связан временем, и мясо сможет оставаться свежим сколь угодно долго.

Но несмотря на огромную занятость, Брендон томился все больше и больше — даже Время Грез не смогло занять все его мысли.

Еще одна вещь почти постоянно занимала все его помыслы. Только достигнув нежного и ответственного возраста в двадцать один год Брендон более-менее стал ясно осознавать необходимость и важность секса в человеческой жизни. Мысли о сексе очень часто посещали его.

Но без голубых смеющихся глаз Шевонны ему никогда не быть счастливым.

Все это было еще до того, как в его жизнь ворвалась Лизелль. Впервые увидев ее, он не придал большого значения этому событию. Она приехала вместе с отцом, механиком, который ремонтировал и налаживал новые машины для стрижки. Хассан Али был родом из Хартума, сюда же приехал из Мельбурна. Его жена по происхождению вроде бы была ирландкой.

Результатом этого брака явилась экзотически красивая восемнадцатилетняя Лизелль, с темными, влажными глазами, розовыми спелыми щечками и пухлыми губками. Ее огненно-рыжие волосы напоминали Брендону его мать, хотя Лизелль была ниже и круглее, чем Энни. Сочная, пышущая какой-то восточной красотой, Лизелль, увы, не отличалась быстрым умом и слишком богатым внутренним содержанием.

Но у Лизелль Али были тоже смеющиеся глаза. И это обстоятельство стало решающим, когда наконец почти через месяц после ее появления во Времени Грез Брендон обратил на нее внимание. Однажды, любопытства ради, он остановился, чтобы поболтать с ней, и к своему удивлению обнаружил у нее богатое чувство юмора при слаборазвитом воображении.

— Ты не хочешь продолжить свое образование? — спросил он при первом их разговоре. — В Мельбурне только что открылся женский колледж.

Отец Лизелль и несколько стригалей занимались наладкой машин. Звуки, издаваемые машинами — скрежетание и лязганье ножей, грохот приводных механизмов — создавали такой шум, что ему пришлось повторить свой вопрос дважды.

— О Господи, нет, мастер Брендон! — Она обезоруживающе улыбнулась. — Я никогда не училась писать, да у меня и не было особого желания.

Он подавил удивление и улыбнулся. — Тебе не понравилось в школе? — Они повысили голос, чтобы услышать друг друга.

Лизелль подошла к нему поближе и почти на ухо сказала:

— Нет вовсе, я не умела читать и писать, а учителя не давали вставить ни слова.

Тут Брендон рассмеялся.

— Я умею складывать и вычитать, — сказала она. — Отец меня научил, но английский он сам знает плохо.

— А твоя мать?

— Она умерла от туберкулеза там, в Ирландии. Я тоже болела. Вот почему мы приехали в Австралию: чтобы вылечить меня. Здесь другой климат и много солнца.

— Ну что ж, тогда займемся твоим образованием. Наш учитель здесь, во Времени Грез, научит тебя правилам письма, арифметике и чтению.

— О, спасибо большое. — Она чмокнула его в подбородок и, потупив взор, убежала прочь.

Смущенный, Брендон наблюдал, как развевается на ветру ее коричневая домотканая юбка. Повернувшись к стригалям, он заметил, что на него смотрит отец Лизелль, в глазах которого блеснул огонек алчности.

Да, он был захвачен врасплох дочерью этого человека, хотя и не рассчитывал быть захваченным ни теперь, ни когда бы то ни было.

Однако Брендон не учел притягательной силы секса, захватившего полностью все существо молодого человека. Другие мужчины уже давно открыли для себя все прелести и преимущества молодости, но Брендон, где сохранив целомудрия, все-таки не смог забыть Шевонну.

Лизелль ввела его в этот мир, подарив все радости секса и открыв перед ним все тайны этого искусства. О, у него и прежде были кое-какие связи, продиктованные физическими потребностями, но он ничего не вынес из них, кроме разочарования и неудовлетворенности. Ни он, ни его партнерши не имели ни малейшего представления о том, какую радость может принести простая перемена позиций.

Пока Лизелль училась писать, он сам учился правильно совокупляться. Все свободное время Брендон отдавал изучению особенностей женского тела, учился умению ублажать его языком и пальцами, равно как и пенисом.

Они лежали в высокой, в рост человека, траве, произраставшей по берегам Вулумулу, в месте, удаленном и от людей, и от палящего полуденного солнца. Любители купаний, из тех, кто жил на ранчо, никогда не приходили сюда, потому что здесь было самое бурное течение.

— Брендон, дорогой мой, ты не должен так спешить. У тебя есть замечательная штука, но ты тратишь свою силу слишком быстро. — Медленно она провела указательным пальцем по курчавым коротким волоскам вокруг его левого соска.

Закрыв глаза, он обнял ее за шею. Запах зеленой травы и любви трепетал в его ноздрях.

— Легко тебе так говорить, моя обольстительная колдунья, ведь у тебя нет такой штуки, и ты почти всегда готова, тогда как моя…

Он ощутил ее губы на своем мужском органе, почувствовал, как тот напрягается, становясь больше и крепче, и полностью отдался внезапно охватившему радостному чувству, позволив ей делать с собой все, что она ни пожелает.

Девушка на минуту прервала свое занятие, и Брендон услышал игривые нотки в ее голосе, когда она сказала:

— Ну, он не такой крепкий, чтобы пронзить меня насквозь, но…

Он обнял ее за талию и строгим голосом произнес:

— Не кощунствуй! — И приподняв, усадил на себя. — Ну-ка попробуем, умеешь ли ты держаться в седле.

Ее посадка была безупречной.

Постепенно Шевонна все сильнее и сильнее стала ощущать неприязнь к своему жениху. Может быть, это было логичным продолжением ее заключения, что она никогда не сможет никого любить, кроме Брендона.

Черт бы побрал его душу!

Почему бы ей не рассматривать Тома как этакого альфонса, который не желает работать и стремится добиться успеха в жизни, женившись на богатой наследнице?

С чувством огромного облегчения она расторгла помолвку. И, как выяснилось, договориться с Томом оказалось невероятно легко. Ее изумило, с какой легкостью можно на деньги купить почти все, даже мужскую гордость. Она сомневалась, что Мейерс теперь когда-нибудь возникнет на ее горизонте. Самолюбивый американец никогда не признается публично, что его отвергла женщина.

Чтобы не скучать, она решила заняться домом. Вместе с верной и бдительной Минни она переехала в дом из нескольких зданий на крутом склоне Паддингтонских улиц, одного из фешенебельных пригородов Сиднея.