Венчание со страхом - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 36

Они приблизились к металлическим дверям серпентария – монолитным и несокрушимым, словно сейфовая броня. Колосов тщательно осмотрел их.

– Отсюда, значит, кража? А как проникли в помещение? Не через двери же. Ни царапины, смотрите. И замок цел. Крепкий замочек. Импортный, да?

– Вчера лично в половине девятого я его сам закрыл, вот ключ, – старичок трясущимися руками полез в карман халата. – А сегодня утром пришел – дверь отперта, только прикрыта неплотно.

Никита осмотрел дверную коробку, пол – бетонный, холодный и гулкий. Ну какие на таком следы? И перешагнул порог царства змей. Огляделся. Все, как и в прошлый раз: тусклый свет с потолка, теплый воздух, мерцающие стекла псевдоаквариума, разгороженного на сектора – вольеры.

– Ну и кого же украли? – спросил недоверчиво.

– Идите, идите скорей, – старичок ринулся вперед по проходу, – вот, вот, вот и вот, – он ткнул пальцем в вольеры.

Стеклянные дверцы их были отодвинуты, а обитателей и след простыл.

– Пропали редчайшие экземпляры! Это катастрофа, – убивался старичок, – вот этого – восхитительный экземпляр Morelia arqus мы только в мае с великими трудами по обмену получили из серпентария в Сан-Диего. А этого Python sebae…

– Змеи ядовиты? – осведомился Колосов.

– Что?

– Их укус опасен для человека?

Заведующий серпентарием испустил тяжкий вздох.

– Все похищенные экземпляры принадлежат к семейству Boidae – ложноногих.

– Ну? А что это такое?

– Питоны, удавы, – Никита хмыкнул. – Вот что, вы их латинские названия и примерную стоимость каждой, ну, этой ползучей прелести черкните мне где-нибудь на бумажке. Ладно?

– Александр Николаевич и Олег, они с тем майором уехали… Я им все уже написал… Они подадут заявление и…

– Я знаю. Но это лично для меня. Мне такой перечень крайне необходим, – мягко возразил Никита. – Уж потрудитесь снова, пожалуйста.

– Хорошо, хорошо. Я готов. Пройдемте в мой кабинет.

Они проследовали до конца «аквариума», где в стене, облицованной серым известняком, имелась узкая металлическая дверь, а за ней что-то типа прихожей перед небольшой комнатой без окон с низким потолком. В комнате громоздились стеллажи, столы и тумбы, а на них – великое множество приборов, бумаг и каких-то склянок.

– Присаживайтесь. – Старичок опустился за свой рабочий стол, включил настольную лампу и начал быстро набрасывать список похищенного.

Колосов медленно прошелся по кабинету, заглянул в пузатую склянку с притертой пробкой, полную прозрачной жидкости: «Спирт, что ли? А они тут неплохо устроились. Такими канистрами!»

– Вы давно здесь работаете, Венедикт Васильевич? – спросил он.

– Второе лето, – откликнулся старичок, не отрываясь от списка.

– Всего? А я думал вы – здешний старожил.

– Прежде, вот уже тридцать пять лет, я работал в лаборатории Московского зоопарка. Но в связи с его реконструкцией она временно закрылась. Я перешел сюда. Тоже временно.

– Значит, вы не сотрудник этого НИИ?

– Нет. – Старичок пошарил в ящике стола, извлек очечник и водрузил на нос очки в толстой роговой оправе.

– Как же эта кража произойти-то могла? – спросил Никита задумчиво. – Ведь серпентарий ваш – словно Гохран. Вы, значит, вчера все проверили здесь, все заперли, а сегодня…

– А сегодня в половине восьмого змей уже не оказалось на месте!

– А ключ… ключ от этого импортного хитрого замка где вы обычно держите? Сдаете куда-нибудь?

– Здесь он, всегда здесь! – Старичок позвенел ключами в кармане. – Ключ всегда со мной.

– А вы на базе постоянно живете? – Никита спрашивал неторопливо, со стороны даже могло показаться, с некоторой ленцой.

– Приходится жить постоянно здесь. Их нельзя оставлять, пока они… А из Москвы не наездишься, годы, знаете ли, не те уж… Короче, у нас там жилой сектор, – старичок ткнул куда-то в глухую стену. – Там домик – четыре комнаты. Мы все прежде там и жили.

– Прежде? А кто это все?

– Я, Ольгин, Женя, если ему ночевать позволяют, и Серафима Павловна, когда дежурила.

– А Званцев?

– Он при лаборатории живет во втором секторе. Там у него комната имеется.

– Возле обезьянника? Это домик такой резной – избушечка?

– Совершенно верно.

– Значит, ключ от серпентария все время при вас. В вашей комнате?

– Именно.

– Ну и как вы объясните тот факт, что дверь, которую вы собственноручно заперли, оказалась открытой? – простодушно осведомился Никита.

Старичок растерянно пожал плечами. Был он весь сухонький, бледный. Даже седые волоски его – вздыбленные и растрепавшиеся – словно бы возмущались и недоумевали.

– Ума не приложу, молодой человек.

– Это ведь не первый случай здесь, да?

– Что не первый случай?

– Ну, когда змеи ни с того ни с сего вдруг покидают свои клетки, – молвил Никита вкрадчиво. – Ведь в прошлом году был уже такой инцидент?

– Ах, вы об этом, – Венедикт Васильевич нахмурился.

– И в прошлый раз в этом безобразии обвинили бедного шимпанзе. Чарли его зовут, кажется? – Никита сел напротив заведующего серпентарием и облокотился на стол. – А вы уверены, что тогда это сделала именно обезьяна?

– Уверен. – Венедикт Васильевич снял очки и положил их перед собой. – Чарли действительно по недосмотру проник в серпентарий – это случилось среди бела дня – и открыл несколько вольеров. Я уверен, вернее, я точно это знаю, хотя…

– Что?

– Это просто невероятно, молодой человек. Невероятно, но факт.

– Что невероятно? – не понял Никита. – Что шимпанзе сумел открыть клетки? Но там запоры плевые, я же видел. Обычная задвижка.

Венедикт Васильевич побарабанил по столу пальцами.

– Невероятно то, что шимпанзе приблизился к змеям, – сказал он веско.

Никита смотрел на него с недоумением.

– Да, да! Для меня это… Видите ли, вы располагаете хоть какими-нибудь познаниями в зоологии?

– Ничем я не располагаю, – вздохнул Никита. – Темный лес эта наука для меня.

– Ну, я тоже не специалист по антропоидам, и все же… – Старичок хмыкнул. – Видите ли, для обезьян, для любых обезьян, особенно для человекообразных, нет в природе страшнее врага, чем змеи. Ни один из представителей этого вида добровольно и близко к змее не подойдет!

Колосов напряженно слушал: что-то здесь есть, что-то такое…

– Так, значит, все-таки не Чарли тогда забрался в серпентарий? – спросил он.

– Нет, молодой человек. Это сделал шимпанзе. Его видели. Но… – старичок беспокойно зашевелился на стуле, – такое поведение для него просто аномально.

– Аномально?

– Невероятно. И вот я не понимаю: что все же с ним произошло тогда, что он так резко вдруг вышел за рамки своего обычного поведения.

Никита все недоумевал:

– Но вы ведь с ними работаете. Как же вы не можете…

– Я к обезьянам не имею никакого отношения, – отрезал Венедикт Васильевич. – Программа Ольгина не в моей компетенции, я занимаюсь только своей работой – серпентарием.

– Но вам ведь коллеги объяснили, наверное…

– Мне не дали по тому факту никаких объяснений, молодой человек. Вразумительных, во всяком случае. А те, коими от меня отделались, просто несерьезны.

Колосов молчал. Потом спросил:

– Ну и какова получилась сумма ущерба?

Старичок молча передал ему список.

Никита просмотрел его, с раздражением цепляясь за латинские названия, написанные быстро и неразборчиво, – чувствовалось, что заведующий серпентарием дружит, и давно, с латинским алфавитом, – и удивленно свистнул:

– Ничего себе! Так много!

– Это все исчезающие виды. Очень редкие. Почти все запрещены к экспорту из тех стран, где они еще обитают. Обмен производится только через зоопарки и научно-исследовательские центры.

– Выходит, вор отлично разбирался в этих ваших ложноногих. Брал тех, что подороже, а дешевых игнорировал?

– Выходит, так.

– Ну и как же вы все это можете объяснить? – удивился Никита, уже в который раз он наблюдал за реакцией старичка.