Родео для прекрасных дам - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 24

Катя отложила снимки и заключение дактилоскопической экспертизы. Так, а что дали исследования видеозаписей с внешних камер наблюдения «Паруса»? Неужели все пленки того дня были изъяты? Похоже, что все. Какое толстое заключение – неудивительно, что эксперты так долго им занимались. Тут только печатать-то надо сколько! Катя перелистывала страницу за страницей – технические параметры пленки, характеристики каких-то данных. Исследуемый временной отрезок… А выводы-то? Какие выводы? Какие-то цифры, непонятное словечко «раскадровка». А тут что? «Наличие неустановленного характера помех в кадрах А78, 79 и А153 и А155». Ну и что это значит? Кто бы подсказал? Катя решила сходить в экспертный отдел – пусть объяснят, но тут вспомнила: идти-то сейчас не к кому. Все на учениях.

В дверь постучали, кто-то заглянул.

– Вызывали?

Катя оторвалась от созерцания этих самых «А78». Ба, кто к нам пожаловал! Мсье Мамонтов, герой дуэли собственной персоной. Отпущенный под подписку и честно являющийся по первому вызову.

– А это, следовательша-то моя где? – хмуро спросил Мамонтов.

– Следователь Киселева сейчас занята. Вас на какое время вызвали?

– На двенадцать часов, – Мамонтов подал повестку.

– Вам, наверное, лучше завтра прийти, – сказала Катя, с любопытством разглядывая его. – Где же ваш роскошный «ирокез», Василий?

– А, некогда возиться. Значит, завтра?

– Да, тут сейчас не до вас. Вам на работу? Давайте я повестку отмечу.

– Да на фига мне повестка. Я сам себе хозяин. Пока Олег в больнице, мы новых заказов не берем, стоят два «бумера» в гараже – так с ними я уж почти закончил. А Варлам с меня тоже этих ваших повесток не требует. Чихал он.

– Какой еще Варлам? – спросила Катя.

– Да тут у нас всего один и есть – Варлам Долидзе. Ну что, можно удалиться?

– Погодите удаляться. Присядьте, – Катя закрыла папку. – А что же, этот Долидзе в вашем автосервисе работает?

– Нет, у него своя мастерская, – ответил Мамонтов. – Это я у него не то чтобы подрабатываю, а учусь. Ремеслу учусь.

– Какому же ремеслу, если не секрет?

– Ну, он мастер. Оружейник. По старинному оружию, доспехам. Реставрирует, копирует, свои вещи делает авторские. Вы бы видели какие. К нему все табуном ходят – и киношники, и коллекционеры, и из клубов исторических.

– Значит, много бывает народа. А вот этого гражданина вы у Долидзе не встречали? – Катя показала Мамонтову фотографию Авдюкова.

– Нет, – сказал Мамонтов.

– Жаль. А как себя чувствует ваш противник?

– Кто?

– Буркин.

– Ничего. Вчера был у него в больнице. Нога заживает помаленьку.

– Нога, – передразнила его Катя. – И чего дурью-то маялись оба? А если бы вы… если бы ты его убил, а? Он вот спасать тебя из больницы примчался, а ты бы его там, в роще, взял и прикончил. Пуля-то она дура, ей ведь все равно, в кого попадать – во врага ли, в приятеля.

– Мы тогда не могли иначе, – Мамонтов понурился. – Учитель говорит, что от честного поединка и побратимы не застрахованы.

– Это кто же – учитель? Часом не Долидзе?

Мамонтов простодушно кивнул. Кате отчего-то вспомнилось словечко «сэнсэй», брошенное «драгоценным» с вершин Заилийского Алатау. Как они любят устанавливать себе авторитеты!

– И что же, он хороший человек? – спросила она.

Мамонтов снова кивнул, показал большой палец – во!

– У меня профессиональный интерес к хорошим людям, – Катя улыбнулась. – Будь другом, Василий, познакомь меня с ним.

– Чегой-то вдруг?

– Ну, мне надо. Ты вот в тюрьме до суда сидеть не хочешь?

– Я уже сказал – мне все равно, что сделал, за то отвечу.

– Ну, правильно, вы уж небось с этим своим Буркиным сговорились. Он ведь и адвоката нанял.

– Да нет, какой там адвокат. Это так, пацан знакомый, вместе в футбол играли. Он теперь в юридической конторе одной пашет.

– Ну, Вася, ну будь человеком. Мне вот так нужно познакомиться с Долидзе. Где у него мастерская?

– Да тут, в городе. У него дом, при нем мастерская.

– Давай веди меня к нему.

– Что, прямо сейчас? – усмехнулся Мамонтов.

– Да, сейчас. Ты ведь у него ремеслу учишься. Что же, раз в год к нему заглядываешь?

– А если я откажусь, вы, что же, меня снова в камеру, на нары? – прищурившись, спросил Мамонтов.

Катя покачала головой – ну что с таким делать? Чувство мужского достоинства просто гипертрофировано.

– Да на что ты нам сдался? – вспылила она. – Что за радость с этой вашей идиотской дуэлью возиться? Только время попусту тратить. Не беспокойся, не посадит тебя никто – радуйся. Если этот твой дружок не сдрейфит, будет держаться своих показаний и дальше, никто тебя не посадит. И его тоже. Только времени на вас, дураков, сколько ухлопают зря… Ну, что смотришь? Давай двигай отсюда, тоже мне еще – «бумер» у него в гараже стоит!

– Да ладно, не разоряйся, – мирно сказал Мамонтов. – Я просто не люблю, когда на меня давят, усекла?

– Усекла. Давай выкатывайся.

– А как же к Варламу? Уже не собираешься?

Катя встала, захлопнула папку. Взяла сумку. Мамонтов отчего-то стал ее ужасно раздражать. И чего она действительно к нему пристала – познакомь да сведи? Ей ведь просто сейчас нечем заняться в Щеголеве. Выводов экспертизы по видеозаписям она не понимает. Баклуши бить не хочет. Адрес мастерской Долидзе можно легко установить и явиться к нему вполне официально, без этого клоуна. Да и что спрашивать у этого Долидзе? Знает ли он вдову Авдюкова? Конечно, знает, если третьего дня сопровождал ее на допрос. Какие у него соображения по поводу убийства ее мужа? А если никаких – что тогда?

– Далеко идти-то? – спросила она.

– Я на машине, – ответил Мамонтов, широким жестом открывая дверь кабинета. – Так и быть – довезу вас, гражданин начальничек.

Машина Василия Мамонтова оказалась не менее удивительной, чем его «ирокез». Что это была за марка, понять было трудно. Кате привиделась какая-то причудливая помесь «козла»-вездехода и аварийного эвакуатора. Брезентовый верх отсутствовал по причине теплой погоды. Сзади была укреплена лебедка. Фар было несметное количество. На дверцах были намалеваны зелено-бурые разводы а-ля сафари. В общем, это был нелепый самодел на колесах, который, однако, имел приличную скорость и проходимость.

Сели и поехали. Мамонтов вел машину исключительно ногами – руки его так и мелькали, почти не касаясь руля. Он то прикуривал, то тянулся через Катю плотнее захлопнуть дверцу, то поправлял на шее серебряную цепочку, пряча ее под ворот футболки, то махал, беспрестанно кого-то приветствуя.

Чем и хороша открытая машина – тебя все видят, и ты всех видишь. Чем и хороши маленькие провинциальные городки под Москвой – ты всех знаешь, и тебя все знают с самого детства.

– Чао, Василий! – на ступеньках крохотной лавчонки под вывеской «Ювелирный» – стройная рыженькая, как лисичка, девушка в белой кофточке. Курит, улыбается.

– Мамонт, это кто это у тебя? Познакомь! – два загорелых крепыша в майках и «адидасах» разгружают «Газель» у витрины с надписью: «Товары для дома».

– Мамонтов! Але! Тетя Настя звонила – ты когда к Олегу в больницу еще пойдешь? – из окна второго этажа кирпичного дома послевоенной «немецкой постройки» вопит мальчишка

– Друг, Васька, слышь! Полтинник не дашь? Отдам железно – ты ж меня знаешь? – вдогонку «козлу»-вездеходу надрывается облокотившийся на забор палисадника краснолицый алкаш – сосед мальчишки с первого этажа.

Проехали все Щеголево насквозь – вдоль шоссе потянулось поле. Вдалеке на фоне темнеющей полосы леса виднелись двухэтажные кирпичные дома.

– Это коттеджный поселок «Радуга»? – спросила Катя, вспомнив Авдюкова и его вдову.

– Нет, «Радуга» у озера. А тут просто. Эта остановка «Двадцать первый километр» называется, – ответил Мамонтов.

– Хорошо хоть не сто первый, – вздохнула Катя.

Их обогнал рейсовый «Икарус». Он двинулся дальше по шоссе, а они свернули на грунтовый съезд – к домам. У первого дома под железной крышей с деревянной террасой-балконом, опоясывавшей весь верхний этаж, Мамонтов остановился.