Ключ от миража - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 52

– Вы погибшего, конечно, не знаете, не видели его тут в доме раньше?

– Нет. А вы так спрашиваете…

– Как? – Никита усмехнулся.

– Ну с этакой полнейшей безнадегой – а, мол, все равно.

– Так никто же ничего не говорит полезного, – вздохнул Никита. – Никто ничего не видел. Хотя, признаться, трудно в это поверить. Человек-то не иголка. И по нашим данным, этот самый погибший гражданин Бортников раньше сюда приезжал.

– К кому? – спросил Сажин.

Никита пожал плечами.

– Нет, я его не видел, – Сажин задумался, словно пытаясь припомнить.

– Может, машину видели? Синяя такая «Волга», совсем новая?

– «Волга»? – Сажин посмотрел на Никиту. – «Волгу» синюю помню. Точно, была. Она еще мое место парковочное во дворе заняла. Ох, я и матерился – ну, кретин! Хотя что возникать – двор у нас тесный, мы все тут в одинаковом положении.

– А когда эта «Волга» тут во дворе впервые появилась, не вспомните?

– Ну… Наверное, за несколько дней до… Так, подождите, в ту пятницу я приехал – она там стояла. Я машину у въезда в арку поставил. Да, наверное, прямо накануне этого нашего домашнего кровавика.

– Кровавика… Скажете тоже. А у вас самого какая машина?

– «Фольксваген», старый, хлам уже. Новый покупать сейчас бесполезно – и гаража у меня пока нет, и с деньгами я с этим переездом, ремонтом полностью вытряхнулся. Квартиру еще надо обставлять. А то у меня только здесь более-менее ничего, гостя можно принять, а в той комнате и на кухне – пустота: диван, плита да холодильник.

– Я еще вот о чем вас спросить хотел, – Никита плавно перешел к главному своему вопросу. – Тут одно происшествие было перед самым Новым годом, если быть предельно точным, то 28 декабря.

– Какое происшествие? – спросил Сажин.

– Драка во дворе. Подростки отношения выясняли. А потом одного из них с пробитой головой за гаражами дворник обнаружил.

– У нас во дворе, здесь? – удивился Сажин.

– Ну, что такие тяжкие последствия оказались, только потом выяснилось, а сначала-то все выглядело как обычная мальчишеская потасовка. 28 декабря это было, вечером, между шестью и семью часами. Ничего такого, значит, не припомните?

Сажин подумал, пожал плечами.

– Нет, вроде что-то… Нет, даже путать вас не хочу. Перед Новым годом я с ремонтом крутился как заводной. Хотелось, чтобы ребята мои, бригада, закончили все. Ну, вроде примета такая хорошая – в Новый год в новом доме… Может, что тут у нас и было, но как-то мимо меня прошло.

– Вы с соседями-то своими уже успели познакомиться? – спросил Никита, более не настаивая на эпизоде 28 декабря.

– Да как вам сказать? С некоторыми да. Вот на этаже. Тут у нас семья живет, а в двух других квартирах сплошные дамы. Цветник, – Сажин улыбнулся. – Во время переезда общались понемногу, все ведь мы тут почти одновременно въехали. Ну, еще кое-кого знаю – в основном это автомобилисты, с кем во дворе ежедневно встречаешься, здороваешься.

– Алмазова, например.

– Кого?

– Ну, Олега с шестого этажа.

– Да, просто я не знаю его фамилии.

– Дом у вас хороший, Евгений Павлович, только уж больно какой-то пустой. Целые этажи не заселены, – сказал Никита.

– Ну, тут у нас разговоры идут, что на первых этажах какой-то банк свои офисы разместит, – сказал Сажин. – Он вроде бы арендовал там помещения.

– А вы как к этому относитесь?

– Да пусть, там все равно в цоколе – магазины. А так шума меньше будет – банковское дело тихое. И потом, охрана круглосуточная.

– Это верно, – согласился Никита. – Да, если бы не эта кровавая история, с удовольствием поздравил бы вас с новосельем.

– Какая кровавая история? – спросил Сажин.

Колосов удивленно поднял на него глаза.

– Ах эта, конечно, – Сажин кивнул. – Что-то я… Я ж говорил – водки надо было сначала выпить, а потом с милицией беседовать.

– Ну, спасибо вам за помощь, не буду больше занимать ваше время, – Никита поднялся. – Мне еще с соседкой вашей, Гринцер, хотелось бы встретиться сегодня. Я сейчас на площадке у лифта слышал – там у них кто-то так поет, как солист Большого театра прямо.

– А, это к Надежде Иосифовне и к ее дочери вечно ученики приходят из консерватории, – сказал Сажин. – Старуха-то очень известный в Москве музыкальный педагог. Сама мне рассказывала – ставит голоса. Вы вот что, вы им смелее звоните, настойчивее, а то она глухая как тетерев – когда с этими своими тенорами занимается, не слышит ни фига.

Однако предупреждения эти не оправдались, Колосову открыли сразу, едва он нажал кнопку звонка. На пороге его встретили сама Надежда Иосифовна и какой-то субтильный миловидный юноша в длинном, до пят, черном приталенном пальто, с нотной папкой под мышкой.

– Ну вот, видите, как славно, один гость за порог, а другой уже в дверь, – сочным старческим баском провозгласила Надежда Иосифовна, ободряюще улыбаясь удивленному Колосову. – А мне как раз звонила Розалия Тихоновна и говорила о вас. Но, милый мой, дорогой, как же можно! – Она вдруг трагически повысила голос, подступая к Никите. – На улице лютый мороз, а вы без головного убора, даже без шарфа, куртка вон нараспашку. Вы совершенно не бережете свой голос. Разве можно так по-варварски себя…

– Надежда Иосифовна, а я не… – Никита посмотрел на парня в пальто. Тот старательно обматывал свою тонкую шейку черным кашемировым шарфом.

– Всего хорошего, Надежда Иосифовна, – сказал он быстро и любезно. – Значит, как договорились, в пятницу в шесть? – Он устремился к лифту.

– Свидание назначено, – шутливо крикнула ему Надежда Иосифовна. – Но надо усиленно заниматься, работать над собой, вы меня поняли, а исходный материал очень, очень хорош. Ну, а вы что же стоите? Раздевайтесь, проходите, – без паузы приказала она Никите. – Смелее, молодой человек, к роялю, к роялю, прошу. Что же вы так оробели? Вон вы какой крепкий, сильный, настоящий Геркулес, а тут вдруг… Розалия мне сказала – вы с ней репетировали партию Атиллы. Похвально, молодой человек, что рискнули. Обычно ваши юные коллеги выбирают для конкурса что-нибудь более привычное для непритязательного слуха. Порядком уже запетое… Ну-с, а вы захотели быть оригинальным. Что ж, прошу, – она хлопнула Колосова по плечу, подталкивая его в комнату. – К роялю!

– Надежда Иосифовна, я не певец, – сказал Никита. И после чисто гоголевской немой сцены предъявил (в который уж раз) удостоверение. Надежда Иосифовна читала его, сдвинув очки сначала на кончик носа, а затем на лоб, словно глазам своим не верила.

– Так вы из милиции, – произнесла она. – Ну, надо же… А у вас, молодой человек, весьма неординарная внешность. Какая жалость! А я-то подумала: наконец-то на нашей многострадальной оперной сцене появится молодой артист, которого будут не только слушать, но на которого будут ходить смотреть, как когда-то ходили на Огнивцева, Рейзена, Пирогова. Оперный бас, дорогой мой, это, конечно, в первую очередь – голос, неповторимый его тембр, но это и фигура, внешность, стать мужская. Такие вот плечи, мужественность. В костюме Атиллы вы бы великолепно смотрелись. Но… Ах ты боже, а про кого мне тогда Розалия-то говорила? Ума не приложу. Ну ладно, пустое, у вас ко мне, наверное, важное дело, молодой человек, а я вас совсем смутила, заговорила… Ну-с, прошу садиться, – Надежда Иосифовна царским жестом указала на кресло у рояля. – Вы, наверное, все по тому нашему ужасному происшествию? Так вы знаете, это ведь не кто иной, как я, первая обнаружила тогда на лестничной клетке…

Колосов, осторожненько плюхнувшись в кресло, вежливо перебил, что, мол, нет-нет, он про это как раз все знает, а явился, чтобы задать несколько вопросов совершенно по другому поводу. Украдкой он оглядывал квартиру. По метражу и планировке она вроде бы точно такая же, как и у Сажина, но выглядела совершенно иной. Свободного места, казалось, совсем не было, коридор забит шкафами с книгами, коробками, свертками…

– Надежда Иосифовна, – начал он. – Я вот по какому к вам делу. 28 декабря вечером во дворе вашего дома произошла групповая драка между подростками. Кажется, вы что-то видели из окна и даже пытались остановить дерущихся?