Ключ от миража - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 53

– Вам Клава… Клавдия Захаровна сказала? – живо откликнулась Надежда Иосифовна, и Никита понял, что уж с этой свидетельницей у него проблем не будет. – Мы как раз с ней вчера обсуждали, не надо ли нам от имени нашей общественности еще раз письменно обратиться в правоохранительные органы, присовокупив и этот прискорбный факт к нашей общей жалобе от всего подъезда? Значит, вы не закрыли это дело до сих пор?

– Нет, дело никто и не думал закрывать, его расследовали, правда, преступника пока еще не нашли. Сейчас мы снова тщательно проверяем все факты. А вы – очевидец случившегося.

– Я вам расскажу все, что видела, – Надежда Иосифовна еще больше оживилась. – А то ведь как же? Раньше никто от вас не приходил, не интересовался. А ведь там, я слышала, бедного мальчика то ли убили, то ли покалечили сильно… Вы понимаете, как все было-то? Я сидела на кухне, чаевничала по-стариковски. Дочку ждала. Она у меня иногда допоздна задерживается. Вот как и сегодня. Педагог, увы, раб верный своих учеников. И пока хоть один ученик желает заниматься, педагог свой пост не покинет. Это, наверное, у нас с вами общее в профессии – стойкость, ответственность, – Надежда Иосифовна вздохнула. – Числа, когда это случилось, я, молодой человек, не помню, но знаю, было это перед самым Новым годом и как раз после этого свадьба у нас тут в доме была, первая наша свадьба – так приятно… Молодожены въехали на шестой этаж. Ну, по поводу драки… Пройдемте на кухню, я вам все наглядно покажу, чтобы вы знали. – Она заковыляла на кухню, ведя Колосова за собой. – Вот тут я и стояла, на этом самом месте у окна. Пока чайник грелся, цветы решила полить. Фиалки надо вечером поливать, после заката, и непременно отстоявшейся, не хлорированной водой… И вдруг слышу дикие крики с улицы: «Пусти! Больно, пусти!» Я выглянула – во-он наша площадка детская и фонарь. Все очень хорошо освещалось, и я увидела группу мальчиков разного возраста – одни были постарше, другие совсем маленькие. Так вот, взрослые на моих глазах повалили одного маленького в снег и начали пинать ногами. Ужас! Я начала им стучать в окно, кричать, чтобы прекратили, – видите, какое окно высокое, форточки мне никак не достать. Ну, значит, стучала я, кричала – прекратите, перестаньте! Я тогда подумала, что этот маленький мальчик – сын нашей соседки Светы. Он дошкольник еще, но во дворе часто гуляет один, даже по вечерам. Светлана ему позволяет, гулять с ним ей некогда – она столько работает, бедняжка! Ну, он мальчик вполне самостоятельный, развитой не по годам… Но потом оказалось, что это был не сын Светы, а какой-то другой мальчик из соседнего корпуса. Но все равно – это было так ужасно, бить такого маленького ребенка! Я им кричала через окно, а они продолжали драться – так остервенело, жестоко, как… Как стая голодных зверенышей. Тут во двор въехала машина, остановилась вон там, – она указала на площадку перед подъездом. – У нее фары ярко горели, свет прямо по окнам прошел, я даже ослепла на мгновение. Ну, я подумала, что шофер выйдет из машины, разнимет их – они же в трех шагах от него колотили друг друга. Но когда я снова обрела способность видеть, драка по-прежнему продолжалась. Причем к мальчишкам прибежали какие-то совсем уже взрослые парни. Они дико орали, нецензурно выражались, кто-то визжал от боли… И тогда я… Ну, надо же было что-то делать, раз тот, в машине, не вмешивался? Я открыла окно, высунулась и как можно громче закричала, что немедленно вызываю милицию, если они тотчас же не прекратят. И знаете, это подействовало! Они сразу же все куда-то разбежались. Их как ветром сдуло.

– А что, водитель машины так и не вышел? – спросил Колосов.

– Я не видела, чтобы он выходил. Я даже возмутилась – такая пассивность, такая трусость. Он просто сидел там и смотрел, как они лупили друг друга.

– Значит, ребята разбежались сразу, как только вы закричали из открытого окна?

– Ну да, никого там не осталось. А этот, в машине, снова фары зажег и снова меня ими ослепил.

– А что же, он до этого их выключал?

– Ну конечно. Въехал, остановился вон там, фары выключил и сидел, не мог выйти – такой трус!

– Может, это женщина была за рулем? Могла испугаться?

– Ну, могла, конечно. Только… женщины сейчас на таких маленьких машинках ездят, ярких, горбатеньких, как жуки. А это была машина для мужчины.

– Марку случайно не вспомните?

– Ну, что вы, молодой человек, я в этом абсолютно не разбираюсь.

– Может быть, это был кто-то из ваших соседей? Тут у вас в доме полно автомобилистов.

– Что вы! Все наши соседи глубоко порядочные люди. Никто из них не стал бы трусливо отсиживаться в кустах, когда на ваших глазах терзают ребенка!

– Ну, и что же было потом?

– Вы понимаете, я не видела. Звонок в дверь раздался, дочка вернулась. Я пошла открывать. Пока рассказывала, пока охала-ахала… Мы потом с Аллой, с дочкой, снова окно открывали… Ну, одним словом, никого там уже не было.

– И той машины тоже?

– И машины не было. Наверное, уехала. Я у Аллы еще спросила: ты когда шла к подъезду, видела кого-нибудь? А она – нет, говорит, никого. Но она у меня такая рассеянная, близорукая. Это у меня дальнозоркость старческая – вон сколько очков вынуждена везде с собой таскать, на все случаи жизни. И это, к сожалению, все, что я видела. Потом уже от соседки моей Клавдии Захаровны после Нового года примерно через неделю я узнала, что в ту злополучную ночь милиция к нам во двор приезжала, что якобы паренька какого-то нашли сильно избитого, умирающего. Точнее, это потом узнали, что он жив, но покалечен сильно, а тогда-то говорили – мертвый. Ужас, представляете? Наверное, это кто-то из тех, дравшихся. Его, возможно, чем-то ударили, а когда все разбежались, его и бросили тут одного, он и замерз… Я все себя корю: нам бы с Аллой надо было выйти на улицу, посмотреть. Может быть, мы его и нашли бы сразу, подняли, вызвали бы врачей…

– Нет, не думаю, что вы могли что-то изменить, но… Вы и так нам очень помогли, Надежда Иосифовна.

– Боже, да чем? Как в традиционном английском детективе – сидит старуха у окна, за всеми смотрит, во все дела нос сует. И оказывается, что она главный свидетель… Увы, в жизни все бывает не так. Но, молодой человек, скажите – что же это такое? Ведь мы с дочкой въехали осенью в этот относительно хороший дом, в хорошем районе, а получилось, что мы попали прямо в какую-то клоаку, в прибежище убийц и хулиганов. А бедные мои соседи? У нас тут столько квартир пустует, а ведь днем, утром, когда все на работе, мы тут совсем одни остаемся – старики, дети. Поневоле страшно. Вон мой сосед напротив как въехал, в тот же день поставил железную дверь.

– Сажин? Я только что с ним беседовал, – кивнул Никита. – Да, дверь у него первый сорт. Денег больших стоила.

– Ну вот. У него деньги есть, он зарабатывает прилично. А у нас с дочкой таких средств нет. И как-то, знаете, неуютно становится за этой вот фанерой, – Надежда Иосифовна кивнула в коридор, на свою дверь. – И вот что я вам еще скажу: очень правильно, что вы снова взялись за этот вопиющий случай. Вряд ли это два разных случая. Наверняка у нас завелась какая-то шайка и орудует. Может быть, те молодцы, что мальчишек били, потом, спустя месяц, напали в нашем подъезде на того мужчину – избили его, ограбили, затащили в пустую квартиру. Ведь отчего это все? От безнаказанности. Тот раз с дракой с рук сошло, не попались, значит, в следующий раз чего-нибудь похуже задумают.

– Это вы верно подметили, – согласился Никита. – К вашей догадке, Надежда Иосифовна, есть смысл прислушаться.

Под настойчивые уговоры выпить на дорогу чая или кофе, если только он не боится вечером его пить, губя свое молодое здоровое сердце, Колосов, отказываясь и благодаря, направился к лифту.

На сегодня он вроде бы сделал все, что хотел. Наверху, на пятом этаже, вдруг хлопнула дверь.

– Шлюха!

– Ублюдок! Еще руки распускает, подонок… Не смей, не смей брать, это мое…

– Шлюха чертова! Паскуда! Да пошла ты!

Тяжелый дробный топот – на верхний этаж. На пятом, над головой Никиты, – злые сдавленные всхлипы: «Гад такой… ну, погоди у меня…»