Хонорик на тропе кладоискателей - Сотников Владимир Михайлович - Страница 17

– А можно, я тоже окунусь? – спросил он Соню. – Не хочется быть на вас непохожим.

– Только у берега и без одежды, – разрешила Соня.

Радостный Ладошка ринулся в воду. Правда, все-таки не только в плавках, но и в майке – наверное, из солидарности с остальными искупавшимися.

– Ничего-ничего, – сказал Григорий Григорьевич, – хорошо, что мольберты в воду не полетели. Сейчас расставим их на пригорочке, сами на солнышке позагораем! Кстати, и засаду устроим на этого несчастного Ромку.

«А с ним прикольно!» – подумал о художнике Макар.

Григорий Григорьевич шагал к усадьбе, как хозяин. Макар даже позавидовал его уверенности: самому-то не очень хотелось в очередной раз сталкиваться с компанией, которой верховодил золотозубый и татуированный Сашок. Может, этот Сашок – уголовник?

Макар не удержался и шепотом спросил у Сони:

– А что тебе сказал этот Ромео – там, на мосту? Что-то оскорбительное?

Соня слегка покраснела:

– Да нет, не оскорбительное. Но, по-моему, так говорить все-таки нельзя. Сказал, что я красивая. А какое он имеет право это говорить?

Макар вздохнул. Одни проблемы с Сониной красотой!

– Ты, Макар, не стесняйся, – обернувшись, улыбнулся художник. – Верти своей рогулькой.

– Да… как-то… – замялся Макар. – Здесь же просто луг. Ничего рогулька не укажет.

– Не скажи, не скажи! – засмеялся Григорий Григорьевич. – Луг-то луг, а под лугом… мало ли что может быть. Пусть вертится рогулька, если захочет.

Но Макар, наверное, все же стеснялся. При художнике почему-то не очень хотелось демонстрировать свои способности. К тому же он волновался за баллончик и петарды; наверное, они отсырели. Сработают ли, если высохнут?

Мольберты поставили на пригорке – вид открывался красивый, выбирай любую сторону света. И солнце припекало так, что влажная одежда была даже приятной. Будто специально, спасаясь от жары, окунулись в воду.

– Ну вот, малыш, – обратился художник к Ладошке, – ты здесь посторожи со своим зверьком, а мы с ребятами на пяток минут отлучимся. Прочешем усадьбу. Очень уж хочется сказать этому хулигану пару ласковых слов.

– Я останусь с Ладошкой, – сказала Соня.

Конечно, Макар тоже не оставил бы брата в одиночестве. Но раз Соня остается…

– Хорошо, – согласился Григорий Григорьевич, – а мы с Макаром займемся мужскими делами, то есть выяснением отношений.

Такая формулировка Макару понравилась. «Выяснение отношений!» Звучит, действительно, совсем по-мужски.

– Умница у тебя сестра, – похвалил Григорий Григорьевич, когда они поднялись к руинам дворца. – И брат такой милый – на девочку похож. Только он, наверное, обижается, когда его с девочкой сравнивают? Мальчишкам ведь хочется выглядеть мужественными. Как ты, например. Смело ты прыгнул в воду! Даже ни секунды не раздумывал.

– Со страху, наверное, – уклончиво ответил Макар. – А Ладошка ни капельки не обижается, если говорят, что он на девочку похож. Он, между прочим, вообще ничего не боится, потому и не обижается. Соня говорит, это значит, что у него нет комплекса неполноценности.

Заметив, что Макару неловко оттого, что его вот так, напрямую, хвалят, Григорий Григорьевич переменил тему.

– Красивая была усадьба, – сказал он. – Интересно, как она раньше выглядела, какие здесь люди жили?..

– А Соня как раз дала папе задание узнать про эту усадьбу как можно больше, – вспомнил Макар. – Приходите в гости – папа и вам все расскажет!

– Значит, папа специально интересуется усадьбой? Это замечательно… Зайду непременно, непременно, – улыбнулся Григорий Григорьевич. – Я человек любопытный. А, вот и они! Так и знал, что здесь их встретим.

Компания была в полном составе – во главе с Сашком. Вся четверка сидела на траве за камнями и о чем-то горячо спорила. Рядом лежал знакомый пес Памир.

– Они говорили, что это их территория, – на всякий случай напомнил Макар.

– Что? – удивился художник. – Они ее присвоили? Ничего, мы сейчас получим разрешение на вход в любое время суток! Вы что это себе позволяете? – издалека воскликнул он, решительно направляясь к компании. – Людей запугиваете! Значит, я не зря предупреждал их, что здесь водится всякая шпана? Позорить деревню вздумали? Если еще раз хоть пальцем, хоть словом их заденете – пеняйте на себя! Ты, – ткнул он пальцем в Ромку, – быстро к девочке извиняться. Быстро! А ты, Сашок, если еще хоть раз заикнешься о своей территории, я ее тебе укажу. Далеко отсюда. Так далеко, что долго будешь возвращаться!

– Да я… да мы… – лепетал Сашок.

– Брысь отсюда! – коротко скомандовал художник.

И команда сработала! Через мгновение среди камней никого не было. Даже Памира. Только Ромео стоял на краю холма, выглядывая Соню, – наверное, не решался подойти к ней с извинениями. А может, он и не знал, как это делается?

Макар с удивлением и с некоторым восхищением посмотрел на художника.

«Все-таки нельзя судить о человеке по первому впечатлению, – подумал он. – И даже по второму нельзя. Вот художник этот – сначала показался неприятным, потом каким-то… чересчур восторженным. А сейчас он решительный, мужественный. С таким не страшно!»

– Все, Макар, – уже совсем другим, нормальным тоном сказал Григорий Григорьевич. – Теперь это и твоя территория. И слово-то какое бандитское! Это не территория, а просто красивое место, открытое для всех. Так ведь? Вот и крути здесь на здоровье свою рогульку.

Макар улыбнулся. Даже неинтересно, когда есть такой защитник и покровитель! И петарды, и баллончик не пригодятся. А честно говоря, Макару хотелось приключений. Ну ничего, вот пойдут они к часовне на вечернюю прогулку, может, что-нибудь интересненькое и увидят. Открывать тайны всегда увлекательно. А сейчас и без приключений много забот. Пока Григорий Григорьевич с Соней будут рисовать свои пейзажи, Макар абсолютно свободно испробует в усадьбе рогульку. Чем не приключение?

Когда они вернулись на склон холма, Макар увидел, что Соня смущенно улыбается.

– Так смешно, – сказала она, – так смешно он попросил прощения! Сказал, что ему пришлось это сделать… Какая странная форма извинения, не правда ли?

– Нюк! – вдруг завопил Ладошка. – Ню-юк!

Макар вздрогнул. Зачем так орать? Вот же клетка, совсем рядом. Но клетка… была пуста.

– Нюк убежал! – всхлипнул Ладошка. – Я только на секундочку приоткрыл дверцу, чтобы клубочек травы засунуть, а он – шмыг!

– Шмыг! – передразнил Макар. – Кто тебя просил? Куда он – шмыг?

– Вон туда! – показал рукой Ладошка. – К оврагу! Только хвостик мелькнул.

– Он же хоть и домашний, – воскликнул Макар, – но дикий! Сейчас вспомнит своих дедушек и бабушек, и будем мы его искать все лето.

– Да, не получится у нас поработать, – расстроился Григорий Григорьевич, поспешно складывая мольберт и помогая Соне. – И прогулка получилась какая-то… с препятствиями. Ну что ж, на поиски!

Все разошлись в стороны, чтобы охватить побольше пространства, и направились к оврагу. Заглядывали в каждую ямку, под каждую кочку… А когда спустились в овраг, Григорий Григорьевич вдруг весело рассмеялся:

– Да вот же он, ваш зверек! Давно ли вы его поили?

Нюк, как провинившийся, сидел, сжавшись в комочек, на краю ручья, протекавшего внизу оврага, и жадно лакал воду.

– Я его перед самой прогулкой напоил, – удивленно сказал Ладошка. – Прямо из колодца воду набрал, чистую. Неужели ему здесь вкуснее?

– Все звери любят пить проточную воду, – объяснил художник. – Не из крана проточную, конечно, а вот такую, из ручья. Наверное, сказывается инстинкт предков – стремятся к водопою. Вот вашего Нюка вода и притянула, почуял ее и устремился сюда. Не пугайте его, пусть напьется, сколько сможет.

Нюк и не думал убегать. Он лакал и лакал, и только голова его покачивалась, отсчитывая движения язычка. Ребята осторожно спустились к ручью. Нюк только шевельнул ушками, услышав их шаги.

– Вода – самое большое сокровище для всего живого, – сказал Григорий Григорьевич. – Не надо ни золота, ни драгоценностей… Какие чистейшие источники могут таиться под землей! Этот ручеек – так себе, но смотрите, как красиво пьет ваш Нюк даже из него! А где-нибудь рядом прячется под землей пласт чистейшей, в сто, в тысячу раз чистейшей воды, и никак не может пробиться на поверхность. Такой клад таит в себе земля…