Зубы настежь - Никитин Юрий Александрович - Страница 83

– Коня опять менять? – спросил я почти враждебно.

– Это ж не переправа, – ответил он, защищаясь. – Но если вам хочется оставить себе предыдущего…

– Хочу, – ответил я твердо. – А то еще на козу пересадите. Итак, на борьбу со Злом?.. Я точно его сокрушу?

Куцелий сказал после минутного колебания:

– Вообще-то исход борьбы Добра со Злом чаще всего зависит от позиций судьи.

– А судьи кто?

Он взглянул с укором:

– Ну вы-то знаете.

Мне стало неловко, больше спрашивать не стал, молча добрался до своей каморки, рухнул на лавку и провалился в добротный богатырский сон, который могла бы прожечь только горячая слеза девственницы.

…Могучий рев подбросил едва не до потолочной балки. Я вскочил в кромешной тьме, сердце выпрыгивало из горла. Ударился о твердое, наткнулся на жерди, меня отбросило от холодной стены, покрытой не то сухой плесенью, не то толстым слоем копоти.

Рев повторился, страшный и требовательный. Сквозь грохот крови в ушах услышал еще голоса далеко внизу, затем вдруг возник слабый трепещущий свет.

Я находился в каменной комнате, задрапированной со всех сторон коврами, на полу медвежьи шкуры, но все равно каменной, страшноватой. А свет возник потому, что я сумел раскрыть слипшиеся глаза: желтый огонек в плошке с бараньим жиром трепетал под струей холодного утреннего воздуха, что врывался через зарешеченное окно.

За железными прутьями небо серело хмурое и неприветливое. Слабые голоса звучали хрипло, раздраженно. Донесся скрип тележных колес и запах горячего хлеба, мычание скота, что пригнали нам на корм. Раздражающе громко звякали колодезные цепи, я услышал даже плеск льющейся в желоб воды.

Дверь распахнулась без стука. В дверном проеме возник молодой паж, одетый строго по моде: правая половина куртки зеленая, левая – красная, короткие штанишки в клеточку, одна половина в синюю, другая в лиловую. Над головой трепыхаются павлиньи перья на крохотной шляпке. Он вздрагивал от усердия, щечки разрумянились, глаза смотрели преданно.

– Ваш конь уже оседлан, – сказал он звонким голосом, даже привстал на цыпочки, глядя на меня снизу вверх. – Ваш боевой молот приторочен к седлу!

Я посмотрел ошалело:

– Что?.. Зачем?.. А я при чем?

– Доблестный герой, – проговорил он оторопело, – разве вы не рветесь на великие подвиги?.. Ходят слухи, что вы отправляетесь на финальную битву с самим Злом! Чтоб, значит, разом… и чтоб всем на свете краще жилося!

Я стиснул челюсти, просчитал до десяти, в глазах стало темно от жажды схватить его за красивые ножки и шарахнуть с размаха по стене. Не красивой кудрявой головкой, а всем телом, чтобы в моей варварской длани осталась одна красивая шкурка с перемолотыми внутри костями.

– Рвусь, – прорычал я наконец. – Всех р-р-р-р-разорву…

Карий глаз моего Вороного был сердитым и укоряющим. Я услышал мощный вздох, конь сгорбился, даже чуть присел, изготовившись принять мою тяжесть. Я смолчал, что мне тоже ни свет ни заря вовсе не в счастье, герои почему-то на рассвете, вот уж в самом деле меднолобые, идиоты, сила – уму могила, кто в здравом уме так рано, даже конь понимает…

Челядь кричала радостно, из окон махали платочками ранние дамы. Я красиво воздевал руку, играя мышцами, широко улыбался, красиво и мужественно, только что не кланялся, все-таки варвар, а не какой-нибудь мушкетер, а что у меня внутри – не видят, иначе бы заткнулись со своими здравицами и пожеланиями.

Провожать вышел сам Тертуллиус, сказал торжественно и печально:

– Зло наступает, герой. Зло теснит нас, этот мир. Когда придет и к нам… то вовсе рухнет небо, и выгорят поля, во тьме заплачут вдовы, и кончится земля!.. Так что постарайся за всех. Судьба нашего мира повисла на лезвии твоего длинного меча. И все с надеждой смотрят на твое… широкое лицо.

Я повернул коня, тот переступал нетерпеливо точеными ногами. Воздух был кристально чист после ночного дождика, мой взор зацепился за далекую сверкающую точку почти на горизонте. Присмотрелся, там высилась довольно высокая белая башня, задевая верхушкой облака.

– А кто там?.. В союзники не годятся?

Тертуллиус подвигал складками на лбу, ответ должен звучать весомо и глубокомысленно, но умную речь испортил Куцелий, что вылез как черт из табакерки:

– Там… эти, которые считают себя магами!

Тертуллиус морщился, а я спросил:

– А на самом деле?

– Вы же видите, – сказал он, – их головы в облаках… Там собрались мальчишки, творят…

Я ощутил презрение в голосе молодого мага. В стаи собираются не столько мальчишки, сколько недоумки. Одни толпятся в подъездах, курят и поджигают почтовые ящики, другие на детских площадках бренчат на гитарах, заодно ломая скамейки, качели и все, до чего дотянутся их творческие руки, третьи на мотоциклах без глушителей носятся ночами по тихим улицам, не давая спать нормальным людям. Если удается, то обзаводятся черными куртками с множеством заклепок, блях и карманов, устрашающими эмблемами, ибо когда страшно, то стараешься напугать другого…

– От них тоже помощи не ждать? – спросил я полуутвердительно.

Тертуллиус снова только открыл рот, а Куцелий уже замахал руками:

– Что вы, что вы! Как всякая стая, скалят клыки на всякого, кто приблизится! Друг друга поддерживают, это закон стаи, хотя творят черт знает какое убожество… Зато других облаивают дружно и яростно. Учредили приз Бронзового Таракана, объявили самой высшей наградой…

– А как другие маги?

Тертуллиус метал грозные взгляды, пальцы его начали рисовать в воздухе каббалистические фигуры. Куцелий, не замечая угрозы, беспечно отмахнулся:

– Да к чему им таракан? Каждый знает свою силу, как знает и силу другого. А что мальчишки объявляют самыми могучими себя… Пусть! У мальчишек всегда самоуверенности больше, чем ума или умения. Честно говоря, даже если бы вас там приняли… словом, как сказал черт, когда стриг кошку: визгу много, а шерсти мало. Они ж только говорят, что они маги. Мы-то все видим, что это просто куча обделенных, которые наперебой раздают друг другу ими же придуманные награды, титулы, звания, в том числе и такие, как Величайший Чародей, Лучший Волшебник Года, Лучший Маг по Большим Заклятиям, Лучший Маг по Мелким… Не принимайте их всерьез! Покричат-покричат, а потом… подрастут. Пока что их слушают только такие же…

– Недоумки?

– Просто подростки. Даже если иному и сотня лет. В любом возрасте можно остаться с мозгами подростка. А то и трехлетнего…

Он осекся, лицо побагровело. Губы двигались, но из горла не вылетало ни звука. Я перевел взор на Тертуллиуса. Старый маг злорадно сжимал правой рукой пустоту, а на горле Куцелия ясно отпечатывались пальцы.

Тертуллиус засмеялся, показав красивые зубы, безукоризненные и ослепительные, с острыми неисточенными, как у подростка, краешками:

– Не станем тебя задерживать, наш великий герой! Надеюсь, твой квест будет столь же успешным, как и предыдущие.