Зубы настежь - Никитин Юрий Александрович - Страница 73

ГЛАВА 22

Замок выдвинулся из-за леса мрачный и неприступный, мне под ноги метнулось черное, я инстинктивно подпрыгнул, но, чтобы не упасть, ухватился за дерево. Меня трижды мотнуло вокруг ствола, сверху каркнуло раздраженно, а когда мир перестал вращаться, я увидел оскаленную пасть волка и красный язык.

– Ты настоящий герой, – сказал он с почтением. – Сразу на выручку друга! Сам погибай, но товарища выручай… Так и надо. Это было бы красиво и благородно. Я не хотел мешать, но вот этот комок перьев настоял…

Сверху раздраженно каркнуло еще громче:

– Еще бы! Красивая и возвышенная смерть – это красиво, это трогает, даже у меня может выдавить скупую мужскую слезу, что прожигает камень. Особенно когда мрет молодой и здоровый, на котором бы еще пахать и пахать. Мой лорд, ты же знаешь, что к замку нельзя подойти незамеченным. Тебя утыкают стрелами из сотни арбалетов, едва приблизишься на выстрел… Но это вот, которое в шерсти, нюхом учуяло выход… Понимаешь, высшие зрят с высоты полета, а всякие низшие все нюхом да нюхом, как пингвины.

Я перевел дыхание, чувствуя себя в самом деле глупо:

– Если пойдем подземным ходом, на выходе нас сразу же по голове и в сумку. Хотя, с другой стороны, кто станет ждать, что найдется герой, который вернется тем же ходом, что и убежал?

Ворон каркнул:

– Рассуждаешь правильно. Как герой. Как настоящий герой! И настоящий мужчина. Ты прав, никто не станет ждать, что найдется идиот, который вернется тем же ходом, что и убежал. Но… а вдруг там тоже такие же идио… гм… такие же герои? Героев ведь не сеют, не растят, они сами откуда-то берутся. Даже в наших краях. Так что я, как существо не слишком героическое, а всего лишь разумное, воспользовался бы другим ходом. Благо их тут видимо-невидимо.

Волк прорычал с отвращением:

– Мелкая душонка! Ни героизма тебе, ни самопожертвования. Тебе бы летучей мышью на людёв кидаться, кровь сосать у невинных детишек… Мой лорд, здесь поблизости есть выход из замка. Он же и вход. На случай пожара и… ну, для всякой надобности. Если разгрести вон те кусты, поднять там валун…

Не мешкая, я разгреб кусты, поднял каменюку, поднял остальные глыбы, начал сомневаться, могли и приколоться над человеком, затем блеснуло металлическое кольцо, ухватился, потянул. Затрещало, словно ломался камень, от натуги покраснело в глазах, потемнело, снова треск, появились ровные трещины, из щели пахнуло застоявшимся воздухом, полным запахов плесени.

Я поставил плиту торчком, сверху загремели жестяные крылья, пахнуло ветром. Ворон плюхнулся на каменный край огромный, как птеродактиль, закачался, растопырив крылья. Шея его удлинилась на треть, все пытался заглянуть в темноту. Волк подошел, принюхался:

– Мой лорд, я пойду с тобой.

Голос его был исполнен благородства и внутреннего достоинства. Ворон быстро каркнул:

– И я… нет, я лучше поверху, поверху. Это нисколько не умаляет ваши достоинства, мой лорд, но, рожденный ползать… э-э… пусть даже бегать по лесу, лижет лучше. Тьфу, кусает! Так что я, летать рожденный, подожду вас там, в замке.

Волк заворчал, шерсть вздыбилась, хоть не понял туманных инсинуаций, но по-волчьи ощутил оскорбление, а я поспешно опустился в тесный лаз. Дальше ход расширился, в подземном туннеле абсолютно темно, но наши глаза привыкли, и мы с волком все видели прекрасно, хоть и едва-едва, как в тумане.

Под ногами хлюпала невидимая вода. Я чувствовал, как холод пробирается сквозь выделанную кожу тура, морозит лодыжки, словно я ступаю по снегу.

Волк проговорил совсем тихо:

– Выход близко… А вон там еще один…

Мы шли вдоль сплошной каменной стены. Если бы не волк, я ни за что бы не ощутил, какие участки глыб надо раскачивать, какие нажать. Наконец одна подалась, из щели пахнуло кислым. Глыба вывалилась на ту сторону, я сжался в ком, но вместо ожидаемого грохота только смачно чавкнуло.

Волк скользнул в дыру первым. Я пролез поспешно следом. Руки уперлись в мокрое, склизкое. Волк сопел и тщательно вылизывался посреди темного подвала с рядами кадушек с кислой капустой. Что кислая, можно было и не заглядывать под крышки, те поднимались, несмотря на тяжелые камни сверху.

У дальней стены пол поднимался по дуге, дверь чуть ли не у потолка. Попробовал плечом, толстые доски из старого дуба, слегка подалось.

– Будь готов, – шепнул я.

Разбежавшись, стиснул зубы и грянулся в дверь плечом. Мы вылетели, я ожидал грохота, лязга, но с той стороны был полузадушенный крик. Мы упали на мягкое, слабо хрустящее, словно давили мешок с макаронами. Поднимаясь, увидел вытаращенные глаза и расплющенный нос, остальное было под дверью. Сзади прыгнул волк, оттолкнулся и помчался вперед по коридору. Для несчастного вес волка оказался последней песчинкой: глаза лопнули, как воздушные шарики, я ощутил на щеке липкое, теплое, но вытираться некогда, с мечом в мускулистой руке ринулся за волком.

В конце коридора черный зверь с глухим рычанием рвал горло второму стражу. Дверь слегка приоткрылась, сверху бил ослепительный свет факела, слышался сильный запах горящей смолы.

Почти не глядя, я воткнул меч в грудь лежащему, и тут же вдвоем с волком проскользнули в широкое помещение с низким сводом, с двух сторон из щелей между каменными глыбами торчат факелы, вдоль стены разложены пыточные инструменты, клещи, щипцы, крюки, сверла, буравчики, а на стенах развешаны вовсе жуткого вида страшилища для сдирания кожи, вырывания костей…

Волк прижался к полу, почти полз. Шерсть вздыбилась. Я двигался на цыпочках, прислушиваясь к каждому звуку. Где-то слышались голоса, стук железа.

На той стороне темнела дверь, волк осторожно выглянул, исчез. Я выскользнул следом в коридор, где звуки бились о стены, сплетались, появлялись с разных сторон, мне слышалось такое, что я с недоверием поглядывал и на волка, но тот крался не оглядываясь, и наконец я услышал голоса отчетливее, начал различать, узнавать…

Ход вывел на уступ. Мы ползком подобрались к краю. Страшась быть замеченным, я осторожно высунул голову. Внизу было широкое помещение, перед которым пыточный подвал показался детской комнатой. В горне полыхал огонь, в широком тигле накалялись жуткого вида щипцы. На стенах инструменты для пыток, причудливые и страшные, но я их не рассматривал, ибо на стене был распят прикованный толстыми цепями мой старый воевода! Лицо его было залито кровью, на обнаженной груди зияли кровавые раны с запекшейся кровью, а перед ним стоял хохочущий епископ с факелом в одной руке и острым ножом в другой.

– Так что же ты не обвиняешь, – говорил он весело, – ну скажи, какой я подлый и гадкий! Взвесели мою душу.

Голос воеводы был сиплый, прерывающийся:

– Ты… уже труп…

– Почему?

– Они ушли… Варвар доведет их до ее царства! И все узнают…

Епископ приблизил к его лицу лезвие ножа. По моей спине пробежала дрожь, я напрягся, готовясь выпрыгнуть. Все еще не понимал, почему епископ один, всегда же появлялся в сопровождении толпы народа… Неужели верно, что никто в замке не знает о его забавах?

– Ну как, – сказал епископ злорадно, – не нравится?

Он легонько провел острием ножа по щеке воеводы. Тот отшатывался как мог, но за спиной каменная стена, и мог шевелить только головой.

– Только не усы, – проговорил он в смертельном страхе. – Только не усы!

Епископ помрачнел, острое лезвие слегка пропороло щеку, показалась новая красная струйка.

– Ничего не узнают, – сообщил он мрачно. – Никто не знает! Эти подвалы знаю только я один. Все, кто строил… гм… умерли. Не выходя на поверхность.

– Найдут, – проговорил воевода. – Никуда тебе, тварь… не спрятаться. Варвар тебя из-под земли… или из-под этих камней найдет!

– Даже если я затоплю этот подвал? Замурую дверь? Твоей принцессе и тому дураку герцогу кто поверит? Меня чтят в этом мире… А твой тупой варвар уже улепетывает как перепуганный заяц…