Зубы настежь - Никитин Юрий Александрович - Страница 72

– Герой, – буркнул я. – Теперь перегрызи еще и прутья.

– Надо же и тебе покрасоваться, – отпарировал волк.

Я ухватился за толстое железо. В ладонях заскрипело, кожа на костяшках стала желтой, там просвечивали суставы. Я чувствовал, как вздуваются мышцы по всему телу, а не только на руках, напрягся, рванул. Прутья остались на том же месте, но я и не надеялся, что сразу разлетятся в стороны, напрягся, железо под моими пальцами заскрипело, словно ножом скребли сковороду.

– Подается, – шепнул воевода возбужденно. – Давай еще!

– Дуйся, дуйся, – посоветовал волк. – Или бережешь силы для свадьбы?

Я перевел дыхание, стиснул челюсти, мои мышцы сами превратились в железо. Кожа увлажнилась, я был похож на бронзовую статую Геракла, раздирающего крокодила, только повыше, в плечах пошире и посильнее, понятно. Прутья начали подаваться, пласты моих грудных мускулов вздулись, как щиты персов, на моих плечах можно было бы гнуть рельсы, а на голове ковать железо. В глазах потемнело, раздался скрип… но уже не в голове, это скрипели железные прутья, покидая гнезда.

– Еще, – приговаривал воевода торопливо, – еще!

Потом он умолк, перед моими глазами колыхалось красное с плавающими пятнами и волокнами, в черепе уже стоял грохот, будто там ломали камни. Голос волка ворвался как скрип сухого дерева:

– Еще!.. Давай еще!.. А этот прут?..

Меня шатало, я сжал челюсти так, что заломило в висках. Мышцы трещали, словно волокна рвущейся веревки, я чувствовал жар, кровь тяжелыми кипящими волнами била в голову, вздувала мышцы, как волны в океане во время бури. Сквозь багровый туман в глазах я чувствовал взгляд принцессы, и хотя мне вообще-то на нее наплевать, но почему-то готов был скорее умереть, чем не суметь выломать эти прутья…

Голос волка понукал, торопил, я стонал, напрягался, как Лаокоон со змеями, мышцы и железные прутья трещали, наконец, когда ноги уже почти не держали, я услышал голос воеводы:

– Да хватит-хватит! Ну зачем ты его так?

Я прислонился к стене, дышал тяжело, часто, в груди хрипело, булькало и чавкало, словно слон шел по болоту. Когда в глазах чуть прояснилось, увидел на той стороне пещеры воеводу, что отвязывал герцога. Волк сидел, расставив передние лапы и смотрел на меня с насмешливым восторгом.

По одному пруту осталось только по краям, остальные, изогнутые страшно и причудливо, усеивали пол. В щель можно было бы пройти по четверо в ряд. Я прохрипел, все еще чувствуя, как дрожит все тело после пережитого напряжения:

– Ты… это… зачем?

– Красиво было, – признался волк. – У тебя такая мускулатура!.. Мы все были в восторге.

– Ах ты ж придурок…

– Тихо, – предупредил он и оглянулся в сторону принцессы. – Кстати, она так смотрела на твои мышцы! Так смотрела…

У меня вертелось на языке спросить, как же она смотрела, в самом ли деле было грандиозно… я не сомневался, что грандиозно, но хотелось получить подтверждение еще разок, однако переломил себя, заставил себя даже не смотреть в ее сторону, а волк прислушался, сказал быстро:

– Тихо! Похоже, он возвращается.

Я закинул руку за голову, пальцы нащупали рукоять меча. Воевода опустил ладонь на рукоять кинжала.

– Мы дадим бой!

– Не стоит, – сказал волк нервно. – Я сам бы не прочь… но здесь веет недобрым. Здесь кто-то есть еще… или вот-вот появится.

Принцесса вскрикнула, воевода указал на пол. Прямо из серого камня выступали красные линии, медленно светлели, наливались пурпуром. В самой серединке проступал как бы из глубины каменной горы далекий свет.

– Встанем возле двери? – предположил он. – Как только войдет…

Волк поднял морду, понюхал воздух:

– Одна струя тянет вот в ту сторону. Если отодвинете ту плиту…

Мы с воеводой навалились разом. Глыба скрипнула по каменному основанию, отползла в сторону. Из подземного хода пахнуло, как ни странно, запахом хвои, свежей зелени, влажной земли, перепрелых листьев.

Герцог нырнул в отверстие первым, сразу за волком, следом впихнули принцессу, дальше пошел я, не выпуская из рук меч, а воевода еще повозился сзади, тщетно пытаясь изнутри задвинуть камень на прежнее место.

В темном как ночь подземном ходу глаза привыкли не скоро, я слышал легкие болезненные вскрики, сам то шарахался головой, то кровянил плечи об острые выступы. Пробираться приходилось нередко на четвереньках, так бежали, двигались и ползли долго, наконец далеко-далеко впереди блеснуло слабое пятнышко.

Я услышал радостный вскрик герцога:

– Выход? Я уж думал…

Голос принцессы был тихий и жалобный:

– Я больше не могу.

Под моими широкими ступнями жалобно вякнуло. Я на ощупь отыскал ее хрупкое тельце, подхватил, нес в этой чертовой тесноте бережно и страдая, что каждый встречный выступ стесываю ее маленькой головкой. При каждом таком ударе, сопровождающемся жутким хрустом, я стискивал зубы и ускорял шаг, стремясь выскочить на свет как можно быстрее, а когда светящееся пятнышко расширилось, я уже бежал со всех ног, торопясь покончить с этим кошмаром, выступы скал били по голове и плечам, а хрупкое нежное тельце в моих могучих руках дергалось уже непрерывно, я слышал сухой бильярдный стук, и когда проход расширился, я выскочил из каменного зева как камень, брошенный из баллисты.

За моей спиной оказалась узкая щель, сплошь заросшая кустарником и высокой крапивой с узорчатыми листьями. Впереди теснились хмурые деревья. Я пошел ломиться через кусты и мерзкую траву. Принцесса заверещала и забилась в моих руках.

Волк с широко распахнутой пастью сидел на полянке. Красный язык трепетал, как пламя на ветру, желтые глаза блестели, как крупный янтарь под солнцем.

Принцесса брыкалась, как зверь. Я бережно опустил ее на землю, она вскочила как подброшенная пружиной. Глаза сверкали дикие, лицо пошло красными пятнами. Такие же пятнышки вздувались пупырышками на ее прекрасных плечах, руках, ногах и ягодицах. На узких ремешках, что служат одеждой, остались белесые пятна сока раздавленных растений.

Стиснув зубы, она принялась яростно чесаться. Сзади затрещало, из джунглей помятой крапивы с пыхтением выполз герцог.

Я оглянулся на темный зев, что теперь стал чуточку виднее:

– А где воевода?

Герцог крикнул раздраженно:

– Он остался!

– Что?

– Остался, дурак, – крикнул он еще злее, и я понял, что «дурак» относится ко мне, а не к воеводе. Воевода поступил как верный слуга, как человек, давший присягу защищать принцессу любой ценой, ценой чести и всего-всего, перед чем такая малость, как жизнь, покажется вовсе мелочью.

Принцесса, не переставая чесаться, молча устремилась в сторону деревьев. Я на миг задержался, вдруг ей надо дать время на уединение, но герцог ломанулся следом, и мои ноги сами понесли за ними.

Впереди посветлело, деревья расступились медленно и величественно, открывая самый прекрасный пейзаж, какой мне только довелось увидеть, но гвоздь в сапоге кошмарнее всех фантазий Гёте, и я на бегу ухватился за дерево. Далеко впереди виднелись дома, крыши блестели золотой соломой, на околице группа селян собиралась с косами.

Донесся счастливый голосок принцессы:

– Это уже мои земли!

Герцог ухватил ее за узкую кисть, откуда и силы взялись, готовый бежать до самых городских врат замка принцессы. Оглянулся раздраженно:

– Что застыл как пень?

– Бегите, – крикнул я. – Теперь вы в безопасности!

Он не успел открыть рот, как я повернулся, ветер засвистел в ушах, а деревья замелькали мимо, как летящие стрелы.