Трехручный меч - Никитин Юрий Александрович - Страница 55

– Дуростью?

– Нет, дурость для вас норма, вы же красивая женщина, даже очень красивая, а вот что признали свою неправоту, это ж ни в какие ворота не лезет! У мужчин есть негласное правило: когда женщина не права, нужно у нее попросить прощения и замолчать. А женщина права всегда, у нее есть интуиция, а это такое поразительное чутье, которое подсказывает женщине, что она права, независимо от того, права она или нет.

Она слушала сперва с интересом, даже с удовольствием, я же в чем-то даже похвалил, наконец рассердилась:

– Бред какой-то!.. Когда я не права, я говорю это сразу. Просто это бывает очень редко!

– Если женщина сердится, – сказал я кротко, – значит, она не только не права, но и понимает это. Так что извините, Ваше Величество, ах-ах, извините!.. Однако ночевать придется все же в открытом поле.

Она зябко передернула плечами:

– Я предпочла бы в лесу.

– Не страшно?

– Уже привыкла. Там хоть ветки вместо крыши. И деревья как стены.

Я посмотрел на догорающий закат, сказал оптимистично:

– Скажите спасибо, что ночью не будет дождя… хотя не уверен.

– А что, может быть дождь?

Я снова посмотрел на пылающее небо:

– Скорее ливень с градом. А град размером с кулак. Такой полностью выбивает скот, если застанет в поле, пробивает крыши в хлеву и все равно убивает скот, а ураган уносит мясо и кости… Впрочем, я в приметах не копенгаген. Я герой, а не метеобюро на палочке.

ГЛАВА 6

Заходящее солнце светило в спины, от нас протянулись тени, длинные, как продовольственные реформы. Мы были еще в полумиле от рощи, ее я наметил для ночлега, когда тени достигли деревьев и сунули головы в темноту. О том, что солнце опустилось, возвестила полная тишина, дневные кузнечики стрекотать перестали, а ночные еще не начали, одновременно на мир лег торжественный полумрак, а в небе красиво и величаво возгорались багровые громады облаков, целые горы, хребты с оранжевыми вершинками.

Отыскав подходящую полянку, я расседлал коней, волк сообщил, что неподалеку стадо свиней, я поинтересовался:

– Это называется азарт?

– Мой лорд!

– Полагаешь, нам не хватит этого оленя на четверых? – спросил я, выпустив стрелу.

Волк сказал с неудовольствием:

– Мой лорд, еду надо разнообразить. Все колдуны рекомендуют.

Я отмахнулся:

– Но не другим же мясом? Поешь листьев, очень полезно, кстати. Колдуны в восторге.

Он фыркнул, убежал за хворостом. Я взялся разделывать оленя, королева разожгла огонь, ворон взлетел повыше и зорко бдил, чтобы к нам никто не подкрался и не обидел. Когда костер разгорелся, а рядом высилась гора хвороста, мы смаковали ритуал приготовления жареного мяса на камешках, на прутиках, на вертеле, потом долго и смачно жевали, наслаждались ароматным соком, дивными запахами, облизывали пальцы, сыто взрыгивали, даже королева пару раз изволила, но мы все трое сделали вид, что не заметили, из чего я втихую сделал вывод, что и волк где-то потерся среди интеллигентов, если вовсе не стихийный интель, интуитивно угадывающий правила этикета.

После ужина он с чувством зевнул, получилось хорошо, протяжно, с подвывом.

– Вот что, – предложил он, – давайте без этих дележек, кому когда на страже. Вы, мой лорд, и вы, Ваше Величество, спите, а мы с этим пернатым посмотрим, чтоб везде тихо… Он обещал рассказать, что подсмотрел в монастырских кельях.

– В женских? – поинтересовался я.

– В мужских тоже бывает всякое, – сказал ворон туманно, – монахи – народ изобретательный. Завтра вам серый перескажет, если Ее Величество позволит.

– У нас пока что нет цензуры, – ответил я надменно. – Я варвар, что значит – свободный!

Королева смотрела с отвращением, человек без цензуры – даже не дикарь, а животное, но смолчала, только губки изволила поджать, а я сказал, как подобает вождю, что строг и справедлив, но тоже близок к простому народу:

– Не разбудите лес радостным воем и счастливым карканьем. Я тоже знаю с десяток анекдотов про монахов, как-нибудь расскажу. И про монахинь помню.

Королева облила всех троих ледяным презрением, отвернулась.

Ночь прошла как обычно: две банды разбойников подкрадывались в надежде увести Рогача, передрались, а последнего затоптал острыми, как у лося, копытами сам Рогач, я зря примчался, пылая праведным гневом. Да еще ближе к утру приходило что-то темное и мохнатое, но на страже был ворон, он рассказал чудищу кое-что обо мне, чудище уменьшилось и умчалось на цыпочках, страшась меня разбудить, я утром зря расспрашивал, ворон скромно умалчивал о своих фантазиях.

После короткого завтрака двинулись дальше, волк забежал вперед, мы услышали его предостерегающий крик:

– Ого!.. Да тут была битва!.. И немалая…

Кони выехали из рощи, королева ахнула, а кони захрапели и попятились. На стыке леса и степи прямо от копыт в утреннем солнечном свете, когда легкий бриз на младые перси, а теплые ласковые лучи на ланиты, – лежат в жутких позах изрубленные тела в лужах запекшейся крови! Я подумал с раскаянием, что можно бы объехать, но если бы я знал, с какой стороны была ночная схватка, но главное – как иначе сумел бы молча и небрежно со всей глубиной моей скромности показать свой героизм, бесстрашие, отвагу, беспримерное мужество и бдительность, силу крепких мышц и длину хорошо сбалансированного меча, свои исключительные морально-волевые качества, когда всегда по-мужски на страже, всегда в оберегательности сирых, молодых и слабых, всегда беря на себя основной груз по защите мира и стабильности во всем мире, а также в отстаивании прав женщин и малых народов.

Ворон каркнул и сделал торопливый круг над павшими, безошибочно выбрал вожака орков и плюхнулся на лобастую голову, раскроенную мечом вместе со шлемом.

– Спасибо, мой лорд! – вскричал ликующе. – Именно в этом месте и надо пробивать кость… Не желаете ли отведать?

Я посмотрел на королеву, покачал головой:

– Увы, я уже отягощен «высшим». Даже диплом есть.

– Жаль, – буркнул ворон, он с силой запустил клюв в глубокую расщелину. – Помню, герой Ахиней… или Охуней… не помню, это было при взятии Фив, вот так же раскроив череп врага, отбросил меч и с жадностью пожирал мозг убитого!

Я сдвинул плечами:

– Старые боги одобрили добрую традицию, но вот молодое поколение… гм, Афина из-за этого решила не давать этому своему хахалю бессмертие. А сейчас миром правят молодые, совсем молодые, прямо зеленые… Скоро вообще от мяса откажемся, на травку перейдем.

Ворон не слушал, торопливо долбился, выхватывал еще не застывшие комья, глотал, я только услышал что-то насчет травки, что травка тоже бывает хороша, смотря из какого региона, волк пробежался по всему полю битвы, рассматривал, некоторых переворачивал, покачивал лобастой головой.

– Мой лорд, – сказал он с восхищением, – смотри слезку не вырони по уходящему мясу. Люди – хищники!.. Никогда от мяса не откажутся… раз уж убивают даже просто так, а потом столько еды бросают! Так даже волки не делают.

– Ну да, – буркнул я уязвленно, никто не восторгается, не называет меня героем, освободителем, сокрушителем, не говорит с восторгом о моих грудах мышц, – вы прямо лапочки! Поехали-поехали, ворон потом догонит.

Ворон глухо каркнул:

– Догоню-догоню… Не сегодня, так завтра…

Волк пояснил королеве:

– Он нажирается так, что пузо поднять не может. Слабый он у нас. Стареет.

– Я слабый? – спросил ворон. – Сегодня же к обеду догоню.

Королева ехала молча, но я заметил, что нет-нет и поглядывает с некоторым недоумением и странным вопросом в голубых, как у сестры, глазах. Я вздувал мышцы, выпрямлял спину, ибо по городской привычке время от времени начинаю сутулиться, а это уже не герой, что опасно: тут же побьют и куры лапами загребут, зато герою все как с гуся вода в жаркий день.

И все-таки королева, когда вздумала пообщаться, явно спросила совсем не то, что вертелось у нее на языке при виде поля ночной битвы, слишком уж заносчивый вид и язвительный голос: