Передышка в Барбусе - Никитин Юрий Александрович - Страница 93

Остаток дня прошел без приемов, обильных обедов. Честно говоря, Мрак вообще не помнил, ел он сегодня или нет. В Лесу привык обходиться по нескольку дней без еды вообще, а потом умел наверстывать…

Вечером он, велев себя не тревожить, задвинул ножкой кресла дверь и ушел через подземный ход в город. На перекрестках остались темные пятна от костров, но огонь теперь шел только от окон, да перед корчмой горел большой смоляной факел.

Он прошелся от центра к кварталам ремесленников, пошел вдоль городской стены. Донесся звонкий цокот копыт. Четверка дорогих коней катила изящную крытую повозку. Мраку почудилось, что от коляски пахнуло дорогими притираниями.

Он насторожился: кто же уезжает из безопасного города на ночь, пробежал немного следом. Перед городскими вратами кони остановились, страж подошел неспешно, слышно было, как ворчит, сопит, вгляделся, кликнул старшего. Явился командир, толстый сотник в кольчуге до пояса.

Мрак не слышал, что он спрашивает, что ему отвечал мужчина с вожжами в руках. Сотник наконец махнул рукой, стражники нехотя пошли к воротам. Створки заскрипели, кони тут же нетерпеливо двинулись вперед, будто намеревались протиснуться в щель.

Мрак сумел рассмотреть в повозке женщину, что куталась в плащ. Мужчина дернул вожжи, повозка понеслась в ночь. Створки тут же закрылись, солдаты вложили в петли толстый засов. Подошел младший командир, спросил тихонько:

– Это они?

Сотник долго смотрел вслед, прежде чем ответить. В выпуклых глазах было немалое изумление.

– На что надеются, – сказал он негромко, – эти несчастные?

Десятник поинтересовался:

– Перехватят?

– Конечно, – ответил сотник со смешком, – но там, подальше… Чтобы они отсюда выехали… а в свой Вантит не доехали.

– Понятно, растают по дороге?

– Как снег на солнце, – сказал сотник и расхохотался. – Так что их хитрая задумка не удалась.

– Разве хитрая? – возразил десятник. – Весь двор говорит, что они обезумели от любви, уже ничего не страшатся и почти не скрываются.

Сотник погрозил пальцем.

– Дети такого ранга, запомни, с детства приучены хитрить. Это что-то задумано, чтобы кого-то с кем-то поссорить, какие-то связи укрепить, кого-то подтолкнуть к войне или ссоре… Пойдем, я тебе за кубком вина такие хитрости двора расскажу!

Он отечески обнял за плечи младшего, повел в караулку. Высоко на стене что-то на миг затмило звезды, такое же темное, как ночь, черное и молчаливое.

Повозка не мчалась, а летела над землей, едва касаясь ее колесами. Сигизель настегивал коней, покрикивал, а с галопа на рысь позволил перейти не раньше, чем стены Барбуса исчезли за темной стеной леса.

Из повозки донесся счастливый женский голос:

– Милый, я просто не верила, что у нас все получится!

– Фрига, – ответил возница, он откинул с головы капюшон, впервые взглянул на звездное небо, глубоко и вольно вздохнул. – Фрига, здесь все на лжи и предательстве… Они мне должны деньги, я им простил долг. Вот они и открыли врата…

Он прервал себя на полуслове, оглянулся. Фрига видела, как и без того бледное изнуренное лицо Сигизеля побледнело еще больше. Глаза ввалились, а скулы заострились до блеска.

– Что там? – спросила она, страшась шевельнуться.

– Погоня, – едва выговорил он. – Погоня, будь она проклята!

Он принялся яростно настегивать лошадей. Повозка не катилась, а почти неслась по воздуху, лишь изредка приземляясь, подпрыгивая и снова пролетая по воздуху. Фрига вцепилась обеими руками, ногами уперлась, толчки грозят вышвырнуть из повозки, Сигизель бешено кричал и нещадно бил по лошажьим спинам.

Конский топот за спиной был едва слышен, потом нарастал, становился злее, увереннее. Фрига молилась всем богам, обещала жертвы, но в эту ночь боги спали, а топот копыт настиг, по обе стороны замелькали конские бока, грубые сапоги.

Слышались крики, брань, кони хрипели. Повозка начала замедлять ход. Фрига услышала звук удара. На дно повозки упал Сигизель, рот его был в крови. Он начал подниматься, схватил со дна повозки меч, но чья-то сильная рука выбила из рук. Фрига видела, как большой кулак с силой ударил Сигизеля в лицо, тот упал в повозке навзничь.

Повозка остановилась. Кони храпели, дико вращали глазами. Со всех сторон толпились всадники на храпящих загнанных конях. Повозка затерялась в этом море потного мяса и скрипящей кожи доспехов. Затем всадники расступились, к повозке протиснулся немолодой грузный офицер в плотном панцире из толстой буйволиной кожи. Голова его была как пивной котел, сидела прямо на плечах, а грудь и плечи были широки, под стать великану.

Он злобно оглядел пленников, бросил одному резко:

– Связать!

Сигизель начал приходить в себя, его грубо поставили на ноги, завернули руки за спину и связали крепко-накрепко. Фрига попыталась укусить одного за руку, но всадник ударил ее по лицу. Она ахнула от неслыханной дерзости, а ее бесцеремонно связали так же туго, немилосердно. Она закусила губу и старалась не выронить слезы, когда новая грубая веревка впилась в ее нежную кожу.

Сигизель вскинул голову, спросил:

– Что это значит? Если вы разбойничаете, если вам нужен выкуп…

Сотник грубо выругался, сделал движение двинуть его кулаком в лицо, но Сигизель сидел в коляске, и сотник поленился наклоняться.

– Выкуп? Это у вас там, в Вантите, одни продажные шкуры!.. Но есть такое, что не купишь ни за какие деньги! Вам, в Вантите, этого не понять.

– Да? – спросил Сигизель. – Что же это?

– Честь! – проревел сотник. – Вы, несчастные, вздумали подкупить людей нашего благородного Рагнара!.. Не понимаете, что честь не купишь ни за какие деньги?

Сигизель сказал с едкой горечью:

– Вы говорите о чести?

Сотник засмеялся громче:

– А разве не видно?

– Не лгите. Вы просто решили убить двух зайцев. И долг не отдавать, и получить благодарность от своего хозяина.

Сотник сказал насмешливо:

– Не без этого, Сигизель. Эй, Моргун! Возьми вожжи, разворачивай повозку. Коней в конюшню, а этих приведем пешком с петлями на шее. Нет, Сигизель, не в Барбус. Барбуса ты больше не увидишь… Думаю, больше вообще ни одного лица не увидишь. Есть у вас там умелец, больше всего любит глаза выжигать. Дурак!.. Пальцы отрубывать куда интереснее…

Фрига вскрикнула в отвращении:

– Вы мерзавец!

Сотник смерил ее пристальным взглядом.

– Если вдруг благородный Рагнар передумает… то я найду, как вас использовать, дорогая. У меня есть тут такие страшилища, что с ними ни одна продажная девка не ложится. Я вас познакомлю…

Один из воинов перескочил прямо с седла на облучок, ухватил вожжи. Сигизель скрипел зубами, дергался в путах. Фрига плакала злыми беспомощными слезами.

– В дорогу! – крикнул сотник. – Мы еще должны…

Он умолк, оглянулся.

– Что за…

Из глубины ночи в их сторону неслась пурпурная точка. В считаные мгновения разрослась, превратилась в красного коня, на нем сидел громадный всадник с безумным лицом и огромной секирой в руках. Воины задрожали, попятились. Незнакомец натянул поводья, грохот копыт умолк. Огненный конь остановился в трех шагах от капитана. Из широких, как у дракона, конских ноздрей валил дым и вылетали искры. Грива и хвост горели золотом, от них шел свет, а сам конь казался выскочившим из раскаленного горна.

Всадник рявкнул страшным голосом:

– Кто посмел остановить этих людей?

Сотник ответил сразу осевшим голосом:

– Приказ… Это велел Рагнар Белозубый…

– Это не дело Рагнара! – гаркнул всадник. – Поворачивайте и убирайтесь отсюда, псы!

Сотник вздрогнул, как от удара хлыста по лицу. При появлении страшного всадника он вел себя как пес перед огромным волком, но сейчас глаза полыхнули гневом. Он покосился на своих бледных людей, пальцы скользнули к мечу, он сказал сдавленным голосом:

– Никто не смеет меня называть псом…

Всадник вскинул громадную секиру.