Откровение - Никитин Юрий Александрович - Страница 100

Хвальгильд озлобленно бухнул кулаком в стену. Грохнуло, сверху сорвался камень с бычью голову. Осколки разлетелись с сухим злым стуком, гномы впервые подняли головы, да и то не все, молоты стучали в том же ритме.

– Есть здесь нормальные, – проревел Хвальгильд, – с кем бы я мог говорить?

Один гном, согнутый и с бородищей до пола, нехотя отставил молот, почти в свой рост.

– Нормальные – это те, кто работает, а не бегает по горам наверху.

– Добыча водится наверху, – возразил Хвальгильд, – а не в норах!

– Нормальные добывают железо, – продолжал гном упрямо, – а безумцы подвергают себя ветру и всякому там… Ты кто, гора мяса для наших котлов?

Хвальгильд покрепче сжал дубину:

– Ну-ну, ты погляди сперва на это. Я привел к тебе гостей. Это мои братья, потому принимай их как мою родню, иначе…

– Что иначе? – спросил гном с интересом.

– Иначе поссоримся, – пробормотал Хвальгильд. Похоже, он пытался представить, чем сможет насолить гномам. – А я страшен в гневе…

Гном развел руками, непомерно длинными для такого роста:

– Ну, ежели настолько страшен, что сокрушишь гору, в недрах которой обитаем… Ладно, я вижу, у тебя братья такие же страшные, как и ты сам.

Томас всхрапнул от оскорбления, а Олег, что уже в глубине пещеры рассматривал молоты и клещи, бросил оттуда:

– Точно! Что значит горный народ, что на версту вглубь видит. Ты перековываешь крицу с черноспелом?

Гном оглянулся с таким удивлением, словно его вздумала учить тупая наковальня:

– Какой дурень перековывает с черноспелом? Хрупкость на ветре, щерчастость, хоть узор тот же…

– Гм, – сказал калика, он понюхал клещи, – а я бы сказал, что сегодня ими держали репчатый булат, обернутый в черноспел… ну, не совсем еще черноспел, но уже почти…

Гном бросил негодующий взор, подошел, понюхал, но его широкие ноздри явно ничего не уловили, зато лизнул клещи, задумался, лизнул еще. Лицо вытянулось, бросил на Олега взгляд, полный злобы и подозрения, отшвырнул железо. Вопль его был неожиданно густым, будто вырвался из самых глубин горы:

– Перкун где? Перкуна сюда!!!

Олег сказал утешающе:

– Да ладно, сойдет… Разница совсем крохотная. Кто заметит?

Гном завизжал, лицо стало багровым, борода вздыбилась, по ней запрыгали синие искорки:

– Сойдет? Это у вас, людей, сойдет, а мы работаем… мы работаем…

Он задохнулся от ярости. Олег похлопал по спине, лицо было участливое, но Томас ясно видел по зеленым глазам, что потому людям жить и захватывать земли вширь и вглубь, а гномам с их добросовестностью не стало места сперва наверху, а вскоре потеснят и в горах, когда туда придут люди-рудокопы.

– Помоги, – попросил он, – а в уплату дам металл, которого вы еще не знали.

Гном поперхнулся, лицо из багрового стало вовсе синюшного цвета:

– Мы? Гномы? Да чтоб чего-то о металлах не знали?

– Вы знаете все на земле, – согласился Олег поспешно. – Даже богам столько не снилось. Но на землю, как спелые груши, падают всякие там звезды, камни, железки, куски льда, град, дождь… Бывает, рухнет такое, что… ну совсем новое, чего еще не падало…

– Что это? – спросил гном подозрительно.

– Отдам, если снимешь наши ошейники.

Гном присмотрелся, в глазах появилось расчетливое выражение. Олег вытянул шею. Корявые пальцы гнома, им бы подковы ломать, быстро и ловко ощупали неизвестный металл, даже веки опустил, весь отдавшись тонким ощущениям. В пещере начали появляться новые гномы, все как один бородатые, толстые, со свирепыми сварливыми лицами. Томас вспомнил рассказы дяди, что гномы матереют в три года, а борода растет с четырех. У пятилетнего гнома бывает уже по пятеро своих детей, что сами быстро обрастают бородами. А живут чуть ли не столько, сколько сами горы. Как только не заплодили весь мир! Видать, либо света не выносят, либо их давит в завалах тысячами…

Старший гном завопил, сбежались еще, бережно ощупывали ошейники. Томас чувствовал легчайшее прикосновение, словно его шеи касались лебяжьим пухом, даже теплым воздухом, но потом прикосновение стало грубым, голоса гномов из почтительных стали деловыми, отрывистыми, Томас увидел, как из горна вынимают раскаленные инструменты, а самый бородатый гном взял с наковальни грубый молот и повернулся к нему, недобро скаля зубы.

Пресвятая Дева, мелькнуло у него паническое. Да ведь им раз плюнуть снять эти проклятые ошейники! Стоит только срезать головы…

Но шевельнуться уже не мог, стальные захваты держали голову крепче, чем если бы ее придавило рухнувшей башней Давида. Он ощутил, как бесцеремонные пальцы схватили его за волосы, натянули, на шею обрушился удар, он содрогнулся, закашлялся, сознание помутилось, он ощутил себя падающим в глубокую пропасть…

Олег терпел, сцепив зубы. Гномы, разобравшись с металлом, стали грубыми, ковыряли и пилили так, будто им все равно, останется голова на плечах или же рухнет с наковальни на усыпанный железными опилками пол. Наконец дышать стало легче, а голоса гномов зазвучали прямо в голове. Он вздохнул полной грудью, ребра жадно задвигались. По голове пару раз больно задели, скоба вышла из колоды с чавкающим звуком, словно из топкого болота.

Гномы сгрудились в углу пещеры, в середине самый бородатый победно вздымал к потолку чудесный браслет. Вокруг колоды с Томасом еще толпились, там звякало.

Растирая шею, Олег протиснулся к Томасу в тот момент, когда с последним ударом толстая полоска раздалась на две половинки. На шее острая заусеница оставила царапину, выступили алые капли крови, в дымном свете почти черные. Гномы поспешно сдирали ошейник, только один нехотя и с натугой поддел железным рычагом скобу, свистнул, за другой конец ухватилось с десяток рук, и скоба медленно поползла из дубовой колоды.

Голова Томаса осталась лежать, но синий цвет шеи неспешно сменялся багровым, перешел в алый, и веки рыцаря медленно поднялись, открывая синие, как озера, глаза.

– Ну и здоров же ты спать! – восхитился Олег.

– Сэр калика… мы где?

– В аду, – сообщил Олег охотно.

– Да, но… мы еще… все еще?

– Это поправимо, как ты уже знаешь. Вставай. Ох и любишь лежать! А идти надо.