Куявия - Никитин Юрий Александрович - Страница 66

Она проламывалась, продиралась, ветви хлестали по лицу, царапали руки, рвали одежду. В самом низу ноги прошлепали по влажной траве и даже по воде, ручей не охладил ее ступни, и тут же пришлось почти на четвереньках карабкаться вверх по склону. Кусты встретили ее как врага, стоят несокрушимой крепостной стеной, приходилось проламываться, как будто в самом деле ломала камень…

Иггельд выскочил на поляну через миг после того, как Блестка нырнула в овраг. Он пробежал немного и остановился, растерянно оглядываясь. Потом заметил овраг, сердце екнуло. В таких оврагах обычно густая трава, колючий кустарник, там легко спрятаться, и пленница, возможно, решила схорониться там…

Он чувствовал невольное уважение: не всякая женщина решится броситься в лес, где полно диких зверей, а спуститься в такой овраг, темный и полный всяческих опасностей… Впрочем, напомнил себе рассерженно, она же артанка, а эти варвары даже женщин заставляют вести себя по-мужски.

Он подбежал к краю и, тяжело дыша, торопливо осматривал заросли. Острый взгляд сразу ухватил место, где беглянка нырнула в кусты: ветки неестественно сдвинуты, а тыльная сторона листьев повернута к солнцу. Но дальше след терялся, словно она превратилась в ящерицу и пробежала у самой земли, где листья не помешают…

Ноги сделали первый шаг, когда взгляд зацепился за крохотную фигурку, что на четвереньках выкарабкивалась уже на той стороне оврага. Он закричал в бешенстве:

– Стой!.. Стой, я тебе говорю!

Она вздрогнула от его могучего крика. Пальцы соскользнули с корня, она скатилась на пару шагов, но тут же с удвоенной силой начала карабкаться вверх. Иггельд зарычал в ярости, когда она ухватилась за край, ее тонкая фигурка оказалась наверху и, даже не оглянувшись, помчалась в чащу.

– Сто-о-о-ой! – заорал он.

Зеленые заросли расступились, как вода в озере. Иггельд заорал снова и бросился в овраг. Кусты трещали, как сухие былинки. Он пронесся вниз, как падающий с горы валун, за ним осталась широкая просека, почти на такой же скорости сумел взбежать наверх.

Там остановился, хватая ртом воздух. Ноги от усталости стали ватными, кровь стучала в виски и грозила разломать череп. Он понимал, что надо вернуться, что глупо и нелепо гоняться за женщиной по лесу, когда она не что-то знатное, за которое можно получить огромный выкуп или большую выгоду, и когда вообще, вообще это глупо… как будто значит для него настолько, что он стремится доказать ей, что сильнее, что может и умеет больше, чем она…

Из последних сил он заставил себя двинуться через кусты, ломился по орешнику, бежал, натыкаясь на деревья, скользил, падал, снова поднимался, и когда дыхание уже разламывало грудь, в зелени мелькнуло ее светлое платье.

– Не уйдешь… – прохрипел он обугленным ртом.

Ноги подкашивались, в груди полыхал огонь, деревья качались, но глаза упорно держали ее фигурку. Артанка тоже не бежала, едва двигалась, ее раскачивало на ходу, к тому же она сильно прихрамывала. Он настиг или же она остановилась в изнеможении, он помнил только, что в последнем усилии ухватил ее за плечи, и они рухнули на землю. Она вскрикнула от удара, Иггельд ухватил ее за растрепавшиеся волосы, перевернул на спину.

Он успел увидеть испуганное и одновременно разъяренное лицо. В тот же миг маленький кулак ударил его в нос. Другой рукой вцепилась в густые отвратительно светлые волосы. Иггельд взревел от резкой боли, непроизвольно отмахнулся, ее голова дернулась, повернулась в сторону, и все тело застыло.

Иггельд лежал рядом, в груди всхлипывало, холодный воздух врывался, как падающий водопад, и попадал там на раскаленные внутренности, шипел, вырывался обратно белым паром. Еще не придя в себя, он встал на четвереньки, потом, держась за дерево, на ноги и, все еще не отнимая руки от дерева, несильно пнул ее ногой.

– Вставай, – велел он хриплым измученным голосом. – Не поверю, что не слышишь.

Она не шевельнулась, толкнул ногой снова. Ее голова дернулась, веки медленно поднялись. Глаза затуманены, Иггельд понял, что она почти не видит его, а если и видит, то в тумане. Артанка с трудом оперлась руками о землю, плечи вздрагивали. Сверху казалась беззащитной и жалобной. Иггельд так же непроизвольно протянул ей руку, сама и не поднимется на ноги…

Голова поднялась, глаза отыскали его лицо. Руки не приняла, встала на нетвердых ногах. Иггельд вздрогнул и едва не отступил. Глаза полыхают лютой ненавистью, она прекрасна в испепеляющем негодовании, черные локоны рассыпались по плечам, на щеке засохшая кровь.

– Мерзавец, – сказала ясным голосом. – Насильник…

Она сделала шаг навстречу, ноги подкосились. Падала медленно, он успел протянуть руку. Она повисла, легкая и невесомая, сейчас показалось, что держит в руке сомлевшую белку, настолько легка и невесома.

Он прижал к груди, она задвигалась, приходя в себя, начала отталкиваться. Он внезапно и резко ощутил потерю, словно выдирали часть его самого. Она отстранилась, он успел увидеть гневное лицо, залюбовался и сказал себе, что за всю жизнь не видел ничего более прекрасного, чем эта гордая и неукротимая женщина, маленькая, но яростная, не сдающаяся перед таким огромным и сильным врагом.

Острая боль обожгла левый бок. Он охнул, рука метнулась и перехватила кулак, сжимающий рукоять ножа… который ухитрилась вытащить из его же ножен!

Она еще пыталась бороться, он сильным толчком отшвырнул, нож вылетел и упал между ними. На солнце пурпуром, словно раздавленная земляника, блеснуло красное лезвие. Иггельд поспешно прижал подошвой сапога, пощупал бок. Ударила умело и точно: в левую сторону, даже рассчитала, как лезвие пройдет между ребер и рассечет сердце. Не учла лишь, что сама еще слаба и что куявы, в отличие от бесшабашных артан, которым жизнь недорога, чаще всего носят кольчуги.

Мне жизнь дорога, мелькнуло в голове злое. И так просто ее не отдам.

Ратша ахнул, когда из леса показалась Блестка, руки туго связаны за спиной, конец веревки в руке Иггельда. Он тащился следом, бледный и понурый, Черныш ринулся навстречу, едва не повалил Иггельда, принялся облизывать, а Ратша завопил еще издали возмущенно:

– Ты с ума сошел! Я уже хотел улетать сам. Только Черныш заупрямился почему-то. Тоже дурак, как и ты. Посмотри, где солнце!.. Ты истратил весь день в этой дурацкой погоне! Чем вы там еще занимались? Скоро ночь!

Иггельд, кое-как отбиваясь от Черныша, добрел до их стоянки, тяжело опустился прямо на землю. Ратша поперхнулся, заметив наконец, что Иггельд не только исхудал в беге, но и бледный как полотно, в одной руке конец веревки, а другой зажимает левый бок. Пальцы в крови, красная струйка подмочила рубаху до самого пояса. Тяжелая густая кровь все еще продавливается между пальцев, сползает по бедру.

– Что случилось?.. Ты ранен? Много их было?

Он бросился осматривать рану. Иггельд постанывал сквозь зубы. Ратша поспешно вытащил бурдюк с вином, Иггельд жадно припал к отверстию пересохшим ртом. Блестка отвернулась, не желая видеть роняющего свое достоинство мужчину, которого в последние минуты уже начала уважать. Правда, совсем немножко.

– Один дракон… – прохрипел Иггельд, оторвавшись на миг от бурдюка, – стоит сотни воинов…

– Там был дракон?

– Да…

– Откуда?.. Где он?

Иггельд кивнул на Блестку. Ратша смотрел на нее с изумлением и гневом. Бросился к мешкам, вытащил чистую тряпицу, заставил поднять руки, стащил через голову плотно облегающую кольчугу, весь левый бок нижней рубашки в крови. Присвистнул, поднял ее, торопливо принялся туго перевязывать бок. Иггельд морщился, еще дважды прикладывался к бурдюку.

Ратша поинтересовался рассерженно:

– И что, опять ночевать в этой проклятой степи? Когда я не вижу гор со всех сторон, мне становится жутко!

– Артане живут так всю жизнь…

– Что артане, – отмахнулся Ратша. – Козы и дикие кони тоже так живут… Хотя умные козы прыгают по горам, а глупые – по степи… Эх, Иггельд! Удивляешь ты меня… Мы ж целый день потеряли! Пусть бы бежала, черт с нею. Стоило ли из-за нее… вот так?