Восточный конвой - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 40

Он принялся быстро и умело снимать датчики и отключать провода. Милов сидел неподвижно. Он провел языком по пересохшим губам.

– У вас тут есть что-нибудь попить?

– Пересохло во рту? – в голосе Клевреца вдруг прозвучало как бы неподдельное участие. Он открыл один из шкафчиков у стены – это оказался холодильник, – достал бутылочку. – «Фанта» вас устроит?

Видимо, удивление Милова выразилось в его глазах: бывший сослуживец засмеялся.

– Старинное изречение можно было бы перефразировать так: «Я не человек, но ничто человеческое мне порой не чуждо», – сказал он. – Что делать, мы слишком долго существовали в тесном общении с людьми, и даже, признаюсь, в чем-то завидовали им, хотя зависть – чувство, а чувства, как вам уже известно, нам не свойственны. Но ведь и чувствам можно подражать – и не без успеха… Так что, кстати говоря, вы напрасно испугались вопроса о другом поле. Ну, пейте смело: в эту жидкость ничего не подмешано.

Милов не без удовольствия осушил бутылочку.

– Еще? Не стесняйтесь, вы меня не разорите, и Службу тоже.

– Благодарю, достаточно.

– На здоровье. Надеюсь, что оно вам еще понадобится. Но я ощущаю, что у вас возникли по этому поводу сомнения или, по крайней мере, вопросы. Не стесняйтесь задать их.

– Благодарю. Что теперь со мной будет?

– Как вы сами понимаете, вы честно заработали бы списание на протоплазму – если бы действительно оказались технетом. Но вы – человек, и для меня это стало ясно в тот миг, когда я увидел ваш несменяемый номер; он сделан довольно умело – но не для профессионала. Все же это кустарщина. Кололи сами?

Ну что же: Клеврец всегда отличался хорошим чутьем…

– А если бы и так?

– У нас его не колют, а наносят лазерной иглой. И конфигурация цифр у нас стандартна и заметно отличается от вашей. Конечно, самому на себе, да еще без специального оборудования, мудрено сделать лучше, чем получилось у вас. Однако сейчас это не имеет принципиального значения. Поскольку вы человек, протоплазма вам не угрожает. Но – это ведь не единственный возможный способ завершить свое бренное существование. Так что на эту минуту все еще зависит от вас самого.

Милов несколько приободрился.

– Вы прекрасно умеете объяснять, – сказал он. – Я всегда так считал. Готов слушать и дальше.

Это было, по сути, предложение играть в открытую.

– Разумно. Я ведь сказал вам: это был сеанс одновременной игры. Кроме той, которую мы уже сыграли, ведется еще и другая, и с ее правилами я сейчас вас познакомлю. Дело в том… Кстати, могу ли я узнать ваше уважаемое имя?

Значит, предложение оказалось отвергнутым.

– Предположим, Чука.

– Очень смешно. Но если вы предпочитаете пользоваться технетской кличкой – не стану возражать; так или иначе наступит момент, когда вы назовете свое настоящее имя – вам просто донельзя захочется его назвать… Так вот, дело в том, достойный Чука, что мы, как вам, возможно, уже приходилось слышать, заинтересованы в сотрудничестве с людьми. Оно весьма важно для нашей экономики, для определенных ее отраслей. Понимаю вашу мысль: у нас достаточно – или должно быть достаточно – и своих, так сказать, исконных людей. Не стану спорить. Хотя сейчас их значительно меньше, чем предполагают ваши специалисты. Но это все, я бы сказал, немного не те люди. Насколько мне известно, вы совсем недавно активно общались с их представителями…

– Не стану отрицать, – прервал его Милов, – что они произвели на меня очень приятное впечатление. И если бы я был человеком – вы понимаете, это всего лишь предположение, а вовсе не признание, – я с удовольствием проводил бы время в их обществе.

(«Что же: продолжим игру по-твоему. Хотя не очень понятно пока, к чему она может привести. Что разыгрывается в конце концов?»)

– Не стану комментировать ваше «предположение». А что касается людей – могу вас заверить: знакомство было слишком непродолжительным, чтобы вы смогли составить о них сколько-нибудь точное представление. Вы ведь знаете, что люди познаются не за бутылкой… За годы пребывания в некоторой изоляции от других людских сообществ и вообще от активной жизни, наши люди, так сказать, утратили умение жить, потеряли вкус к бытию, что ли… одним словом, безнадежно отстали. А нам нужны именно современные люди – и нужны для очень многих дел, серьезных и не терпящих отлагательства. Вот я и предлагаю вам оказать Технеции некоторую вполне посильную помощь.

– А почему вы решили, что я чем-то отличаюсь от прочих технецианских людей? Опять-таки – если я человек, в чем я сам не уверен.

– Ох, боже, что за непрофессиональный вопрос! Да слепому видно, что вы в Технеции совсем недавно. Чересчур разительно отличие.

– В самом деле?

– Не надо выпытывать, я охотно объясню и так, в этом нет никакого секрета. Во-первых, об этом свидетельствует то, что вы нас – и меня в частности – не боитесь. А будь вы нашим – боялись бы. Потому что будь вы нашим, вы могли бы оказаться в Текнисе только одним способом: бежав отсюда, с Базы, или же оттуда, где вы были и где вас задержали – из Круга. Иными словами, вы должны были бы все годы, что миновали после возникновения Технетского государства, провести либо тут, либо там. Человек, живший здесь, хорошо знает, что такое – технет в его худших проявлениях. Любой технет, осуществляющий на Базе установленный правопорядок, презирает людей, ненавидит их и не стесняется в обращении с ними, потому что в его представлении они уже вымерли, хотя внешне кажутся еще живыми. Что делать, милый Чука, смена власти для кого-то, как правило, болезненна, происходит ли она в рамках группы, нации, расы или в мировом масштабе… Далее, такой человек вряд ли осмелился бы притворяться технетом, заранее зная, что где-то обязательно сорвется – вот как вы с той техналью на улице… Кстати, вы ее знаете?

– Увидал впервые в жизни.

– Что ж, в этом я вам поверю… Так вот, человек сорвется – а он знает, что такое поведение является одним из самых нетерпимых нами преступлений. Технеты – не люди, они – выше, и мы не хотим, чтобы кто-то из людей пытался ослабить нас, затесавшись в нашу среду.

– И тем не менее, вы приглашаете меня…

– Это совсем другое дело. Мы приглашаем вас, зная, кто вы; приглашаем для выполнения конкретных дел; работа ваша будет вознаграждена – и на этом отношения наши завершатся.

– Интересно, как стали бы вы меня вознаграждать – разумеется, если бы все, что вы предполагаете, оказалось правдой? И что стало бы со мною потом?

– Вы задали два вопроса, но ответ на них один. Мы отпустим вас, и вы спокойно отправитесь к себе домой. Я не имею в виду тот район, что вы мне недавно назвали; нет, я говорю о вашем настоящем доме – там, за границей, в той обширной стране на востоке, гражданином которой вы являетесь.

– А вы так уверены, что я захотел бы такого исхода?

– Если бы вы от него отказались, я с удовольствием предложил бы другой вариант, по-моему – гораздо более выигрышный. Но это – замечание между прочим, это не ответ. А прежде чем ответить, я попрошу вас оказать мне – вернее, нам – небольшую услугу. Она действительно невелика, но для вас многое зависит от ее выполнения.

– Ну, если это в моих силах… – протянул Милов, и счел нужным добавить: – Я имею в виду мои реальные силы, а не то, что вам мерещится…

– О, я вижу, что вы чувствуете себя все более уверенно – иначе не решились бы дерзить мне. Но это, может быть, и к лучшему. Итак, у меня нет никаких сомнений в том, что выполнить нашу просьбу – целиком и полностью в ваших силах.

– Было бы интересно услышать…

– Но разумеется! Дело в том, что, как вам, вероятно, уже известно, совсем недавно в воздушном пространстве нашей страны потерпел аварию самолет, следовавший нерегулярным рейсом. Он по неизвестной пока причине взорвался в воздухе.

– Какой ужас! – сказал Милов и покачал головой. – Я слышал об этом краем уха, но подробностей, увы, не знаю.