Царь, царевич, король, королевич... - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 23

Из угла выступил толмач, бережно держа завернутый в тряпицу предмет.

– Кто поможет нам, златошвейкам? – вопрошал Кубатай, в пылу выступления причислив себя к женскому полу. – Нам поможет Смолянин! Человек с золотыми яйцами!

Девки ахнули, и взгляды их слегка затуманились.

– Вот он, – продолжал речь Кубатай. – Вот он, спаситель. Благодаря его способностям… да что говорить! Лучше один раз увидеть! Смолянин, показывай!

Девки охнули и подались вперед. Не заподозривший дурного Смолянин развернул тряпицу, извлек на свет белый золотое яйцо и передал его Кубатаю. Тот разбил его над припасенным заранее блюдечком.

– Вот оно! Золотую скорлупу пока в сторону… пригодится… белок и желток сюда, как видите, они тоже золотые… немножко сахара, для вязкости. Размешаем… Что у нас получилось?

– Золотой гоголь-моголь! – гордо ответила одна из девиц.

– Нет, что ты! Получилась позолота! Пропускаем нить через раствор, обтираем, слегка подсушиваем… Видите? Видите, как она блестит и сверкает?

– Мы видим, мудрый Кубатай, – хором ответили девки.

– Подойдите поближе. Ближе… Потрогайте нить. Чувствуете, какая она мягкая и шелковистая?

– Мы чувствуем, мудрый Кубатай…

– Итак, у нас есть дешевые и красивые нити! И что мы будем делать? Правильно, вышивать! Наладим кустарное производство…

И тут взгляд Кубатая упал на Ивана-дурака, глубоко просунувшегося в дверь.

– Ох! – повторил он недавнюю реплику Ивана.

– Дурак! – обрадовался Смолянин, не имевший причин бояться.

– Выйди на минуточку, мудрец, – позвал Иван. – Пусть пока девки ниточки пощупают, побеседуют…

Бедный мудрец медленно прошествовал к двери, бросил последний взгляд на вышивальщиц, горестно вздохнул и вышел в коридор. Иван прикрыл дверь, и наступило тягостное молчание.

– Как дела на Руси? – первым не выдержал Кубатай.

– Спокойно, – с достоинством ответил Иван. – А на Большой земле?

– Да тоже ничего… Погода скверная стоит, все дожди да дожди…

Разговор не клеился. Мудрец прятал глаза и смущенно ковырял пальцем в ухе, Иван страдал неподвижно.

– Как Марьюшка? – спросил он наконец.

– Ничего… привыкает. Сына вот родила недавно.

– Сын – это хорошо! – свирепея, начал Иван.

– Иваном назвали… – продолжил хитрый Кубатай.

Дурак поперхнулся и робко спросил:

– Так что ж, помнит меня Марьюшка?

– А как же! – оживился Кубатай. – И я помню, и она. Порой вздохнет да и скажет: «Люблю, мол, тебя, Кубатай, а Иван-то все равно перед глазами маячит! Эх, жизнь непутевая…»

– Значит, так, – решил Иван. – Не держу я на вас обоих зла. Что делать, раз уж так повернулось… Приезжайте в гости, пображничаем. А сейчас дело у меня к тебе есть.

– Какое? – спросил обрадованный Кубатай.

– Велено тебя с толмачом к князю Владимиру доставить. На предмет вашей благонадежности. Советник новый, Гришка Распутин, чего-то против тебя имеет.

– Не пойду! – завопил Кубатай. – И не проси!

– Да я и не прошу вообще-то. Возьму вас с толмачом под мышку да и отнесу в темницу. Делов-то…

Снова наступила тишина. Мудрец откашлялся и укоризненно сказал:

– А говорил: «Зла не держу»…

– Так не держу ведь! Приказ князев!

– За приказами легко прятаться. Эх, Иван…

– Да я ни при чем!

– Знаю, знаю… Как приедет Марьюшка меня разыскивать, скажи: сгинул, мол, Кубатай, в застенках княжецких, велел кланяться, сыночка одной подымать… И не забудь уточнить, что ты – ни при чем.

Несколько мгновений Иван-дурак простоял столбом, нервно жуя воздух, потом из глаз его покатились слезы.

– Ой… ой, доля моя тяжкая… и зачем я пошел тебя искать?..

Кубатай ждал.

– Бегите! – решил Иван. – Бегите с Руси, нехристи! Да побыстрее!

– Будет сделано, Иван! – оживился Кубатай. – Береги себя, в гости приезжай, будет что нового – пиши! Смолянин!

Из дверей показался растрепанный толмач.

– Надо менять дислокацию, – сообщил ему мудрец. – Против нас строят козни!

И чужеземцы рванули по лесенке. А Иван-дурак, поглядев им вслед, зашел в горенку.

Вышивальщицы встретили его появление удивленным писком.

– Ну что, девки, будем визжать или медовуху пить? – мрачно спросил Иван.

– Медовуху? – оживились златошвейки.

– Ее самую. – Иван достал из-за пазухи бутыль медовухи и чекушку царской водки, припасенные в каком-то трактире. – Сладенькое – дамам, а нам, богатырям, – напиток покрепче!

И начался девичник.

Долго ли, коротко ли топил Иван свое горе горькое да измену нежданную, то неведомо. Только под утро вышел он из терема, провожаемый вздохами златошвеек, взял у старика служивого, укоризненно качающего головой, булаву и побрел куда глаза глядят.

На то, что три богатыря запропастились куда-то и не дождались его, Иван особого внимания не обратил. А зря! Дело было так…

Отпущенные благородным Иваном нехристи вихрем слетели по лестнице и уж совсем было собрались убегать, как вдруг…

– Мудрец с толмачом! – завопил Алеша Попович, протягивая к бедным чужеземцам карающую длань. – Никак убегли от Ивана?

– Он нас сам отпустил! – неосторожно сообщил Кубатай.

– Погубит Ваню доброта, – покачал головой Алеша Попович. – Совсем парень умом тронулся – на гнев княжий нарывается!

– Ничего, мы его спасем, – решил Илья Муромец. – Отведем басурманов в темницу, а сами скажем, что их Иван поймал.

Так и сделали. Подхватили чужеземцев, бросили поперек седел да и поскакали…

А Иван, томимый печалью и жаждой, шел по просыпающемуся Киеву. Прошел мимо Днепра, где на берегу парубки с дивчинами жгли костер и пели частушки, посидел на завалинке какой-то хаты, под развесистой опунцией, пугнул макаку, ворующую на общинном поле батат… И решил: надо идти с повинной. Кубатай со Смолянином уже далеко, никто не догонит. А скрывать свой поступок – не богатырское дело.

Дворец Владимира возвышался невдалеке от терема Советников, где денно и нощно сидели княжьи мудрецы. Терем был обложен хворостом, а неподалеку дежурили стрельцы с огнивами – на случай, если князь решит провести перевыборы. Иван забрел в сторожку, поболтал со скучающими стрельцами, попил кваску и немного посплетничал. Тема была одна, неиссякаемая – причуды Гришки Распутина, княжьего приятеля и помощника. В последнее время Гришка взял манеру париться в бане с замужними бабами, причем на прелести их не глядел, а требовал хлестать его веником и поливать квасом… Сойдясь со стрельцами на том, что поп Гапон был не в пример лучше Гришки, Иван распрощался со служивыми и пошел сдаваться.

Долго бродил Иван по дворцу. Владимир еще почивал, а сдаваться кому попало было не с руки. Наконец, утомившись, Иван направился прямо в застенки, решив ознакомиться с будущей квартирой.

В застенках было тихо, лишь из пыточной камеры доносились голоса. Со скуки Иван решил послушать и подошел поближе…

– Признавайтесь, тати, супротив князя нашего злое замышляли?

– Опомнись, крестьянин! – урезонивал кто-то говорящего. – Нам князь твой даром не нужен!

– Ага, значит, власть ни в грош не ставите?

Иван приоткрыл дверь…

Посреди пыточной камеры стоял Гришка Распутин в алом армяке, подпоясанном веревочкой, и многозначительно крутил в руках плеть. А перед ним, привязанные к дубовым колодам, сидели… Смолянин и Кубатай. Иван в сердцах плюнул:

– Вот ведь остолопы! Все одно – попались!

– А скажите-ка, нехристи, – голос Гришки вдруг изменился, – как вы детишек спасли?

– Каких детишек? – удивился Кубатай.

– Стаса с Костей! Я ж их спрятал надежно! А с реальностью ничего не делается!

«О чем это он?» – подумал Иван.

– Откуда про реальность знаешь, мужик? – возмутился Кубатай.

– Я все знаю! И про ДЗР, и про остров наш, и про тебя, генерал! И вовсе я не мужик! Я сам – княжецкой крови.

«Это не Гришка, – сообразил Иван. – Кто-то другой. Но кто?»

Ивана осторожно похлопали по плечу. Богатырь обернулся.